СЕНСАЦИЯ
01
31.05.2010 в 04:04
Пишет dora_night_ru:Мое очередное сумасшествие...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу!
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.
Один европейский писатель, Оливер Голдсмит так его звали, как-то сказал: «Не задавай вопросов, и я не буду лгать». Сразу видно, умный был чувак, не то что нынешние писаки. Очень уж точно он сумел сформулировать причину, по которой Кларк Кент не любит давать интервью. Просто парень не любит врать, а далеко не всякую правду стоит знать репортерам. Но, как назло, Кларк Кент – сын сенатора Американских Штатов и восходящая звезда американского футбола. Потому желающих взять у него интервью – хоть лопатой греби! Лично Кларк бы – позволь ему воспитание – с превеликим удовольствием огреб бы парочку самых пронырливых этой самой лопатой.
Так или иначе, Кларк Кент не любит интервью. Он вообще не любит, когда о нем пишут. Особенно когда пишут «ЗВЕЗДА». Да, вот так – большими такими буквами. Иногда даже на фоне звездно-полосатого флага, мать их. Кларк Кент не звезда, он просто играет в футбол. А звезды… Ну, звезды – это те маленькие маячки на небе, которые указывают путь темной холодной ночью. Одна из этих звезд – его дом. Может, там даже остались его папа и мама. Ну, родные папа и мама. Ну, понимаете… Впрочем, это долго объяснять. Кларк и сам не до конца понимает. Просто он упал на Землю в метеоритный дождь. И у него есть кое-какие способности.
Кстати, о способностях. Месяц назад он начал использовать их, чтоб помогать людям, попавшим в беду. И теперь пишут о нем намного больше. Причем, намного больше ерунды. Хорошо хоть никто не знает, что Кларк Кент («сын» и «звезда») и Пятно («супергерой» и «суперзлодей») – одно и то же лицо.
Отец, когда впервые прочитал о геройских похождениях в газете, скривился так, будто наткнулся не на заметку о каком-то фантастическом герое, а на фотографию сенаторского сыночка в обнаженном виде на весь разворот. Но «помогать людям, попавшим в беду» – один из главных постулатов его предвыборной кампании. Что он мог возразить сыну в такой ситуации? Ограничился только: «Будь осторожен, сынок». И всё. Летай по Метрополю вальсом. Кларк и летает. В перерывах между учебой в университете, игрой в футбол и благотворительными приемами мамы.
В принципе, игрой в футбол можно было бы и пожертвовать. Ради более великой цели. Но интуитивно Кларк чувствует: не стоит. Футбол недаром назван американским. Любят американцы этот вид спорта. А Канзас – такая же часть Америки, как и Вашингтон. И не стоит так пренебрежительно щурить глаза, мистер! Канзас – это сила. Я вам говорю! Канзасцы любят свой штат. Любят своего сенатора. И любят футбол. Один папин друг даже пошутил как-то, что Джонатана выбрали в сенат, потому что накануне Кларк заработал тачдаун своей команде. Кларк не знает насколько это правда. Но точно знает, что ему не простили бы так легко его «голубого окраса», не будь он «восходящей звездой американского футбола». Поэтому на помощь людям он летает только в «перерывах».
И в глубине души его это бесит. Бесит почти также сильно, как некоторые статейки этих горе-писак. Все их «гипотезы» и «теории» – это же курам на смех! Чего стоит, к примеру, статейка о том, что он – переодетая лесбиянка (ну ладно, тут они почти угадали), которая мстит мужчинам за их шовинизм и пренебрежение к женщинам? Ну разве он виноват, что преступления совершают в большинстве своем мужчины? Это не повод менять ему пол!
Среди бескрайнего моря бесконечной человеческой глупости есть только один островок вполне рациональных «размышлизмов», которые Кларк читает… ну, почти с интересом. Блог «ЛЛ». Единственный сайт, на котором Кларк о себе читает только факты. Единственный сайт, где за электронными символами чувствуется душа. Человеческая душа. Читая ЛЛ Кларк сам хочет быть человеком.
«Лично мне не важно, с какой стороны у Пятна сердце. Гораздо больше меня интересует – о чем оно болит?»
Кларк уверен, что так тонко прочувствовать чужие желания и настроения могла бы только девушка. А что, неплохо бы было! Потому что ЛЛ – единственная девушка, на которой Кларк мог бы жениться. Нет, точно мог бы! И отца-консерватора не попрекали бы больше столь либеральным сыном. Да, было бы неплохо. А если б эта девчонка оказалась еще плоскогрудой и коротковолосой – было б совсем хорошо.
Не то чтобы Кларк сильно мучился из-за своей ориентации… Большинство окружающих эту ориентацию предпочитают в упор не замечать. Вот только всё время так получается, что в душе после игры он моется один. Вроде бы случайно, но всё же… Нет, Кларк совсем не горит желанием любоваться голыми задницами приятелей по команде. Вдруг и впрямь какая понравится? Вот будет кошмар! Просто надоело чувствовать себя прокаженным.
Поэтому он стал этим дурацким Пятном на теле метрополисской преступности. Ему нужен был повод, достойный повод, смыться куда подальше от так называемых друзей и приятелей. Даже от семьи. Которая всё понимает. Но которой было бы лучше – будь всё иначе.
И вот теперь он помогает людям. Раз уж себе помочь не может.
А еще украдкой читает ЛЛ. В надежде, что когда-нибудь она объяснит ему то, что он сам в себе не понимает.
«Свобода слова бывает только на заборах. Во всех остальных изданиях всегда есть редакционная политика и корректорская правка. Поэтому не верьте в свободных журналистов – всё продается. Просто настоящий журналист продается лишь раз».
Эти слова главного редактора «Дэйли-Плэнет» Перри Уайта молодой студент факультета журналистики Метропольского университета Лекс Лутор запомнил навсегда. И мысленно пообещал себе тогда, что лично он продастся только «Дэйли-Плэнет».
Вот только с его родословной нелегко это будет. Отец – ведущий скандальных ток-шоу – это же кара божья! И все окружающие уверены, что раз он пошел в журналистику, то точно «по стопам». И плевать им, что Лекс если и собирается идти по стопам, то только по стопам Святого Михаила – стать этаким соратником воинствующего человечества против сил зла. Не беда, что он не летает, как это чудесатое Пятно. Перо – это тоже меч. И меч этот порою опаснее любой суперсилы.
Так что ни в какие ток-шоу он не пойдет. Его удел – криминальная хроника. Он так отцу на свое совершеннолетие и сказал. И тут же вылетел со съемной квартиры. Потому что папочка прекратил отстегивать деньги непутевому чаду. Лайонелл Лутор не любит вкладывать средства в бесперспективные проекты.
Но Лекс себя еще покажет. Может, его сенсация ждет его за углом? Надо только туда повернуть. А не сидеть сиднем в папином пентхаусе. И не забывать фотоаппарат: сейчас без доказательств никуда.
Поэтому Лекс и мечется по городу день-деньской, перекусывает на ходу и периодически ночует в ночлежках, когда хозяева выставляют его с очередной квартиры за задержку квартплаты. Но Лексу плевать. Ему нужна Тайна Века. И ради нее он готов на всё. Кроме подлога. Потому что если он что и вынес из папиных вакханалий, так это то, что правда – пострашнее любой лжи. Разбивает семьи, крушит карьеры, ломает судьбы. А Лексу нужна правда, карающая преступников.
Конечно, вряд ли он найдет такую правду в горящем борделе… Но, черт, прикольно же! Все эти голозадые мужики и визжащие тетки! Истеричная Мадам, пытающаяся погасить пламя шампанским. И голый дедок, вопящий из окна второго этажа, чтоб ему либо вернули деньги, либо закончили минет.
Лекса разбирает смех. От этого подрагивают руки. Черт, половина фоток будет не в фокусе. Зато в фокусе будет вот эта симпатичная попка. Упругая попка прилизанного верзилы. Ну что поделать, нравятся Лексу упругие мужские попки. Если с репортерской карьерой не выгорит, пойдет снимать порнографию.
Если выживет. Потому что его как раз заметила охрана заведения. А эти не любят журналюг на своей территории. Такие вообще не любят «прессу». Разве что под автомобильным прессом.
Лекс бегает хорошо. Обычно лучше таких вот ребят. Но на Бей-стрит сегодня ремонтные работы. Сегодня здесь тупик. И это хреново. Очень хреново.
– Попался, сученыш.
Черт, лучше пусть разобьют нос, чем камеру. У него нет денег на новую. А без нее он как без рук. Впрочем, кажется, руки ему сейчас тоже оторвут.
– Нравятся мужские зады, педрила? Своим блеснуть не хочешь?
Судя по их похабным ухмылкам, вопрос риторический. Хреновая ситуёвина.
– Ну что, журналист, да? Привык работать руками? – дикий ржач. – А ротиком поработать не хочешь?
Вот еще, не собирается Лекс Лутор брать в рот первую попавшуюся дрянь. А что перед ним самая что ни на есть дрянная дрянь он видит даже без объектива. Поэтому просто заезжать хуком справа тому что слева, а ногою – по яйцам тому что сбоку. Вот только их тут пятеро на него одного. И это, пожалуй, многовато.
Удар третьего отбрасывает Лекса к стене. Он уворачивается от четвертого. На минуту сходится в клинче с пятым, но получает под дых от первого и перестает их считать. Просто раздает удары направо и налево. Вот тут один из них и вытаскивает пистолет.
Мир замирает. Сужается до черной точки. Черной бездны дула. Лекс не трус. Но и не дурак. Сдается ему, что сейчас он умрет. Если не подоспеет чудо.
Мужик спускает курок.
А в следующую секунду перед ним вырастает чья-то обтянутая в кожу спина.
Как там Лекс называл Пятно? Чудесатым? Так это от слова «чудо». Удар у него, правда, поставлен хуже, чем у Лекса. Зато это компенсируется силой. Суперсилой. И суперскоростью. Лекс успевает щелкнуть камерой всего один раз – а снимать-то уже и нечего.
Пятно отступает в тень, так что видны только губы. Но уходить не торопится. Этот лысик весь в фингалах и ссадинах. Вдруг у него еще и внутреннее кровотечение? Может, его в больницу?
– Ты как?
– Корпус чуток поцарапан. Но это фигня. Главное – объектив цел, – Лекс любовно гладит свой Nikon.
– Кажется, ты его сейчас расцелуешь, – хмыкают геройские губы.
– Да я сейчас даже тебя расцелую. Если попросишь, – лыбится в ответ Лутор.
А что? Лексу надо снять напряжение. Сначала голые мужские задницы. Потом драка. У него адреналин в крови бурлит. И требует выхода. К тому же эти губки получше многих задниц. Черт, да они лучше всех задниц, которые Лекс видел до этого. Жаль, попку его разглядеть не успел.
– Если, конечно, ты не переодетая баба, борющаяся за права лесбиянок, – теперь уже Лекс откровенно ржет.
– Нет, я определенно не баба, – губы раздраженно сжимаются в сердитую линию.
– Тогда уговорил, я тебя поцелую, – Лекс решительно делает шаг навстречу.
Кларк уже видит заголовки завтрашних газет – «Наш супергей!», и от ярости у него буквально сводит челюсти. Впрочем, сам виноват: вот что бывает, когда спасаешь журналюг.
– Если тебе так нравится целоваться, что ж ты не поцеловал зад тех придурков, когда тебя так вежливо просили?
Лекс невольно замирает. Его даже не слова задевают. Скорее тон, которым они сказаны: холодный, просто таки арктический. Оказывается, наше Пятно – гомофобное. Черт, как же Лекс ненавидит таких дебилов. «Мы в задницу не трахаемся. Мы ею только думаем».
– Ну и хрен с тобою. – Лекс старается, очень старается, чтобы голос звучал ровно. Но гомофобы – такие как его папаша – выводят его из себя. – Спасибо за помощь. Счастливо оставаться.
И парень просто уходит. Кларк к такому не привык. Обычно эти проныры цепляются за него до последнего.
Черт, а если тому станет плохо за углом? Толку тогда было его спасать. Кларк морщится, но обреченно плетется следом. Вот проводит его до дома – и сам домой.
Но парень не идет домой. За ближайшим углом пасутся мальчики определенного сорта, и репортеришка решительно идет туда. Кларк втайне надеется, что брать интервью.
Надежды разбиваются в прах, когда лысик с приглянувшимся мальчишкой спускается под мост.
У Лекса нет денег на новую камеру. И уж, конечно, протитуты в его бюджете точно не предусмотрены. Но ему нужно выпустить пар. И некогда снимать кого-то в баре. К тому же он знает местечко, где работает парочка ребят, готовых сделать скидку за ласковое обращение. Тони как раз из таких. Повезло, что сегодня он в смене. Лексу вообще везет сегодня на чудесатых мальчиков.
Лысик задирает хастлеру футболку и страстно впивается в сосок. А Кларк почти до крови впивается в собственную губу. На кой он потащился за ними?! С лысым всё в порядке, видишь? Было б не в порядке – вряд ли б он с таким упоением чертил узоры на животе той маленькой шлюшки! А раз с ним всё в порядке, можешь идти домой, Кларк Кент. В свою постельку. Попросишь маму рассказать тебе сказку на ночь.
Или подрочишь в душе.
Чертово суперзрение! Каждую венку на члене видно. И суперслух – хрень еще та!
Развернись и уходи, Кларк! Пока он не вставил тому парню по самые яйца. Пока собственные яйца не заныли от желания…
Черт! Поздно…
Кларк видел, как трахаются парни. И даже в живую. Дружбан Оливер водил как-то в специальный клуб в целях полового воспитания друга. И Кларк хорошо помнит, как парочка таких же слащавых парнишек, как тот которого снял лысик, ублажали друг друга гостям на потеху. Чего они только не вытворяли. В программе вечера даже флетчинг присутствовал. Но всё это было не то. То была игра. Это – жизнь. Этот парень стонет вживую – Кларк готов в том поклясться. Потому что он слышит, как бешено колотится его сердце. Сердце того мальчишки в борделе билось ровно, будто он играет в крокет. Но эти двое, там под мостом, точно играют в игры покруче, для ребят после двадцати одного. Тебе двадцать один-то когда, Кларк? Не рано ли смотреть такое видео?
Но это не видео. Лысик со спущенными штанами. Вколачивающийся в того парня. Ласкающий его руками. Выцеловующий что-то на его лопатках. Там.
И Кларк впитывающий в себя каждый шлепок, каждый чмок, каждый стон. Здесь. Хотя не прочь бы быть там. Вот так же стонать и извиваться под теми руками.
Ты с ума сошел, Кент! У тебя весенний недотрах! Но это не повод ложится под первого встречного под каким-то мостом!
Так они и не лежа, у них и стоя отлично всё получается.
Мать твою, Кент! Кем ты вырос? Мало того, что геем, так еще и эксгибиционистом. Чем ты маму в детстве слушал?
«Кончай, а?» – хочет Кларк попросить внутренний голос. Но получается, что просил он не его. Кончают те двое, под мостом. Почти в унисон. Громко и с матом.
И теперь Кларку точно пора домой. Пятно свое отстирывать. Со штанов.
URL записи
02
01.06.2010 в 21:07
Пишет dora_night_ru:Продолжение "Сенсации". Не менее сенсационное, как я надеюсь...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть вторая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.
– Очередной мэр не доложил очередную хрень в очередную дрянь. Ты, правда, хотел меня этим удивить, Лутор?
– Это хорошая статья, мистер Уайт. Мы оба это знаем. Я провел серьезное расследование…
– Бла-бла-бла! Чесать языком я и сам умею! Заруби себе на носу, Лутор, чтобы стать журналистом «Дэйли-Плэнет» не надо писать хорошие статьи. Надо писать лучшие статьи! Мне нужен эксклюзив! Сенсация! Разоблачение века, на худой конец. А разоблачения мэра у нас в каждой газете по пять раз на дню. И то, что твое разоблачение немного отличается от разоблачения «Инквизира» – сути не меняет.
В наступившей тишине слышно, как скрипят зубы Лекса. Впрочем, они скрипят в этом кабинете периодически вот уже полгода. И, похоже, старику Уайту нравится этот звук, потому что он никак не пытается от него избавиться: ни на работу не берет, ни на хрен окончательно не посылает. «Может, ему просто нравится надо мной измываться?» – Лекс просто не видит других причин для столь долгого, сколь и неплодотворного общения с главным редактором вожделенной газеты.
– Может, хватит уже морочить мне яйца, мистер Уайт? Чего же вы от меня хотите?
– Лекс, сынок, – «О, это что-то новенькое!» – я уже давным-давно не даю советов молодежи, но для тебя сделаю исключение. Потому что это действительно хорошая статья. Тема – плохая, а статья – что-то в ней есть. Страницы эдак для двенадцатой-тринадцатой… Ты ж, надеюсь, сразу на передовицу не метил? Так вот, что касается темы. Сынок, с твоей родословной не стоит начинать карьеру с разоблачений. Это будет смахивать на дешевую пародию на твоего же собственного родителя. Оно тебе надо?
Лекс чувствует, как уходит почва из-под ног: такого поворота он не ожидал.
– Хорошо, мистер Уайт, уговорили. Пойду писать детские книжки.
– Не, лучше порнографию снимать – для Луторов самое то!
«Он часом мысли читать не умеет?» – ежится Лекс.
– Какие детские книжки? – раздраженно бурчит Перри. – Что ты корчишь из себя Мадонну? Бюст у тебя для этого маловат, сосунок! Забудь о книжках. Ты хоть для статьи материал наскреби!
– Мистер Уайт, чего вы от меня хотите? – не выдерживает Лекс.
Он второй день на одних чипсах. Сменил три ночлежки. Но это фигня. Ему нечем сменить пленку – вот это проблема.
– Почему бы тебе не начать со спортивной тематики?
– Чего?! Чё я смыслю в спорте?
– Настоящий журналист должен смыслить во всем, – менторским тоном заливает Перри, стараясь не слишком злорадно посмеиваться над трепыханиями Луторовского выродка. Что папаша, что сынок – два сапога пара. Хотя что-то в этом мальчишке всё-таки есть… Что-то от самого Перри в его возрасте. Уайт кривится от одной мысли о подобной возможности. И вдруг решается: – Ладно, давай на чистоту. Завтра наши «Метеориты» играют с абилинскими «Ротвейлерами». Наши выиграют, к гадалке не ходи. Это я тебе без всякого тотализатора сказать могу. По этому поводу у меня уже есть отличная статья. И за фотки я не переживаю. Вот чего мне не хватает для полного счастья – так это интервью с ихнем квотербеком. Ну, сам понимаешь, вся эта лирика о том, сколько усилий они приложили для этой победы. Очередное бла-бла-бла. Это был бы финальный штрих. Тот самый мазок, который превратил дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду. Но с этим у меня проблемы.
– Что, людей не хватает?
– Хватает у меня людей. У меня штат давным-давно укомплектован, – многозначительно тянет Перри. – Но можно было бы кой-кому и потесниться. Улавливаешь, сынок? – опять этот хитрый прищур. – Проблема в том, что квотербек наших «Метеоритов» – сын нашего любимого сенатора и по совместительству владельца «Дэйли-Плэнет». И этот сынок патологически не любит интервью. Поэтому сенатор Кент не приветствует, когда его же работники расстраивают его же сыночка. Вот поэтому-то я и не могу дать такое редакторское задание ни одному из своих штатных сотрудников. Сечешь, Лутор? Да только престиж газеты для меня важнее хорошего настроения ее хозяина. И поэтому мы с тобой договоримся по-джентельменски: ты достаешь мне интервью Кларка Кента, я тебе – место в «Дэйли-Плэнет». Твое дело – сделать материал. Уламать сенатора на размещение данного материала – это уж моя забота. А теперь вперед и с песней. И без интервью сюда не возвращайся.
Лавки холодные. А чипсы уже не лезут в горло. Но Лекс упрямо сидит на трибуне, силясь в беснующемся перед ним стаде шкафоподобных бегемотов отыскать-таки бегемота кентоподобного. Получается плохо. Точней, не получается вовсе. Да и толку? Этот малолетний придурок отказал в интервью даже Фрэнку Гиффорду. Смешно надеяться, что после этого он даст интервью какому-то выскочке, который даже не знает толком, чем собственно отличается кикофа от панта. Счаз! А потом разбежится и еще раз даст! Промеж глаз.
Не-е-ет, здесь нужен тонкий подход. По-луторвски. В конце концов, Лекс, солнышко, должна ж быть от твоей наследственности хоть какая-то польза?
Тренировка закончилась. Стадо маленьких гиппопотамчиков потопало в раздевалку. Последний раз такой грохот Лекс слышал во время массовых беспорядков в негритянском квартале. Тоже хорошая была статья. Но не лучшая.
Блядь! Как, во имя всего святого, он сможет сделать лучше других то, в чем не фига не смыслит, если даже не может быть лучшим в том, в чем он реально разбирается?! Какое на фиг интервью?!
Спокойно, Лекс. Возьми себя в руки. Здесь не обязательно быть лучшим – достаточно быть единственным. Этот парень некому не дает интервью? Да он просто не знаком с Лексом Лутером…
Зато знаком с Оливером Квином.
Оппачки. Старый дружбан Олли. Какими судьбами? Ах, ну да, ну да! Твой же папочка спонсировал предвыборную кампанию его папочки. И судя по всему сынок тебе за это очень благодарен: вы только гляньте с какой радостью сигает вокруг! Прям ожившая иллюстрация к выражению «Собака – лучший друг человека». И где ты только находишь-то таких, а, Олли? О, какие нежные объятия! Да, вот так, приобними его нежно за плечико! С каких пор ты стал геем, Олли? Впрочем, о чем это я? Оливер Квин не трахает людей, Оливер Квин трахает статус. Он и козла бы трахнул, избери того вдруг Президентом Соединенных Штатов.
Хотя этого мальчишку ты трахаешь вряд ли. Любовники… Это ведь чувствуется. Тогда кто он тебе? И куда это ты собрался везти его на ночь глядя?
Лекс умеет быть незаметным. И пронырливее квиновского Maybach 62. Поэтому через полчаса он точно знает, что голубки собрались…
В клуб. Закрытый ночной клуб. Ай-ай-ай, Кент. Как нехорошо! Накануне ответственной игры… да еще в столь злачное место…
Лутор не в силах сдержать победной ухмылки. Вот теперь у него точно будет одно из двух: либо эксклюзивное интервью, либо разоблачение века. На худой конец.
Лекс любит свою работу. Но это не значит, что он любит абсолютно все ее аспекты. Гримирование, например. Он гей, конечно, но не трансвестит же! Блин, когда он переодевается бомжом – это и то приятней. Хотя был случай, когда ему… хм… пришлось даже… в целях конспирации… на себя помочиться. Но лучше уж ты сам на себя, чем кто-то другой. К тому же, дело есть дело. Тут не то что в бомжа, в Буша переоденешься.
Лекс придирчиво поправляет парик. Ну, в принципе, ничего так бабенка получилась. В прошлый раз была хуже. Хотя в прошлый раз ему нужно было изображать самую что ни на есть шлюху подзаборную. Он тогда писал про судьбу постаревших проституток. Но на этот раз девица нужна подороже. Посолиднее, так сказать.
Лекс скептически кривит губы, разглядывая себя в зеркале. Какой бы штрих придумать, чтоб превратить вот эту дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду? О! Придумал. Лекс долго роется в рюкзаке. Ну было же где-то… ну точно же было… Блин, только пять минут баба, а уже в сумке ни фига найти не может!
Есть! Маленькая черно-белая татушка. На самый копчик. Благо вырез платья позволяет. Прижимаем мокрым полотенцем… Блядь! Теперь задница полна воды. Ладно, будем считать это приятной гигиенической процедурой. Хотя для кого тут стараться? Трахаться он сегодня не собирается. Ненавидит мужиков, западающих на переодетых парней. Есть в этом что-то лицемерное: любишь мужика – люби и его член. И не фиг стыдливо прятать его под юбкой. Прикидываясь, что «всё почти как с бабой». И не беда, что у этой «бабы» стручок между ляжек в десять дюймов.
Лекс пренебрежительно хмыкает и в последний раз одергивает платье.
– Chico, ну сколько можно? Ты там платье одеваешь или операцию по смене пола делаешь? А если ты так долго выбираешь платье, то операция тебе точно необходима: только бабы так долго возятся со шмотками!
Грасиэлла. Одна из тех самых состарившихся шлюх. Иногда она одалживает ему свои старые наряды. Сама-то в них уже лет десять как не влезает.
А еще она периодически подкармливает Лекса, когда его кишки окончательно прилипают к позвоночнику. Но Лекс старается, чтобы это было нечасто. Потому что у старой бардельерши и у самой уже давно ничего нет, кроме этого трейлера и десятка старых – еще со времен сухого закона – нарядов, которые она хранит на память.
Лекс знает, она живет преимущественно с милостыни. Да еще с того, что отстегивают ей товарки помоложе за съем ее давно прогнившей хибары. Поэтому ему нужно поскорей выметаться отсюда и не ломать Грасиэлле бизнес.
– Уже иду. Muchas gracias, mamá.
– Por nada, chico. Ты заходи на неделе. Угощу отличной паэльей. А то на тебя смотреть тошно: кожа да кости. Ты тоньше, чем я в послевоенные годы, – старая испанка хитро щурит левый глаз, правый заплыл от фингала. – Хотя я знаю немало гринго, которые любят птичьи косточки. У нас в Испании таких, конечно, нет…
«У нас в Испании». Эта песня проходит рефреном по каждому их разговору. Но Лекс уже давно знает, что ничего хорошего в своей Испании Грасиэлла не видала. Первые годы своей жизни она провела на грязной бедняцкой ферме. Потом пару лет – под боком немецкого офицера. Под конец он подкладывал ее под любого, кто попросит. Потом был новый режим и старые проблемы «чё пожрать». Потом эмиграция в сказочную Америку в поисках лучшей жизни. А в итоге нашла она, как и сотни таких же дур, только трейлер да охромевшую ногу. Что у вас в Испании, что у нас в Америке – жизнь не любит неудачников.
– Извини, Граси, мне правда пора.
У Кента ж завтра всё-таки игра. Вдруг он решится выспаться перед столь знаменательным событием? Вот не дай бог! Столько трудов насмарку.
– Помогай тебе бог, мальчик, – шепчет старая путана и крестит Лекса в дорогу.
Нет, всё-таки только в Испании проститутки могут благословлять на дело переодетых в бабу Луторов, отправляющихся добывать материал для шантажа несовершеннолетних парнишек.
Кларк грустно вздыхает: этот клуб ничуть не лучше предыдущих. И зачем Олли его таскает по таким вот местечкам? Если бы Кларк хотел проститутку, уже давно снял бы себе кого-нибудь.
И хорошенько оттрахал под мостом.
Блядь! Это когда-нибудь кончится? Сумеет он когда-нибудь выкинуть эти воспоминания из головы?
Может и сумеешь. Если не будешь каждую ночь бегать к тому мосту. Сфоткал бы его уже себе на память, что ли. Повесил бы в рамочке над кроватью. И дрочил спокойненько по ночам.
Кларк снова вздыхает. Он уже устал спорить с чертовым внутренним голосом. А еще – раз сто, наверное, успел пожалеть, что отказал лысику. Статьи в газете – это ж такая фигня! Тем более что и не о нем-то почти. Да и кто им верит, этим писакам? Зато какой бы секс получился!
Ага. Под грязным мостом. Стоя по щиколотку в отбросах. И нюхая протухшую речечку. А в довершении всего – без смазки и кондомов. Суперсекс!
Голос, ты не прав. Тот пацан же не жаловался.
У того пацана были и смазка, и кондомы. Профессия такая. Да и к речному амбре он давно привык. А если так хочешь того лысого придурка – найди его, затащи в темный переулок (ему не привыкать) и попроси минет в качестве платы за спасение его никчемной жизни.
Кларк столбенеет. Раньше ему ничего подобного и в голову не приходило. Блин, да раньше ему вообще не приходило в голову пригласить хоть кого-нибудь. На свидание. С чего бы вдруг?..
Ой, да заткнись. Достал со своим нытьем. Найди и трахни, я сказал. А розочки ему дарить потом будешь. Хотя… Лучше подари ему фотопленку. Сдается мне, что такой подарок он больше оценит.
Кларк чувствует, как его губы невольно расплываются в довольной лыбе. Музыка как-то сразу перестает действовать на нервы, а люди вокруг – казаться тупыми придурками. Миленький клуб. Может, он даже лысика своего сюда приведет. Когда-нибудь. Если, конечно, с минетом всё срастется.
– Что, присмотрел кого-нибудь?
– Да нет, задумался просто.
– Кларк, перестань! Ты только глянь какие конфетки!
Оливер ему как брат. Вот только он решительно не понимает, что можно отлично прожить и без секса. Ну, такого секса, по крайней мере.
– Господи, да трахнись ты уже! И не ходи такой букой! Вот тогда уж точно будешь уверен, гей ли ты!
Кларк смущено потупляет глаза. И его взгляд невольно натыкается на спину проходящей мимо девицы. Ну, не совсем на спину. Губы невольно кривит усмешка: прикольная татушка. И местечко для нее – в самый раз. Взгляд скользит ниже. Какая попка! Худышка, конечно. Кажется: только тронь – сломается. Но если Кларк осторожненько…
Кент судорожно облизывает враз пересохшие губы.
– Неужто? – хрипло шепчет рядом Квин, интуитивно чувствуя настроение друга. – И кому же здесь так повезло?
– Я… Олли… не думаю, что…
– Ну вот и не думай! Действуй. Блондинка?
– Оливер, нет.
– С тату на заднице. Угу. Горячая штучка.
– Олли!
– Не ссы, квакуха, болото будет наше. – И Квин решительно пробирается вперед, жестом незаметно подзывая охрану.
Чтобы в паре шагов застыть, будто со всей дури стукнулся лбом об стеклянную стену.
Да нет, показалось. Откуда? У этого придурка б духу не хватило б. Ага, зато хватило б дури. Да ты даже и лица-то толком не видел. Так, профиль чуток. Ну, нравятся Кларку мужеподобные бабы, что ж теперь? Хорошо хоть такие нравятся! А тебе показалось, Олли.
Блондинка снова оглядывается назад. На Кларка. И стоящий чуть сбоку Квин до крови прикусывает губу, чтоб не заматериться на весь зал.
Ну здравствуй, сука. Ты попал.
Перед глазами Лекса всё плывет. В горле пересохло. И голова почему-то периодически меняется местами с головкой. Еще чуть-чуть и от этой центрифуги его стошнит.
Кви-и-и-и-ин! Заррраза! Откуда ты взялся на мою голову?! И кто тебя только научил, что уколы в шею без предупреждения – признак дружелюбия?
– Ну как, Лутор? Чувствуешь уже?
Чувствует. Что кирдык ему. Уже.
Чья-то рука властно ложится на лексов член. Довольный смешок.
– О да, уже чувствуешь. Классный афродизиак, правда? Повезло тебе. Хоть я и не для тебя стараюсь. Вот даже раздеваю тебя. Не тот ты подарок, чтоб тебя в упаковке дарить. Хотя, что ты подарок судьбы – я не спорю.
С губ Лекса срывается стон, когда разгоряченной кожи касаются холодные пальцы давнего соперника, стягивая черное платье. Хоть бы не помялось! Граси его прибьет. Платья жальче даже больше, чем ониксовый браслет. Со встроенной камерой. Со включенной встроенной камерой. Когда придурок Квин отбрасывает браслет куда-то в угол, Лекс стонет уже от собственной бессильной злобы. Знал бы ты, сука, сколько он стоит!
– Ну-ну, Лекс. Погоди стонать. Твой партнер еще не пришел.
Квин укладывает обессилевшего Лутора на постель. Лекс снова стонет: шелк – так приятно.
Оливер разводит ноги в сетчатых чулках и устраивается на приятеле сверху.
– Как хорошо, что ты зашел. Сто лет тебя не видел. Да и не думал, что еще раз увижу. А ты возьми и сам припрись, – Квин тянется к стоящему на тумбочке бокалу. Чтобы разбить. Ему нужен осколок – да поострее. Срезать эти чертовы стринги. – Ого! – Оливер насмешливо присвистывает. – Тебе есть чем гордиться. – Чужая рука обхватывает ствол. – Кто б мог подумать, Лекс? Хотя, знаешь, я о тебе никогда не думал. Ну, в этом смысле. А сейчас вот завидую Кларку. Честно говоря, я б остался. Хоть посмотрел бы. У малыша темперамент еще тот! Да и ты блядь не из последних. Но боюсь, парень будет смущаться. – Рука скользит вверх-вниз, и Лекс мечется, будто в агонии. «Чертово зелье! Прибью наркоманов!» – А знаешь, что мы с тобой сделаем? Подождем пока малыш наиграется и встретимся снова. Только ты и я. – Чужой палец резко – без подготовки, без смазки – входит внутрь. Лекс скулит от боли. И наслаждения. «Блядь! Лучше б я еще раз себя обоссал!» – Да не волнуйся ты так! Кларк не останется надолго: ему дома надо быть не позже полуночи. Знаешь, какая у него строгая мама? Впрочем, откуда? У тебя и своей-то никогда не было?
Лекс силится спихнуть с себя эту заразу. Хотя бы оттолкнуть немного. Его тошнит всё сильнее. И не только от ситуации. Просто после долбанутого метеоритного дождя он как-то неправильно реагирует на химию. Когда ему было пятнадцать, медсестра в школе решила промыть ему желудок, когда он вздумал отпроситься с последнего урока (ну да, на свиданку, а что тут такого?) – и Лекс на пару недель загремел в больницу. От простой марганцовки. Ему страшно подумать, что с ним может случиться от этой психотропной херни!
А еще страшней представить – что с ним сделает Квин, если таки до него доберется.
Чужой язык очерчивает скулу. Влажно и гадко. Вот только дрожь по всему телу отчего-то.
Снова смешок.
– Дождись меня, малыш. Как я тебя дождался.
Кларк нерешительно переступает порог апартаментов. Олли сказал, что всё уладил. И судя по стонам, доносящимся с кровати – таки да, тот парень уже на всё согласный.
Парень, мать его! Кларк, ты точно гей, кончай придуриваться. Даже в женском борделе умудряешься запасть на переодетого мужика. Хотя какой же он мужик? Можно сказать, еще юноша. Такая хрупкая лианоподобная фигура. Бледная кожа блестит в капельках пота. Длинные ноги, сминающие простыни. О, как они будут смотреться на твоей талии! Лысый череп…
Лысый?
Малыш, да ты счастливчик! Он сам тебя нашел. Только не вздумай протупить снова! Эй, ты меня слышишь?
Нет. Кларк уже ничего не слышит. И слушать не собирается. У него сегодня будет секс. С его вдруг ожившей эротической фантазией.
Кент скидывает пиджак. Буквально срывает с себя рубашку. Секунда – и он уже на постели. Какой же он горячий!
Даже слишком…
– Эй, ты весь горишь…
– По… помо… ги!
Хриплый каркающий стон. И закатившиеся от боли глаза.
Обломись, Кент. Не будет у тебя сегодня секса.
URL записи
03
05.06.2010 в 12:35
Пишет dora_night_ru:Третья часть "Сенсации"
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть третья.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: если кто знает, как звали родителей Оливера – подскажите, ради бога!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.
– Ну и чем ты думал? – сенатор Кент устало смотрел в окно. Потому что на сына он смотреть сейчас просто не мог.
– Папа, – Кларк не сводил глаз с напряженной спины отца. – Пожалуйста. Не мог же я бросить его там?
– Мог бы. А мог бы позвонить Джейсону Тигу. Которому мы платим как раз за то, чтобы он решал такие вот деликатные вопросы. – Джонатан резко разворачивается к сыну, разгневанный взгляд будто прожигает Кларка насквозь. – Мог бы позвонить мне! А вместо этого ты не придумал ничего лучшего, кроме как заявиться в Центральную больницу полуголым с обкуренным дружком на руках! И это после моего заявления, что мы начинаем кампанию по борьбе с наркотиками! Ничего не скажешь, достойная иллюстрация к моему выступлению!
– Отец, он умирал. Каждая секунда была на счету.
Джонатан раздраженно умолкает. Ну что тут скажешь? Что лучше б он сдох, это луторовское отродье? Толку тогда было голосовать за отмену смертной казни…
– Сынок, Лекс Лутор не тот человек, из-за которого стоило бы так рисковать, – Джонатан устало проводит по лицу ладонью, стараясь стереть липкий страх, который до сих пор заставляет подрагивать руки. Страх, знакомый любому родителю, который хоть раз в жизни слышал «Ваш сын в больнице». Даже если этот сын – практически неуязвимый пришелец. Даже если речь в итоге идет не о нем.
– Он человек – и этого довольно.
– А с меня довольно твоего геройства! Думаешь, легко нам с мамой дрожать вечерами в ожидании, когда же ты вернешься с очередной «прогулки»?!
Кларк виновато прикусывает губу. Ну как им объяснить, что он должен? Должен это делать. Потому что может. Он может. А другие – нет. И вывод тут очевиден.
– Папа…
– Хотя лучше уж твои загулы, чем такие вот гулянки! – отец раздраженно махнул рукой.
– Оливер – хороший друг…
– И он тебе как старший брат! Всё это мы уже слыхали! Я в курсе, что он клевый парень. Тебе импонирует его «свобода». И ты не видишь, не хочешь видеть, что эта свобода – не только от предрассудков. Но и от собственной совести. Да-да, Джебидайя спонсировал мою кампанию, и многие благотворительные проекты твоей матери без его поддержки так и остались бы на бумаге… И, наверно, не совсем… этично… после всего этого обсуждать Квинов за их спиной… Но, Кларк, они не такие, как мы. Я не буду говорить, что они лучше или хуже – но они другие. Такие как Квины – хозяева жизни – берут от этой жизни всё. А платить хотят только деньгами. Или платиновой карточкой. О совести там речи не идет.
– Папа…
– Думаешь, Оливер раскаивается? Думаешь, он сейчас дрожит в ужасе, что едва не убил человека? А вот я уверен, что ничуть не бывало!
– Да нет, Оливер… он…
– В таком случае тебе стоит кое-что знать, Кларк, – перебивает его отец. – Например, на чем отец этого парнишки Лекса сделал себе карьеру. Знаешь? – Кларк отрицательно мотает головой. – Ну, я так и думал. На разводе Джебидайи и Керолайн – родителей Оливера. Он подловил старину Джеба на супружеской измене. Поговаривали, что сам он эту измену и спровоцировал. Но я этого не знаю. Зато точно знаю, что планы Джеба баллотироваться в сенат – после всей той грязи, что они с Керолайн вылили друг на друга в суде – накрылись бедным тазом. И половина его состояния тоже. Отошла к женушке. – Джонатан горько усмехается: – По большому счету, нам стоило бы сказать старине Лайонеллу огромное спасибо: если б не он, Джеб спонсировал бы свою предвыборную кампанию, а не искал бы для себя достойную подмену. К его чести, должен сказать, что он никогда не пытался манипулировать мной, не давил на жалость или чувство благодарности. Мы хорошо с ним ладим. Большинство наших интересов совпадает. А что не совпадает – так всегда можно найти компромисс. Но Луторы! О, Луторы для Квинов теперь хуже красной тряпки для быка! И я не хочу, чтоб ты в это лез, Кларк!
– Отец!
– Да-да, не желаю. Не имею ни малейшего желания, чтоб ты влазил в эти грязные разборки между Луторами и Квинами!
– Очень трудно не лезть туда, куда тебя почти силком затолкали. И если я правильно тебя понял, ты имеешь в виду, что Оливер не оставит… Лекса – в покое.
– И не подумает. Впрочем, этот… Лутор… сам его спровоцировал. Приперся в закрытый клуб. Да еще и переодетый бабой! Вот твой Оливер и решил его проучить. Блин, да он, наверно, просто описался от счастья, когда увидел своего врага на собственной территории!
– Он его едва не убил!
– Ну, мальчик ведь не знал, что у того аллергия на афродизиаки?
– И поэтому решил спровоцировать меня на изнасилование?
Чертов довод королей.
Джонатан устало опускается в кресло.
– Конечно, я поговорю с Джебидайей. И я даже уверен, что Оливер извинится. Перед тобой. А ты, если хочешь – а зная тебя, уверен, что захочешь – можешь извиниться перед этим парнем.
– Значит, ты разрешаешь нам… встретиться? – Джонатан удивленно вскидывает глаза, что-то в интонации сына интуитивно заставляет его насторожиться. – То есть, мы можем показаться вместе на людях? После сегодняшней истории… – торопливо пытается исправиться Кларк.
– О, даже настаиваю.
Теперь уже очередь Кларка удивленно пялиться на отца.
– Да никакой истории ведь не было, Кларк. – И видя недоуменный взгляд сына, решает пояснить: – Просто Лекс Лутор – новый стажер «Дэйли-Плэнет», и он брал у тебя интервью. История твоих спортивных побед его так захватила, что он перепутал названия салатов. А там оказались моллюски. На которые у мистера Лутора-младшего аллергия. Но ты тут же доставил его в больницу.
– Голым?
– А вот эту подробность мы благоразумно опустим.
– И врачи приемного покоя тоже?
– Это забота Джеба. Выкрутится. Квины всегда выкручиваются. Особенно, когда хотят избежать обвинений в распространении наркотиков и попытке изнасилования. Что касается нас, то моя забота – пристроить Лекса Лутора в «Дэйли-Плэнет», где за ним присмотрит Перри. А твоя забота – дать ему интервью.
– Интервью?! Я?!
– Нет, блин, давай Лекса попросим! Пусть выступит на шоу своего папочки и расскажет всем, как был твоим тестом на гейство! Перри не возьмет Лекса без этого интервью. А Лекс не будет молчать без должности в этой газете. Поэтому завтра после игры ты даешь ему это чертово интервью! У нас дома.
– Считаешь, за мной теперь нужен постоянный присмотр?
– Считаю, что тебе не помешает домашний арест.
Когда на следующий вечер Лекс переступает порог сенаторского дома, его буквально шатает от слабости. Подумать только, он приехал сюда на такси! 25 чертовых баксов! Но пешком бы он не дошел. Не смог бы. И упустить такой шанс – тоже не может. Все и так будут говорить, что его взяли в газету по блату. Ничего, это он еще может стерпеть. Но заявления, что он не в состоянии справиться с простейшим редакторским заданием – подумаешь, какое-то интервью! – вот этого он уже не потерпит!
Кларк лично встречает его на пороге и провожает в гостиную.
– Мистер Лутор.
– Мистер Кент.
– Как ваше самочувствие?
– Благодарю за беспокойство. Как сыграли?
– Отлично.
Они настороженно замирают друг против друга.
– Можно присесть? – не выдерживает Лекс.
– О, конечно! – мальчишка тут начинает суетиться вокруг. Бессмысленно и бестолково. Но когда Кларк пытается подложить Лексу под задницу диванную подушку, Лутор не выдерживает: – Может, вы тоже присядете, мистер Кент?
– А, может, чаю? Мама испекла рулетики. С персиками. – Еда. Домашняя. Вкусная, наверно. У Лекса бурчит в животе. – Правда, они для благотворительного обеда…
– Тогда лучше не стоит! – Благотворительный обед. Хм. Не настолько Лекс еще нищий. – Не хочется ссориться с вашей строгой мамой.
– Кто вам сказал, что она строгая? – Кларк сейчас напоминает большого обиженного ребенка. И так забавно дуется.
Лекс ловит себя на мысли, что не прочь прикусить эту выпяченную губку. Оттянуть слегка. Скользнуть по внутренней стороне языком…
Надо срочно подумать о чем-нибудь неприятном:
– Старый приятель Оливер рассказывал.
– Вы так часто общаетесь, что исчерпали все темы, кроме разговоров о моей маме?
В голосе Кента проскользнули ревнивые нотки. Лекс это точно расслышал. У него же музыкальный слух. Любопытно, мистер Кент.
– Теперь уже нет. Раньше общались чаще.
– До тех пор, пока ваш отец не рассорил его родителей? – Кларк не может удержаться от «шпильки».
– До тех пор, пока его отец не вышвырнул меня из школы, в которой я учился по программе для одаренных детей. А Олли учился там просто так. Но в выпускном классе именно мне пришлось перейти в обычную школу.
– Я и сам учился в обычной школе. Ничего ужасного в этом нет, – парень чувствует необъяснимую обиду за свою старую альма-матер.
Кларк и в самом деле очень тепло вспоминает те годы. Тогда он еще был… нормальней, чем теперь. И ему не приходилось полночи мотаться по злачным местам, спасая людей – только для того, чтобы заснуть в своей теплой постельке спокойно.
– Нет, конечно, нет. В этом нет ничего ужасного. Если только это не лишает тебя возможности получить стипендию в нужном тебе университете. – Улыбка Лекса заедает оскалом.
– Но вы ведь всё равно закончили университет? Иначе откуда диплом журналиста?
«Он ведь у вас есть?» – спрашивают невозможно синие глаза.
– Мой отец оплатил обучение. К тому времени он уже хорошо зарабатывал.
По напряженной позе, по тону, которым сказана последняя фраза, по холоду глаз – Кларк ясно понимает, что именно этого Лекс Квинам и не простил – отцовской благотворительности. Того, что пришлось принять деньги родного папочки. Подобные мысли кажутся Кенту абсурдными, а семейные отношения – просто дикими.
И сразу почему-то становится стыдно перед собственным отцом. Нет, стоит всё-таки пораньше возвращаться со своих патрулирований.
– Что мы всё обо мне да обо мне, мистер Кент? Может, и о себе что-нибудь расскажите? – Лекс демонстративно щелкает диктофоном.
– Ну, я родился…
– Потом крестился! – язвительно перебивает его Лутор. – Мистер Кент, если мне понадобится ваша биография, я просто скопирую ее с официального сайта вашей команды. Давайте как-то заинтересуем читателя?
– Ну, хорошо, я гей! – стрессы последних дней дают о себе знать: Кларк срывается. На в общем-то ни в чем не повинного парня.
Вот оно! Добился своего, поганый репортеришка!
– Ну, если вам действительно от этого хорошо, я за вас рад, – осторожно тянет Лекс. Черт, у мальчишки и вправду тот еще темперамент. Лутор почти испугался: – Но, видите ли, у нас общественно-политическая газета, а не журнал для сексуальных меньшинств. Может, поговорим о вашей игре?
Из Кларка сразу выходит весь пар.
– Я… да… простите.
– Итак…
– Ну, за 12 сезонных игр я пробежал с мячом 360 ярдов, осуществил 4 тачдауна из 24 попыток, еще 3 тачдауна были сделаны после результативной передачи. 9 из 13 пасов довел до логического завершения…
– Это всё статистика, Кларк. Уверен, ваши фаны ею гордятся, но простых читателей, не двинутых на футболе, больше интересуют ваши эмоции, переживания…
– Я ни с кем не встречаюсь!
Лекс обреченно прикрывает глаза рукой. М-да, тяжелый случай.
– Это заметно, мистер Кент.
Может, и вправду надо было с ним трахнуться? Малыша б попустило, а Лекс воспользовался бы его посткоитальной расслабленностью и выпытал бы всё, что нужно.
– Ладно. Сделаем так. Дайте мне карандаш и блокнот. И тащите рулетики своей мамы. Много рулетиков. Будем писать вам интервью.
– То есть со мной?
– Лучше без вас.
– Но…
– Нет, правда, можете пока сходить куда-нибудь, прогуляться. Я потом дам вам почитать, что получилось.
– Я не могу никуда пойти. Я под домашним арестом.
– А говорили, у вас нестрогая мама.
– Это папа. Но вообще-то он тоже нестрогий. Просто… ну… Я забыл вас спросить. – Кларк отчаянно краснеет.
– Ну?
– Простите меня за тот случай в клубе?
Редко кому удается обескуражить Лекса Лутора. Впрочем, изнасиловать его до вчерашнего вечера тоже никто не пытался. Тот случай с японским якудза – не в счет: Лекс тогда изображал хастлера и это было… ну… частью журналистского расследования, в общем.
– Вот так просто?
– За интервью.
– Которое я сам же и пишу.
– И рулетики. С персиками. Хорошие персики. Бабушка прислала.
Спокойно, Лекс, а то у тебя сейчас будет истерика.
– Ну, разве что за рулетики.
Кларк виновато потупляет голову. Нда, не задалось у него что-то с извинениями.
– Мне правда жаль.
– Что удалось меня спасти?
– Нет, что вы!
– Да ладно, – Лекс решает проявить милосердие, – давай на «ты». И тащи, наконец, пожрать. Знал бы ты, как в этой больнице хреново кормят.
– Я и сэндвичи сделать могу.
– Так и запишем: «ежедневный упорный труд над собой и усердие во всем…»
– Я бы сбегал в магазин за тортиками, но домашний арест…
– «Дисциплина в нашей семье не средство воспитания, а его результат…»
– Нет, просто папа… Не хотелось бы, чтоб он увеличил срок моего заточения…
– «Я всегда могу положиться на близких, их любовь и поддержка…»
– Может…
– Гони за едой и не сбивай меня с мысли!
Стоит признать, это не лучшее его интервью. Впрочем, он ведь и не рассчитывал, что оно таковым будет. Зато это эксклюзив. Мать его и Перри за ногу!
Вся беда в том, что это не тот эксклюзив, который он хотел бы. То есть это странно, конечно, но если бы ему удалось заполучить Кента шантажом, Лекс ценил бы этот материал гораздо больше. И искренне считал бы, что этот гонорар он заработал. А не подставил кому-то задницу – да еще и по дури.
Кстати, о задницах. В редакции все шушукаются у него за спиной, твердят в один в голос, что он получил место, потому что дал сенаторскому сынку. Ну, дал. В том смысле. Не в займы ж до зарплаты! Самое обидное, что все почему-то твердо уверены, что Лекс был снизу. Будто всей редакцией свечку держали, ей-богу! И как не ослепли только от такого количества света?
А Лекс, между прочим, снизу никогда в жизни не был. И под сенаторского сынка ложиться не собирается тем более. Вот разве что тот под него…
Лекс плотоядно облизывается. По ночам, в своей холодной пустой постели он наконец-то может себе признаться: Кларк Кент офигенно красив. И то, что он гей – это действительно хорошо. А вот что еще не с кем не встречается – так это как раз ненадолго.
От этих мыслей у Лекса сводит скулы. Как от концентрированного лимонного сока. Пил когда-то с друзьями на спор. И мысли, и воспоминания – неприятные. И Лекс заставляет себя вернуться к более милым вещам.
О да, Кларк Кент милый! Но в темноте спальни, стараясь забыть от жесткости тюфяка, запуская руку в пижамные штаны, Лекс думает не о его миловидности. Все эти женские романы, описывающие как главный герой запал на красивые глазки – всё это фигня. Вот губки у Кента очень даже! Но будь реалистом, Лекс, вряд ли малыш умеет ими пользоваться. Даже для разговора. Так что оставь губки в покое, вот задок у него – это да! Это нечто! Вот что значит спортсмен. Даже как-то самому в спортзал захотелось…
Лекс половчее обхватывает ствол и начинает плавные неторопливые движения. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Ты на качелях, Лекс. С Кларком. Голым. Он сидит напротив и нагло поедает свои рулетики. Зараза! Жадно обхватывает губами, втягивает в себя. Рука начинает двигаться ритмичней. Вторая ласкает промежность, щекочет яички. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. А Кларк тем временем приподымается на сиденье и начинает насаживаться на деревянную ручку. Блядь, да трахни ты эту заразу! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕ-А-А-АРХ!!!
После столь горячих фантазий холод в квартире не страшен. И думушки, где же взять деньги на оплату отопления, больше не посещают.
ЛЛ – всё-таки баба. Теперь-то Кларк точно в этом уверен. Потому что ее никогда нет, когда она нужна. К концу недели от отчаянья Кларк даже специально засветился какому-то таблоиду. Фото облетело интернет за час. У желтой прессы Метрополиса был красный день календаря. Количество всевозможных домыслов просто-таки зашкаливает.
А ЛЛ молчит. Именно теперь, когда Кларку так надо отвлечься, занять чем-то свой мозг!
Но ЛЛ молчит. И мозг продолжает буянить. Каждую ночь он преподносит Кларку очередную вариацию на тему «У Лекса не было аллергии – ты сделал, что хотел». Даже во сне он понимает, что это насилие. Но раз за разом продолжает вколачиваться в разгоряченное страстное тело. Иногда это трудно – будто ползешь по наполненному криптонитом туннелю, а туннель так и норовит выпихнуть тебя назад. Иногда легко, будто Кларка качает на волнах. Порою он ласкает Лекса – жестко и грубо, но тот стонет так, что слетает крыша. Но чаще – он просто берет, что хотел. Хотел, казалось, с самого первого взгляда, еще там, в подворотне.
Сны изматывают его. Выедают изнутри, как известь. Вместе с юношеским семенем из него как будто выплескивается частичка души.
В итоге все благие намерения побольше бывать дома идут гулять лесом. Вместе с Кларком. Только до леса он, как правило, не долетает: чаще всего работа ждет его прям за углом.
Вот это точно эксклюзив. Лекса даже не смущает, что для него это уже второй пожар в этом месяце. Зато какие фотки! Какой ракурс! Каковский фокус! А баланс! Да что там баланс? Вы гляньте на освещение!
Даже если не удастся сделать статью (судя по тому, что Лекс успел услышать от погорельцев – это обычная «бытовуха»: кто-то что-то забыл, где-то что-то загорелось), будут фотки стоковые: на огненную стихию всегда есть спрос. А еще на водную, да. Ну так счаз пожарные приедут. А пока можно сделать пару кадров, так сказать, изнутри. Первый этаж вроде не слишком задымлен…
Фотографии и вправду получаются… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но они получаются! Лекс впервые за последнюю неделю действительно доволен собой. И снова любит свою работу. По велению сердца, а не в силу привычки.
Он уже почти выбирается наружу, осторожно обходя лестницу, когда слышит этот звук. Ребенок? Или показалось? Дом-то чернорабочий, большинство жителей сейчас на заработках. Могли уйти и бросить. И никто не хватился? Соседи, знакомые – не совершенно же одного они ребенка оставляли. А вдруг мать придавило какой-нибудь балкой? Снова звук. И вправду как плач. Нет, надо всё же проверить. Это как раз тот случай, когда лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать никогда не сможешь.
Бейсболка не спасает от жара, пот течет с него колючими ручейками. Но Лекс всё равно выбирается наверх, задыхаясь от дыма, обжигая пальцы о раскаленные стены. Кругом плавится краска. Стены, полы, рамы набухают и будто дышат, пускают пузыри, как тот эфемерный младенец. Вот это бы сфотографировать! «Водный огонь»… Нельзя. Слишком высокая температура, фотоаппарат может испортиться.
А еще он может здесь сгореть заживо. Лекс понимает это четко и ясно, когда позади него обваливается лестница. Черт! А казалась такой с виду крепкой. Надо прыгать в окно. Осталось только его найти. Кругом дым и пламя. Кругом всё одно и нет направлений. И огненная стихия уже не кажется Лексу прекрасной. Как может быть прекрасным разрушение? И собственная смерть…
Он слышит крики. Дикие крики. Они ударяют по барабанным перепонкам с силой набата.
И Лекс вдруг понимает, что это кричит он сам.
Нет ничего лучше на свете, чем просыпаться под плеск воды. Шурх-шурх пена. Ссссовсссем-сссссовссссем рядом пульсирует прибрежная галька.
Он на причале.
И рядом этот пятнистый придурок.
Лекс надрывно кашляет, стараясь выдавить из себя всю гаревую гадость. Конечно, воздух в мегаполисном порту – тоже не Альпы. Но ведь всё относительно, правда? По сравнению с тем домом – так просто лечебный горный эфир.
– Ты идиот! Кретин! Придурок! Хоть бы курткой накрылся!
– В неё… кхе-кхе… фото… кхе… фото… кхе-кхе-кхе! Фотик завернут!
– Тебе фотик дороже собственной шкуры?!
– Я застрахован… кхе-кхе-кхе! А фотик… кхе-кхе…
– Идио-о-о-о… О-о-о, какой же ты идиот!
– Какой? – хрипит Лекс, правой рукою нащупывая драгоценный аппарат. И даже не глядя на чудо-героя.
– Жадный!
– Я не жадный… кхе… кхе… Я бедный.
«Может, ему денег дать?» – возникает заманчивое предложение в голове у Кларка.
«На содержание возьми», – ехидничает внутренний голос. Кларк невольно вздрагивает. Его внутренний демон не проявлял себя с той самой роковой ночи. И вдруг… Видимо, на него близость лысика так действует.
– Слушай, а давай я тебе денег дам? – действительно предлагает он.
– Зачем? – от удивления Лекс даже кашлять перестает. – Я б еще понял – наоборот.
– Чтоб ты не лез никуда. А то я твои пожары тушить замаялся. Опять же денег налогоплательщиков жалко. И вообще… пусть стоят себе здания.
– Что я, по-твоему, поджигатель какой?!
– Не, просто в следующий раз я буду спокойно тушить дом. Не отвлекаясь на твое спасение.
– Мог бы и в этот раз не отвлекаться, – обиженно бурчит Лекс.
– Да ты б умер, если б не я! Прекратил свое дурное существование! Ты это хоть осознаешь?!
Вообще-то еще не очень. Но всякая дурь в голову уже лезет. А вот чтоб на его надгробии написали? И сколько бы на прямой трансляции его похорон заработал папа? А что б от него вообще осталось? Хорошие статьи? Сгоревший фотоаппарат? Задроченная простынь? Блин, у него ж даже парня не было. Вот так прожил всю жизнь бобылем… Протрахался со всякой швалью в подворотнях… Самые приличные отношения у него были между его кулаком и призраком Кларка Кента. При воспоминании о Кенте становится почему-то особенно горько.
– Эй, ты как? – Встревоженный затянувшимся молчанием герой осторожно трогает Лекса за плечо.
– Я… Спасибо тебе… Мне надо идти…
– Может, в больницу?
– Неделю как оттуда. Нам с местными эскулапами нужно отдохнуть друг от друга. А то никакой страховки не наберешься.
– Может, тебе правда денег дать?
– А мне потом дом поджигать, чтоб тебе долг вернуть?
– Я могу… насовсем…
– Просто так? – голос Лекса насмешлив, но в нем явственно слышна угроза-предостережение.
Кларк рывком ставит Лекса на ноги и прижимает к себе, чтоб не упал. Ослабевшие ноги и впрямь слушаются Лекса плохо. Зато чувствуют хорошо. И сейчас его правое бедро хорошо так ощущает кое-чей стояк.
– Ага, – понятливо тянет Лекс.
Кларку надо что-то ответить. Просто жизненно необходимо. Он даже пытается – но горло пересохло, а грудную клетку сдавило так, будто поблизости криптонит. Даже внутренний голос молчит.
– Мне показалось, ты – гомофоб.
Левая рука уверенно ложится на член Лекса. Пока еще вялый. Но отчетливо дернувшийся под сильной рукою.
– Гомофобы когда-нибудь ласкали твой член?
– Да нет, только оторвать пытались.
– На память?
Лекс не находит, что ответить. Да и что тут скажешь, когда чужие пальцы так настойчиво нежат твоего «петушка»? Интересно, как много людей на планете трахались с метеоритными фриками? Лекс, например, всего двоих знает. А бог любит троицу.
Лекс уже тянет руку в «ответном жесте» – и замирает на полпути.
Так что, говоришь, от тебя останется?
– Прости, мне правда надо идти.
Голос глух, но решителен.
Наломал он тебя с минетом, парень. Эх, тварь неблагодарная! А, может, сон-то в руку?..
Кларк уже видит: и прокушенную до крови губу, и закатившиеся от боли глаза, и сжатые от бессилия кулаки, и даже «криптонитовый» туннель, высасывающий душу…
И в ужасе почти отталкивает Лекса.
Чтоб тут же кинуться ловить вновь. Потому что лысика еще плохо слушаются ноги.
– Давай хоть до остановки доведу.
Лекс силится разглядеть в темноте выражение лица своего спасителя. Спасителя ли? А потом вдруг решается:
– Хорошо, доведи.
И это самые длинные сто метров в жизни Кларка Кента.
ЛЛ молчит. Как молчит внутренний голос. И заснувший дом. Только где-то в глубине, в самых черных глубинах, бьется и беснуется озабоченный внутренний демон. Кларк силится его заткнуть. Но легче пальцем заткнуть Ниагару.
Книжные определения первой несчастной любви бесят своей наивностью. Да и любовь ли это? Подумаешь, парень не дал! Что ж он, сразу Ромео?
Кларк сидит на кровати, прижав ноги к груди. Он даже не раздевался, только ботинки скинул. Стоило вернуться домой, как накатила волной жуткая апатия. И теперь он сидит, забившись в уголок, и даже не пытается вычислить, сколько еще здесь высидит.
Он слышит камешек даже раньше, чем тот ударяется в окно. Как слышит и то, что сейчас раму атакуют и другие его собратья.
Кто и что забыл в их саду в такое время?
Кларк настороженно выглядывает в окно. Пару секунд уходит на осознание. Еще десять – чтоб поднять дурацкую раму. Сорвав при этом с петли.
– Что ты тут делаешь?
– Хотел узнать…
– Сейчас?!
– Мне надо знать, когда у тебя заканчивается домашний арест?
– Зачем тебе? В интервью такого не было.
Лекс зябко поводит плечами и наконец-то решается:
– Хочу знать, когда смогу повести тебя на свидание.
URL записи
Продолжение + 3 авторские иллюстрации к фанфику - в комментах