Ван Гог: портрет, написанный словами / Van Gogh: Painted with Words
В 2010 году канал ВВС выпустил художественно-документальный фильм, рассказывающий о жизни и творчестве Винсента Ван Гога. Фильм полностью основан на переписке Ван Гога с его младшим братом Тэо (Тэодорус Ван Гог), на письмах самого Тэо, свидетельствах врачей, знакомых, друзей и очевидцев. В фильме нет ни слова "отсебятины" - все реплики актеров взяты из писем, воспоминаний современников и других исторических документов. Фильм получился на редкость лиричным и искренним - здесь нет ни капли сухости или формальности, что порой присуще подобного рода т.н. документально-историческим фильмам.
Образ Ван Гога удивительно и глубоко воплотил Бенечка-наш-ненаглядный-Камбербэтч - его глаза, руки, голос, пластика!.... Этот человек так сильно играет, в его взгляде столько страдания и отчаянной борьбы его героя со своими демонами, что ему просто невозможно не сопереживать и не сочувствовать! Гениальный Бенедикт просто рожден играть гениев!
Реплики в фильме, переводАлан Йентов - Рассказчик 1:
Миф о Винсенте ван Гоге, безумном художнике, пленяет нас на протяжении уже более века вплоть до настоящего времени. Незамеченные при его жизни, после смерти его картины, наконец, всплыли на поверхность, точнее сказать, вырвались, захватив мир яркими, насыщенными красками.
Рассказчик 2:
Сегодня они одни из самых узнаваемых и ценных произведений искусства в мире.
Ван Гог:
Кисть в моей руке движется подобно смычку скрипки, к совершенному моему удовольствию.
Рассказчик 2:
Когда мы думаем о ван Гоге, мы видим в нем странного, безумного гения, который каким-то образом, благодаря лишь инстинкту, нашел способ выплеснуть пламя своих потаенных чувств на холст.
Ван Гог:
Позвольте мне спокойно продолжать работу. А если это работа сумасшедшего - что ж, тем хуже. Я всё равно ничего не могу с этим поделать.
Рассказчик 2:
Но его работы часто омрачались его репутацией сумасшедшего.
Гоген:
Мы с Винсентом совершенно не можем спокойно жить вместе.
Отец Ван Гога:
Просто невозможно изменить его эксцентричность.
Рассказчик 1:
Эта история невероятна, но настоящая история Винсента Ван Гога - здесь, в тех письмах, что остались после него.
ВИНСЕНТ ВАН ГОГ:
ПОРТРЕТ, НАПИСАННЫЙ СЛОВАМИ
ПОРТРЕТ, НАПИСАННЫЙ СЛОВАМИ
Рассказчик 1:
Нет ничего, что можно было бы сказать о Ван Гоге, и чего не сказал бы он сам. Здесь 902 письма, большая часть обращена к младшему брату Тео, который был ему и опорой, и доверенным лицом. Это Винсент - размышляющий вслух, ведущий нас через свою жизнь, шаг за шагом документируя свою борьбу художника и человека. Именно эти письма легли в основу нашего фильма. Использовались только слова ван Гога и людей из его окружения. Никакого сочинительства. Каждое сказанное слово - правда.
Ночью 23 декабря 1888 года Винсент Ван Гог, страдая от припадка безумия, отрезал себе часть левого уха, и преподнес его проститутке в своем любимом борделе. Полицейские обнаружили его лежащим в луже крови в собственной спальне и препоручили местной больнице города Арля, где его поместили в изолятор.
Вот эта история с собственных слов ван Гога.
Ван Гог:
Мой дорогой Тео...
куда я могу пойти, где хуже, чем там, где я уже был? Запертый на долгие дни под замком, в изоляторе. У меня все еще есть постоянное ощущение - "Что хорошего в том, чтобы поправиться"?
как бы то ни было, невыносимые невыносимые галлюцинации прекратились... уменьшившись до простых кошмаров.
Физически я в порядке, рана очень хорошо затягивается и огромная кровопотеря восполняется. Больше всего мне внушает страх бессонница. Я чувствую себя слабым, немного встревоженным и испуганным.
Тео:
Мой дорогой брат,
Узнать, что тебе предстоят по-настоящему тяжелые дни - это разбивает мне сердце. Я бы так хотел, чтобы ты мог рассказать мне, как ты себя чувствуешь. Ибо ничто не мучает так, как неопределенность. Остаюсь твоим братом, который любит тебя. Тео.
Ван Гог:
Довольно много здешнего народа направило ходатайство мэру, характеризуя меня как человека, не способного жить на свободе.
Управляющий домом:
Как управляющий домом, арендованным мистером ван Гогом, я имел возможность поговорить с ним вчера и заметить, что он страдает психическим расстройством.
Женщина 1:
Он оскорбляет моих клиентов и склонен ругаться с женщинами по соседству, которых он преследует до их домов.
Женщина 2:
Этот индивидуум схватил меня за пояс у магазина миссис Кревлин. Одним словом, этот сумасшедший становится угрозой общественной безопасности и все требуют, чтобы он был помещен в специальное заведение.
Рассказчик 1:
Это обращение, подшитое к полицейским записям в Арле, подписано 30 его соседями.
Ван Гог:
Затем шеф полиции распорядился держать меня взаперти. Я не утаю от тебя, что я предпочел бы умереть, чем быть причиной таких проблем. Страдать и не жаловаться - вот единственный урок,
который надо выучить в этой жизни.
Конец Пролога.
Жизнь и творчество
Рассказчик 2:
Детство Винсента было результатом строгого кальвинистского воспитания.
Его отец был священником Голландской реформатской церкви, он вырос в Зюндерте, маленьком городишке в Нидерландах.
Его отправили в интернат, где научили азам рисования, и где он преуспел в иностранных языках. Он закончил его в 16 лет, когда началось его обучение в художественно-торговой фирме "Гупиль и Ко".
Три года спустя Тео пошел по его стопам. Тогда и началась их переписка. Винсенту было 19 лет, а Тео всего 15.
Ван Гог:
Мой дорогой Тео,
Я так рад, что мы оба занимаемся одним делом и в одной фирме. Мы должны часто писать друг другу. Любовь между двумя братьями - замечательная опора в жизни, Это стародавняя правда. Пусть огонь любви между нами не будет потушен, а наоборот, жизнь сделает эти узы даже крепче - пусть мы останемся честными и искренними друг с другом. Пусть не будет секретов, как и сейчас.
Рассказчик 2:
В мае 1873 года Винсента перевели в филиал "Гупиль и Ко" в Лондоне, в Ковент Гарден. Он переехал в Брикстон - район преуспевающего среднего класса.
Ван Гог:
Я хожу по Вестминстерскому мосту каждое утро и вечер и знаю, как он выглядит, когда солнце садится за Вестминстерским аббатством и зданием парламента.
Рассказчик 1:
В "Гупиль и Ко" он начал разбираться в живописи, и его энтузиазм в этом отношении простирался далеко за рамки рабочего времени. Нам об этом известно из книги посетителей Британского музея, сообщающей, что 28 августа 1874 года ван Гог был четвертым посетителем за день, он пришел увидеть этот рисунок, приписываемый Рембрандту.
Ван Гог:
Фигура нашего Господа, благородная и впечатляющая, выделяется на фоне окна. Я надеюсь не забыть этот рисунок, и то, что он, кажется, говорит мне.
Рассказчик 2:
Винсент стал завзятым посетителем лучших музеев и галерей Лондона. И он делился с Тео своим растущим увлечением живописью и литературой, приверженцем которых он становился все в большей степени.
Ван Гог:
Английская живопись не привлекла меня с первого взгляда, к ней нужно привыкнуть. Но здесь есть несколько хороших художников. Милле, который писал "Гугенота" и "Офелию" - они очень красивы. И затем Тернер, чьи гравюры ты, возможно, видел.
Где песни дней весенних, где они?
Не вспоминай, твои ничуть не хуже
Когда зарею облака в тени
И пламенеет жнивий полукружье...
Последние несколько дней я наслаждался чтением стихотворений Джона Китса. Я думаю, он - поэт, которого не очень хорошо знают в Голландии, но здесь его любят художники, и вот так я стал читать его.
Рассказчик 2:
Винсент обнаружил страсть к английскому популярному искусству, такому, как увиденное в черных и белых эстампах в газетах The Graphic и Illustrated London News, которых у него со временем скопилась чуть ли не тысяча.
Ван Гог:
На мой взгляд, такие отпечатки вместе составляют своего рода Библию для художника, которую он читает время от времени, чтобы войти в настроение. Здорово не только знать их, но и раз и навсегда держать их в студии.
Для меня английские рисовальщики - это Диккенс в сфере литературы. Величественный и здравый, и что-то, к чему всегда возвращаешься.
Рассказчик 2:
В его коллекции был эстамп "Пустого кресла" Диккенса.
Социальные реалистические темы гравюр и произведения Диккенса о рабочем классе Лондона, живущем в отвратительной бедности, глубоко и надолго впечатлили Винсента.
Ван Гог:
Ч. Диккенс "Оливер Твист":
"Грязь толстым слоем лежала на мостовой, и черная мгла нависла над улицами. Отвратительный старик походил на какое-то омерзительное пресмыкающееся, он полз в ночи в поисках жирной падали себе на обед".
Как сильно простые люди в больших городах тянутся к религии! Многие рабочие на фабрике ли, в мастерской, были удивительно набожными, невинными молодыми людьми.
Джордж Элиот описывает жизнь рабочих фабрики, проводивших службы в часовне на Лантерн-Ярд.
"Кафедра, где священник произносил неоспоримую истину, раскачиваясь взад и вперед... поглаживая книгу старым привычным образом. Для Сайласа Марнера они были проводниками Божьей воли. Они были приютом его религиозных чувств, они были христианством и царством Божьим на земле."
Рассказчик 2:
Чтение романов Джордж Элиот об английском евангелизме напомнили Винсенту о его собственном воспитании в религиозном доме. Желая теперь пойти по стопам отца, он погрузился в изучение Библии. Его поглощенность религией привела к тому, что он стал пренебрегать своими обязанностями в фирме, и потому был уволен.
Теперь он пытался получить место помощника учителя, надеясь, что это поможет ему достичь своей цели принять духовный сан.
Ван Гог:
Дорогой Тео,
Я получил письмо от одного учителя из Рамсгейта, который предлагает мне поехать туда
на месяц , без жалованья, по истечении этого срока он посмотрит, можно ли меня использовать. Это прекрасная дорога. Небо было светло-голубое, с серыми и белыми облаками. Можешь себе представить, я высматривал из окна Рамсгейт задолго до того, как я приехал туда.
Прилагаю маленький рисунок с видом из окна школы, через которое мальчики смотрят вслед родителям, когда те, навестив их, возвращаются на вокзал.
Рассказчик 2:
Побужденный быть полезным тем, чьи страдания он видел рядом с собой, Винсент преподавал в Воскресной школе детям с лондонских рынков и улиц. И 12 ноября 1876 года он прочитал свою первую проповедь.
Ван Гог:
Мы скитальцы и странники на этой земле.
Мы приходим издалека и идем далеко.
Путь нашей жизни идет от любящей груди
нашей матери на земле в руки нашего Отца на небе...
Тео, твой брат впервые говорил в доме Господа в прошлое Воскресенье. Когда я стоял на кафедре, Я чувствовал себя так, словно вышел из темного подземного склепа на приветливый дневной свет, и это чудесное чувство - думать, что отныне, куда бы я ни попал, я всюду буду проповедовать Евангелие.
Рассказчик 2:
Религия стала преобладать в его письмах к семье, и в его язык просочился библейский фанатизм.
Ван Гог:
Брат мой, давай будем беречь себя.
Давай же просить Того, кто превыше, и кто также молится за нас, чтобы он хранил нас от зла.
Да, давай будем бодрствовать и избегать излишеств, будем верить в Бога всем своим сердцем, а не полагаться только на свой рассудок.
Давай спросим себя: к чему он нас призывает? Быть кроткими, терпеливыми и смиренными, скорбными, но все же радостными.
Мать Ван Гога:
Он пишет много писем, и они достаточно длинные, и когда читаешь их, хочется сказать, как мог обычный священник написать это? И все же в них, тем не менее, есть что-то хорошее.
Рассказчик 2:
Когда Винсент вернулся в Голландию, его отец согласился содержать его во время подготовки к принятию духовного сана. Он усиленно занимался, но ушел через год. Единственным выбором, который ему остался, была миссионерская работа, и в январе 1879 года он был назначен проповедником без духовного сана в Боринаж, шахтерский район в Бельгии.
Ван Гог:
Спускаться в шахту - неприятное занятие, в своеобразной корзине или клети, словно ведро в колодце, так что когда, спускаясь, смотришь вверх, дневной свет кажется таким же
далеким, как и звезда в небе. Рабочие привыкли к этому, но всё равно они не могли избавиться
от непобедимого чувства страха и ужаса.
Рассказчик 2:
Бедственное положение шахтеров вызывало в Винсенте отвращение. Уход за больными и пострадавшими стал так же важен для него, как и чтение проповедей.
Он раздал большую часть своего имущества в надежде облегчить их страдания. Но опять, после шестимесячного испытательного срока, он потерпел неудачу. Винсент снова был безработным. Его отец так переживал из-за его душевного состояния, что подумывал о том, чтобы отправить его в психиатрическую клинику.
Ван Гог:
Что касается меня, я человек страстей, способный и склонный совершать достаточно глупые поступки, за которые мне иногда становится очень стыдно. Например, ты хорошо знаешь, что я не забочусь о своем внешнем виде. Я признаю, что это шокирует. Должен ли человек считать себя опасным и совсем неспособным к чему-либо? Не думаю. Денежные затруднения - ха! А ведь это связано с бедностью.
Вот ты говоришь: с такого-то времени ты катишься вниз, ты исчезаешь, ты ничего не сделал. Пусть так, а что я могу сделать?
Рассказчик 2:
Тео беспокоился о брате, но, разглядев талант в винсентовых набросках шахтеров, поощрял его к более серьезным занятиям живописью.
Рассказчик 1:
Винсент, будучи самоучкой, на самом деле не был заинтересован в том, чтобы получить традиционное художественное образование. Вместо этого он учился по этому руководству для художников Шарля Барга.
Ван Гог:
Тщательное изучение и постоянное повторение упражнения Барга по рисунку позволили мне глубже постичь технику рисования человеческой фигуры. Я научился измерять, видеть и искать основные линии, и тому подобное, поэтому то, что раньше казалось мне недостижимым, теперь постепенно становится возможным. Рисунок - основа всего.
Рассказчик 2:
После долгих лет пребывания в глуши Винсент, наконец, нашел свое призвание.
Ван Гог:
Мой замысел - не жалеть себя, не избегать множества сложностей и эмоций. Для меня сравнительно неважно, проживу я много или мало. Мир волнует меня лишь постольку, поскольку у меня есть определённые обязательства, или долг, если хочешь - за то, что я ходил по этой земле 30 лет, я должен оставить в благодарность подарок в виде картин или набросков.
Рассказчик 2:
Ван Гог с самого начала был и остается человеком из народа, отождествляющим себя с крестьянами, рабочим классом, с низами общества. И все его письма с этого момента подтверждают его глубокое увлечение живописью - его собственной и тех, кем он больше всего восхищался. Особенно французским художником Жаном-Франсуа Милле, известным своими реалистичными сценами крестьянской жизни.
Ван Гог:
Я чувствую необходимость изучать рисование людей у таких мастеров, как Милле. Он говорит: "живописи надо отдавать свою душу и сердце".
Я нарисовал "Сеятеля" уже 5 раз, и совершенно поглощен этой фигурой, я возьмусь за него еще раз. Натура всегда начинает с того, что сопротивляется художнику. Это иногда походит на то, что Шекспир называет укрощением строптивой, то есть сломить сопротивление упорством, волей-неволей. Если мне удастся привнести немного тепла и любви в эту работу, тогда она найдет зрителей.
Мать Ван Гога:
Что ж, только не знаю...
Рассказчик 2:
Хотя Винсент мог вдохнуть любовь в свою работу, ему было сложно найти ее в жизни. Он вернулся домой и жил с родителями. Его овдовевшая кузина Кея Фосс посетила дом приходского священника, И Винсент без ума влюбился в нее.
Ван Гог:
С самого начала этой любви я ощущал, что если не брошусь в неё с головой, отдаваясь ей всем сердцем полностью и навсегда, у меня не будет абсолютно никакого шанса. Но какая мне разница, будет этот шанс маленьким или большим? Я хочу сказать: должен ли я, могу ли я принимать это во внимание, когда люблю? Нет, никаких мыслей о победе. Ты любишь потому, что любишь.
Рассказчик 2:
Но эта любовь была безответной, и она смущала его родителей, которые считали, что он позорит семью. Его дядя запретил Винсенту видеть Кею. Но он забросал ее письмами, А затем...
Ван Гог:
А затем... Я приехал в Амстердам. где мне сказали: "Ваша настойчивость отвратительна". Я сунул пальцы в огонь лампы и сказал: "Позвольте мне повидать её, пока я держу руку в пламени". Но лампу задули, а мне сказали, что я её не увижу. Любить... что за занятие.
Рассказчик 2:
Винсент отправился в Гаагу, центр голландского художественного мира.
Ван Гог:
Я довольно сильно повздорил с Па, мы страшно распалились, и Па сказал, что мне будет лучше уехать из дома. Это было высказано так решительно, что я, если честно, уехал в тот же день. Не помню, чтобы я когда-либо в жизни был так зол. И я прямо сказал Па, что нахожу всю систему религии омерзительной. Я больше не хочу иметь с ней ничего общего и должен предостерегать от неё, как от чего-то смертельно опасного.
Рассказчик 2:
Оставшись без средств и без жилья, он обратился к Тео.
Ван Гог:
Само собой разумеется, что я прошу тебя, Тео, если это возможно, посылать мне время от времени что-нибудь, но не обделяя себя самого. Позволь присылать тебе мои работы, а ты будешь брать себе из них то, что захочешь ...но я настаиваю на том, чтобы считать деньги, которые ты будешь мне присылать, заработанными мною.
Тэо:
Я надеюсь сделать всё, что могу, чтобы помочь тебе, пока ты не начнёшь зарабатывать сам, но мне не нравится то, что ты придумал, чтобы уехать от Па и Ма. Кой чёрт заставил тебя так по-детски и так бесстыдно хитрить, сделав их жизнь столь жалкой и почти невозможной? Твой долг - исправить всё любой ценой.
Рассказчик 2:
Приехав в Гаагу, Винсент селится в маленькой студии. и, получив заказ на серию городских пейзажей, делает зарисовки самых разных сторон жизни современной столицы. Желая испробовать все удовольствия столичной жизни, Винсент вскоре оказывается в больнице, где в течении нескольких недель лечится от сифилиса. А затем...
Ван Гог:
Этой зимой я встретил беременную женщину, оставленную человеком, ребенка которого она носила. Беременную женщину, которая зимой бродила по улицам, чтобы заработать себе на хлеб, - понимаешь, каким образом. Я нанял эту женщину, сделал ее своей натурщицей и работал с ней всю зиму. С каждым днем она учится позировать все лучше, что для меня крайне важно.
Рассказчик 2:
Ее звали Христина Мария Хоорник, больше известная как Син, старше Винсента. Она была белошвейкой, пополнявшей свой доход проституцией.
Ван Гог:
Я не мог платить ей то, что полагается натурщице, но все-таки, я платил ей какие-то деньги,
и до сего момента был способен, слава богу, уберечь ее и ее ребенка от голода и холода, деля с ней свой собственный хлеб. Когда я встретил эту женщину, она привлекла мое внимание своим болезненным видом. Для меня она прекрасна. И я нашел в ней именно то, что мне было нужно. Жизнь принесла ей много ударов и скорби. Скорбь и несчастье оставили свои следы.
Она позировала для моего лучшего рисунка, "Скорбь". Я хочу создавать рисунки, которые бы волновали людей. "Скорбь" - это маленькое начало. По меньшей мере, она содержит в себе
что-то из моих собственных чувств.Я не мог бы нарисовать "Скорбь",
если бы не чувствовал ее сам.
Другой рисунок, "Корни", - это древесные корни в песчаной земле. Я старался одушевить этот пейзаж тем же чувством, что и фигуру. Во всей природе, например, в деревьях, я вижу выразительность и душу. Возможно, это потому, что я страстно любил Кею Фосс, принимая во внимание, что она гораздо более обаятельная, чем Син. Конечно, это не значит, что любовь к Син не была искренней.
Рассказчик 2:
Эти отношения вызвали еще большее недовольство семьи, чем винсентово страстное увлечение Кеей ранее. Он снова остался без гроша.
Ван Гог:
Старина, это были тревожные две недели. Когда я писал тебе в середине мая,
все, что у меня было - это три, три с половиной гульдена после того, как я заплатил булочнику. 1 июня нужно платить за жилье, а у меня ничего нет, совсем ничего. Я надеюсь, ты сможешь что-нибудь прислать.
Рассказчик 2:
Но Тео был точно также шокирован и отказался выслать еще денег.
Из-за неспособности Винсента содержать семью Син решила вернуться к проституции после рождения ребенка. Для Винсента это было слишком.
Ван Гог:
О, Тео, у меня самые невероятные и совершенно неподходящие романы, из которых, как правило, я выхожу только с позором и бесчестьем. Но я часто буду думать о ней.
Рассказчик 2:
Итак, Винсент уехал, и направился вглубь сельской Голландии, чтобы жить и писать среди крестьян.
Ван Гог:
На этот раз пишу тебе из самого дальнего уголка Дренте. Не вижу никакой возможности описать тебе как следует эту местность, у меня не хватает слов. Думаю, что лучшая жизнь - это жизнь, состоящая из долгих лет в соприкосновении с природой, на свежем воздухе. Здесь есть пара вечерних эффектов. Я все еще работаю над "Крестьянином, сжигающим траву", в котором мне лучше, чем в предыдущем этюде удалось поймать то, насколько настроение тревожно, так что он в большей степени передает необозримость равнины и сгущающиеся сумерки.
Одним пасмурным вечером после дождя я обнаружил маленькую хижину, она была так прекрасна в своем естественном окружении. Когда я говорю, что я - крестьянский художник, это и в самом деле так, и тебе в будущем станет это яснее.
Рассказчик 2:
Но жизнь в таком уединенном месте, одиночество скоро наскучили ему.
Ван Гог:
Один человек точно погибнет. Спастись можно только с другим. Самое лучшее и эффективное лекарство - это все же любовь и дом.
Рассказчик 2:
Так что он вернулся домой, подавленный, на мелИ, и с поджатым хвостом, чтобы снова жить с родителями. Однако лекарство оказалось неверным.
Отец Ван Гога:
Сначала казалось, что все безнадежно, но постепенно дела улучшились, особенно с того момента, когда мы согласились, чтобы он остался у нас писать этюды.
Он хочет, чтобы для него оборудовали флигель. Мы подумали, что это не слишком подходящее место, но все-таки придется привести его в порядок. Мы просто сделаем его приятным, теплым и сухим, и тогда оно станет вполне пригодным.
Ван Гог:
Они так же не хотят впустить меня в дом, как если бы речь была о большой, мохнатой собаке. Он наследит в комнатах мокрыми лапами и к тому же он такой взъерошенный. Он у всех будет вертеться под ногами. И он так громко лает. Короче говоря, это — скверное животное. Согласен...
но у этого животного человеческая жизнь. и, хотя он всего лишь пес, человеческая душа, да еще настолько восприимчивая - он способен чувствовать, что говорят о нем люди, этого не может обычная собака.
Отец Ван Гога:
Мы принимаем это новое испытание, движимые самыми лучшими побуждениями. Жаль, что он не более покладистый, но это не меняет того факта, что он странный.
Ван Гог:
И я, признавая, что я, отчасти, и есть этот пес... принимаю их такими, какие они есть.
Рассказчик 2:
Это было время, когда, несмотря на разногласия с домашними, Винсент нашел себя как художник. Началось это с рисунков местных ткачей.
Ван Гог:
Каждый день я здесь делаю наброски ткачей. Думается мне, ткацкие станки, со своими довольно сложными механизмами, в середине которых сидит фигурка ткача, подходят и для рисунка пером. Я должен быть уверен, что я передам их так, что цвет и тон будут все же соответствовать
остальной голландской живописи.
Рассказчик 2:
Этими голландскими художниками, которые его так впечатлили, были Антон Мауве и Йозеф Израэльс, художники Гаагской школы, славящейся своими сельскими видами и крестьянскими сюжетами. Их палитра была серой и коричневой, подходящей к погодным условиям Нидерландов. И это очень отличалось от революционной живописи, которую в это время создавали в Париже импрессионисты своими яркими и цветными полотнами, о которых Тео писал Винсенту.
Ван Гог:
Когда я слышу, как ты называешь новые имена, я не всегда понимаю, потому что я ничего их не видел. Из того, что ты рассказывал об импрессионизме, мне не совсем ясно, что под этим понимается. Что до меня, то я, например, нахожу столь многое в Израэльсе, что не слишком интересуюсь и жажду чего-то еще другого или нового.
Рассказчик 2:
Несмотря на это, Винсент все больше стал интересоваться цветом, увлеченный тем, что видел в ткацких мастерских.
Ван Гог:
Когда ткачи ткут эти ткани, они пытаются, как тебе известно, добиться того, чтобы самые яркие цвета уравновешивали друг друга, в красочных тартановых тканях, так что, несмотря на пестроту ткани, общее впечатление гармонично с расстояния.
Тебе надо обратиться прямо к Эжену Делакруа, чтобы найти такое сочетание цветов. Я говорю о голубом, зеленом наброске с красным и пурпурным и оттенками лимонно-желтого. Он сам говорит на символичном языке цвета.
Рассказчик 2:
Итак, теперь Винсент начинает вносить в свои работы мазки цвета, в пейзажи, а затем и в серии портретов местных крестьян.
Ван Гог:
У меня есть несколько голов, которые я обещал тебе. Это наброски в полном смысле этого слова. Я нарисовал уже тридцать или около того.
В то же время, я снова работаю над этими крестьянами у блюда с картофелем. Я надеюсь, что рисование этих едоков картофеля пойдет немного быстрее.Понимаешь, я действительно хотел написать картину так, чтобы все поняли, что эти люди, поедающие свой картофель при свете лампы на столе, возделывали землю теми же руками, что они протягивают к блюду, так что всё говорит о физическом труде и, таким образом, о том, что они честно заработали свою еду.
Я хотел передать идею жизненного пути, который полностью отличается от нашего. Я определенно не хочу, чтобы все восхищались ей, или одобряли ее, не понимая, почему.
Рассказчик 2:
Определенно, восхищение не последовало ни от Тео, ни от друга и собрата-художника Винсента
Антона ван Раппарда.
Ван Раппард:
Мой дорогой друг!
Ты можешь писать картины лучше, чем эта... к счастью. Эта кокетливая ручка женщины на заднем плане, как неправдоподобно! И какая связь между кофейником, столом и рукой, лежащей на ручке? Если уж на то пошло, что там делает этот кофейник? Он не стоит, его не держат, но зачем тогда? И почему у этого мужчины слева может не быть коленей, или живота, или легких? Или они у него на спине? И почему его рука должна быть слишком короткой? И почему ему недостает половины носа? С такой манерой работы ты осмеливаешься ссылаться на имя Милле?Перестань! Живопись слишком важна, мне кажется, чтобы так бесцеремонно с ней обходиться.
Рассказчик 2:
Но, возможно, ван Раппард не увидел самого главного.
Ван Гог:
Я хочу, чтобы люди говорили о моей работе: этот человек глубоко чувствует, этот человек тонко чувствует, несмотря на мою так называемую аляповатость, или, возможно, именно благодаря ей. Понимаешь?
Кажется, претенциозно говорить так сейчас, но именно поэтому я хочу продолжать!
Рассказчик 1:
"Едоки картофеля" демонстрируют уровень совершенства, которого ван Гог достиг в своей живописи - а ведь вспомните, он рисовал только четыре года. Это также был первый и последний раз, когда он писал групповой портрет.
Но пренебрежительная критика шедевра ван Гога была не единственной темой, упомянутой в письме ван Раппарда.
Ван Раппард:
Известие о смерти твоего отца пришло так неожиданно, что я очень хотел дальнейших сообщений, которых, однако, не было. Ты думаешь, что я так мало интересовался твоим отцом, что вежливой формулировки, чтобы известить о чем-то таком волнующем достаточно для такого интереса?
Рассказчик 2:
Винсент почти не упоминает смерть своего отца в письмах этого времени, но несмотря на сложности их отношений, он все-таки страдал из-за этого известия.
Ван Гог:
Мой дорогой Тео, я все еще под сильным впечатлением от того, что произошло. Я просто продолжал рисовать эти два воскресенья.
Рассказчик 2:
И он нарисовал Библию своего отца.
Ван Гог:
Я шлю тебе натюрморт с открытой и оттого серовато-белой Библией в кожаном переплете на черном фоне. Я написал ее за один день. Это чтобы показать тебе, что когда я говорю, что не зря, наверно, вкалывал, я это и имею в виду.
Рассказчик 2:
Примечательно, что Винсент рядом с Библией своего отца расположил книгу французского романиста Эмиля Золя, величайшего живописателя угнетенного и мучимого рабочего класса. Винсент видел в Золя родственную душу, понимающую социальное значение искусства в дополнение к художественному воплощению реальности.
Ван Гог:
Золя в "Радости жизни", "Западне" и в многих других своих шедеврах изображал жизнь такой, как мы её чувствуем, и тем самым удовлетворял нашу потребность в том, чтобы люди говорили нам правду.
Читаю много Золя, это нравственные произведения и они очищают разум.
Рассказчик 2:
Следующая часть его путешествия приведет его в эпицентр художественного мира, оставляя Нидерланды далеко позади.
Рассказчик 1:
Винсент прибыл в Париж в феврале 1886 года, когда художественное общество переживало переходный период. Импрессионизм доминировал уже больше десятилетия, но теперь шли поиски чего-то нового. Так или иначе, он, наконец, понял, чтобы его серьезно воспринимали как художника, ему надо ехать в Париж.
Как бы то ни было, он не потрудился сообщить об этом Тео, пока не приехал, отправив ему записку о том, чтобы встретиться в Лувре в Квадратном Зале, где висели великие европейские мастера - Рембрандт и Делакруа. Винсент намеревался погрузиться в художественную жизнь города, и переехал с Тео на Монмартр, в этот дом 54 на Рю Лепик.
Тэо:
К счастью, мы чувствуем себя хорошо в нашем новом доме. Ты бы больше не узнала Винсента, он так изменился, и это поражает других даже больше, чем меня. Он перенес серьезную операцию в полости рта, так как потерял почти все свои зубы из-за плохого состояния желудка. Доктор говорит, он теперь совсем выздоровел. Он совершил серьезный рывок в своей работе, доказательством этого служит то, что он начинает делать успехи.
Рассказчик 2:
Винсент записался в студию художника Фернана Кормона, где сдружился со многими восходящими живописцами того времени, в том числе с Тулуз-Лотреком, сидящим здесь слева, подле него, по общему мнению, Винсент с палитрой в руках. Но после трех месяцев работы над гипсовыми слепками он начинает тосковать и разочаровываться, и потому уходит.
Ван Гог:
Что я думаю о своей работе - это то, что "Едоки картофеля", написанные в Нюэнене, все же моя лучшая вещь. Чего я надеюсь достичь, так это написать хороший портрет, во что бы то ни стало.
Рассказчик 2:
За вдохновением он обратился к голландскому мастеру Рембрандту, который написал более 90 автопортретов с начала своей карьеры до смерти в 1669.
Ван Гог:
Так Рембрандт писал своих ангелов - сначала писал самого себя стариком, морщинистым, беззубым, в белом колпаке. По отражению в зеркале... Затем он грезит, грезит, и вот его кисть начинает снова создавать его портрет, но уже по памяти, и выражение становится все более грустным... и удручающим.
Что же до меня, моя судьба принуждает меня к тому, чтобы быстро стать старичком. Но какое это имеет значение? У меня грязная и тяжелая работа - живопись.
Рассказчик 2:
Винсент начал свою серию автопортретов с темно-коричневых тонов, к которым он привык. Но постепенно его цвета и манера письма изменились, так как он попал под влияние новой живописи, которую видел вокруг себя. Картины становились светлее и красочнее.
Ван Гог:
Мое стремление - показать, что множество очень разных портретов может быть написано одним и тем же человеком. Художник будущего - это такой колорист, каких никогда прежде не было.
Тэо:
Он все еще не продал никаких картин за деньги, но обменивает свои работы на другие картины. Также у него есть знакомые, от которых он каждую неделю получает прекрасную посылку с цветами, которые, бывает, служат ему моделью.
Ван Гог:
Я сделал серию этюдов маслом, рисуя просто цветы, добиваясь контраста голубого с оранжевым, красного и зеленого, желтого и фиолетового, стремясь к тому, чтобы смешанные и нейтральные тона соответствовали этим резким противоположностям.
Тэо:
Он также гораздо более жизнерадостный, чем раньше, и он хорошо ладит с людьми здесь. Приведу пример, не проходит и дня, чтобы его не пригласили посетить студию известных художников, или чтобы люди не пришли к нему.
Рассказчик 1:
Всего в нескольких минутах ходьбы от Рю Лепик и от Ле Мулен де ля Галетт, бара и танцевального зала в виде ветряной мельницы, который любил рисовать Винсент, располагался магазин материалов для художников папаши Танги. Это место стало центром всего сообщества парижских художников, которые собирались, чтобы посплетничать и обменять свои картины на материалы, поставляемые папашей Танги, легендарным "отцом" авангарда. Поль Сезанн, Эдгар Дега, Тулуз-Лотрек, Жорж Сера. Все они приходили сюда. Кажется невероятным, что это крошечное помещение было основным местом сбора для тех, кто, вероятно, является самой знаменитой группой художников в истории.
Винсент, который чувствовал неловкость в обществе, не имел склонности к этим сборищам или к их конкурентной среде. Но там был один художник, которому нравилось, что он сторонился толпы. Его звали Поль Гоген, и он разделил с Винсентом страсть к японским эстампам. Это был жанр, который ошеломил западный мир в конце 19 столетия.
Ван Гог:
Японская гравюра, безусловно, наиболее целесообразный способ добиться понимания того, в каком направлении развивается в настоящий момент живопись. Красочные и яркие. У нас с Тео их сотни.
Рассказчик 2:
Для начала он просто копировал эстампы. Затем он начал экспериментировать с собственными работами, обрезая объекты по краям и используя строгие диагонали. Японские эстампы начинают появляться на заднем плане на некоторых его портретах, в том числе и на "Портрете папаши Танги".
Однако другие парижские слабости были не столь полезны. Винсент пил абсент в огромных количествах. Богемный стиль жизни вредил и без того хрупкому его здоровью. Его отношения с Тео начали серьезно ухудшаться.
Тэо:
В нем как будто двое - один изумительно одаренный, чувствительный и нежный, а другой - самовлюбленный и бессердечный. Было время, когда я очень любил Винсента и он был моим лучшим другом, но не сейчас. Кажется, с его стороны все выглядит еще хуже, потому что он не упускает возможности показать мне, как он меня презирает, и что я вызываю у него отвращение. Это делает почти невыносимым мое пребывание дома. Никто больше не хочет заходить, потому что это всегда приводит к скандалу, и он так грязен и неряшлив, что дом выглядит как угодно, но не гостеприимным.
Рассказчик 2:
Винсенту надоели ссоры с Тео и артистическим самомнением художников. Страстно желая спокойствия на природе, он покидает Париж в феврале 1888 и устремляется в Арль, в Прованс.
Ван Гог:
Хочу начать рассказ с того, что эта часть мира кажется мне столь же прекрасной как Япония, благодаря ясности воздуха и очарованию цветовых эффектов. Светло-оранжевые закаты, делающие поля почти синими. Ослепительное желтое солнце!
Рассказчик 2:
Вскоре после приезда Винсент поселился в "Желтом домике" на площади Ламартина, и сразу же сел за работу, экспериментируя со все более яркой палитрой, уверенный, что это должно быть
его художественным наследием.
Ван Гог:
Теперь, когда я стал чуть лучше ориентироваться, я начинаю видеть здешние преимущества. Что до меня, я здесь чувствую себя лучше, чем на севере. Работаю даже в полдень, на самом солнцепеке, на пшеничных полях без намека на тень, и - подумать только! - наслаждаюсь этим, как цикада. Почему только я не знал этот край, когда мне было 25, а приехал сюда только в 35, но в то время я увлекался серым, или, вернее, отсутствием цвета.
Ах, но здесь! Здесь мне не нужны японские гравюры, потому что я и сам себе все время говорю, что я и так в Японии. Я бы хотел создавать рисунки в японской манере. Я ничего не могу делать, кроме как ковать железо, пока горячо. Я надеюсь сделать успехи в этом году, мне это просто необходимо.
Рассказчик 2:
И все же, на нем сказалась работа в одиночестве дни напролет, у него началась депрессия.
Ван Гог:
Столько дней проходит, когда я ни с кем не перемолвлюсь и словом, исключая заказ ужина или кофе. Так было с самого начала. С моей стороны, меня мучает то, что я провожу столько времени один, сам с собой.
Рассказчик 2:
Винсент мечтал основать общину художников, "Студию на Юге", как он её называл, где художники могли бы работать в товарищеской обстановке, в отличие от более возбудимого парижского мира искусства, который он покинул.
Ван Гог:
Гоген в Бретани, он вновь перенес приступ болезни печени. Я хотел бы быть там, где он, или чтобы он был здесь, со мной.
Письмо Ван Гога - Гогену:
Мой дорогой старина Гоген! Я только что снял четырехкомнатный дом здесь, в Арле. Мне кажется, что если бы я мог найти художника, который хотел бы взять всё от юга, и который был бы достаточно поглощен своей работой, как я, и был бы настроен жить, как монах, верный своей работе и не расположенный тратить свое время, тогда все было бы очень хорошо. И ты бы отдавал моему брату одну картину в месяц, в то время как был бы свободен делать что угодно с остальными.
Ван Гог:
Я бы хотел украсить студию в надежде жить там с Гогеном. Только огромные подсолнухи, больше ничего.
Письмо Ван Гога - Гогену:
Еще я нарисовал свою спальню с мебелью из белого дерева, ты ее знаешь. Было забавно рисовать эту скудную обстановку. Моей задачей было придать ей цветов, как в витраже, и проложить четкие контуры.
Рассказчик 2:
К несчастью, Гоген отложил свой приезд, поэтому Винсент, выжидая, решил сосредоточиться на своей работе по подготовке к приезду великого человека, он был даже готов по меньшей мере отложить некоторые из своих любимых занятий.
Ван Гог:
Рисование не совместимо с валянием дурака - оно иссушает мозги, и это действительно очень раздражает. Я бы предпочел уединиться, как монахи. Порой захаживать в бордель, совсем как монахи. Или в винный магазин, если душа пожелает!
В своей картине "Ночное кафе" я пытался выразить идею, что кафе - это место, где ты можешь
разрушать себя, сойти с ума, совершать преступления. Сюда же прилагаю квадратный холст, "Звездное небо" - нарисованное на самом деле ночью, при свете газовой лампы. Сиреневые поля. Город - голубой и фиолетовый. На переднем плане - две цветные фигурки влюбленных.
Тэо:
Он странный парень, но какая у него голова. Даже завидно.
Ван Гог:
Я буду считать себя очень счастливым, если удастся работать достаточно, чтобы заработать на жизнь. так как меня очень терзает, когда я говорю себе, что я нарисовал столько картин и рисунков, и ни одного еще не продал.
Рассказчик 2:
Гоген, наконец, приехал 23 октября 1888.
Ван Гог:
Бирюзовый, яркий живой бирюзовый, как если бы море пенилось...
Рассказчик 2:
Несколько дней спустя двое художников отправились на лежащее недалеко римское кладбище в Аликане, с намерением работать бок о бок и рисовать один и тот же сюжет. Винсент рисовал то, что видел и чувствовал, Промышленный пейзаж на заднем плане, обрамленный деревьями. Гоген же, напротив, реальности уделял мало времени. он, как правило, рисовал по памяти. И за то время, что потребовалось Гогену, чтобы завершить свою картину, медленно и методично, Винсент на предельной скорости набросал еще две.
Ван Гог:
Гоген, вопреки самому себе и мне... доказал мне, что пришло время кое-что изменить. Я теперь работаю по памяти, и мои ранние этюды все еще будут полезны для этой работы, так как они будут напоминать о давних вещах, которые я видел.
Рассказчик 2:
Одним из них был сюжет, который он рисовал снова и снова, "Сеятель". Теперь ясно было видно влияние Гогена.
Ван Гог:
Огромный лимонно-желтый диск для солнца, желто-зеленое небо с розовыми облаками. Поле - фиолетовое, сеятель и дерево - цвета берлинской лазури.
Рассказчик 2:
Но Винсент нашел сложным рисовать только по памяти, и скоро вернулся к предметам непосредственно перед ним.
Ван Гог:
Последние две работы - это довольно забавные полотна, деревянный и соломенный стул, весь желтый, стоит на красном кафеле напротив стены. Затем кресло Гогена, красное и зеленое - ночной эффект. На сиденье - два романа и свеча. Написано на парусине, и краски наложены густым слоем.
Рассказчик 2:
Однако недолго оставалось до того момента, когда между художниками появилось напряжение. Работы Гогена отлично продавались в Париже - Винсент все еще не мог найти покупателей. Он снова начал много пить. Его поведение становилось все более странным, и спустя восемь недель Гоген стал ужасно раздраженным.
Гоген:
Я чувствую себя в Арле совершенно сбитым с толку. Я нахожу всё ничтожным и невзрачным, и пейзаж, и людей. Обычно мы с Винсентом не сходимся во мнениях, особенно в том, что касается живописи. Ему очень нравятся мои картины, но когда я пишу их, он критикует меня то за одно, то за другое. Мы с Винсентом вообще не можем жить бок о бок без неприятностей.
Рассказчик 2:
В декабре 1888 Гоген написал этот "Портрет Ван Гога, рисующего подсолнухи".
Рассказчик 1:
Винсент молча посмотрел на него, затем сказал: "Это действительно я, только лишившийся рассудка".
Но так ли это? Когда я смотрю на эту картину, я совсем не вижу ван Гога. Я вижу Гогена. И, мне кажется, это многое объясняет об их отношениях.
Рассказчик 2:
Несколько дней спустя два художника вступили в жаркий спор.
Гоген:
Это было так странно, я не мог этого вынести. Он даже спросил меня: "Ты собираешься уехать?" Я чувствовал, что должен пойти прогуляться в одиночестве, подышать свежим воздухом, когда услышал за спиной знакомые шаги - короткие, быстрые, неровные. Инстинктивно обернулся и в этот момент Винсент бросился на меня с открытой бритвой в руках.
Рассказчик 2:
Винсент вернулся в "Желтый домик", где, возможно, тем же ножом, которым он угрожал Гогену, покалечил себе левое ухо.
Ван Гог:
Уж точно я бы не выбрал безумие, если бы был такой выбор, но раз у тебя есть нечто подобное, ты больше не можешь это контролировать.
Врач лечебницы Ван Гога:
Я нахожу, его состояние несколько улучшилось. Не думаю, что его жизнь в опасности -
по крайней мере, на данный момент. Он хорошо ест и его физическая сила позволяет ему сопротивляться кризису. По моей оценке он сможет вскорости поправиться, которая, похоже, составляет основу его характера.
Рассказчик 1:
В этой больничной комнате Винсент написал автопортрет, одно из самых поразительных произведений искусства в мире.
Ван Гог:
Преимущество, которое у меня здесь есть, это то, что они все больны. и, по меньшей мере, так я не чувствую себя одиноким. Я полностью поглощен чтением Шекспира. Сначала я взял серию о королях, из которой я уже прочитал "Ричарда II", "Генриха IV", "Генриха V", частично "Генриха VI". Ты когда-нибудь читал "Короля Лира"? Как бы ни было, наверное, мне не стоит сильно тебя убеждать читать такие драматические истории, когда мне самому после прочтения их, приходится каждый раз идти и зачарованно вглядываться в травинку, сосновую ветку, колос пшеницы, чтобы успокоиться.
Рассказчик 1:
Винсент страдал от повторяющихся приступов психического расстройства, пока был в больнице здесь, в Арле. Но в перерыве между этими приступами он достаточно хорошо себя чувствовал, найдя успокоение в своей живописи, рисуя парк и отделение больницы.
После пяти месяцев в больнице, не забывая, возможно, о своем сомнительном душевном состоянии, он отказывался возвращаться домой в "Желтый домик" один. При содействии Тео он добровольно лег в больницу недалеко от Сан-Реми.
Тэо:
Уважаемый директор, с согласия самого фигуранта, который является моим братом, я пишу, чтобы ходатайствовать о принятии в ваше заведение Винсента Виллема ван Гога. Прошу вас принять его в пациенты третьего класса. Надеюсь, вы не будете возражать и позволите ему рисовать за пределами вашего заведения, когда бы он не пожелал.
Далее, не вдаваясь в детали внимания, которое он потребует, но которое, я полагаю, уделяется с той же заботой всем вашим подопечным, я надеюсь, вы будете столь добры, что позволите ему по крайней мере пол литра вина во время еды.
Рассказчик 2:
Винсент приехал сюда, в Сен-Реми, 8 мая 1889, где и остался на год. Его письма в течение этого времени представляют собой душераздирающую исповедь смирения с собственным состоянием.
Ван Гог:
Хочу тебе сказать, я хорошо сделал, что приехал сюда. Во-первых, видя реальности жизни сумасшедших, душевнобольных в этом зверинце, я утрачиваю смутный страх, боязнь перед этим.
И мало-помалу я смогу придти к тому, что признаю сумасшествие такой же болезнью, как любая другая.
Насколько я понимаю, здешний доктор склонен считать случившееся со мной эпилептическим припадком. Это довольно странно, может, результат этого ужасного припадка - это то, что в моей душе едва ли осталась светлая мечта или надежда. Я уж думаю честно признать, моя профессия - сумасшедший.
Рассказчик 1:
Бывали дни, иногда недели, когда Винсент был не в состоянии работать, мучимый приступами душевной болезни. Но они сменялись периодами невероятного творческого подъема, когда он был крайне продуктивен. Он получил разрешение рисовать в окрестностях и отсылал Тео в Париж множество картин.
Ван Гог:
Большое спасибо за посылку с холстами, красками, кистями, табаком и шоколадом, она дошла до меня в полном порядке. Я очень ей обрадовался, поскольку немного истосковался по работе. И теперь я уже несколько дней выбираюсь поработать в окрестностях. Какая красивая земля, что за прекрасная синева и какое солнце! Потому теперь кисть в моей руке движется подобно смычку скрипки, к совершенному моему удовольствию.
Сейчас мучаюсь с одной вещью, начатой за несколько дней до приступа. "Жнец", выполнен весь в желтом, ужасно густыми мазками, но мотив красив и прост. Неясная фигура сражается как дьявол с изнуряющей дневной жарой, пытаясь довести нелегкое дело до конца. А затем я увидел образ смерти, в том смысле, что человечество словно пшеница, которую жнут. Так что это, если хочешь, противоположность тому "Сеятелю", которого я рисовал раньше. Но в этой смерти нет ничего печального, она происходит среди бела дня на солнце, которое все заливает светом чистого золота.
Тэо:
Твои последние рисунки заставили меня задуматься о состоянии твоего сознания, когда ты создавал их. Все они наполнены силой цвета, которой ты не достигал раньше, что само по себе редкое качество, но ты пошел ещё дальше. Но как, должно быть, усердно работает твой ум, и насколько же ты подвергаешь себя опасности, доходя до крайней точки, когда головокружение неизбежно.
Ван Гог:
Позвольте мне спокойно продолжать мою работу. Если это работа сумасшедшего - что же, тем хуже. Тогда я ничего не могу с этим поделать.
Рассказчик 1:
И примерно в это же время Винсент получает единственный отзыв, который когда-либо будет при его жизни, от молодого критика, Альбера Орье.
Альбер Орье:
Что в целом характеризует его работы, так это избыток силы, нервозности, неистовства выражения. Мы уже знаем, его цвет невероятно ошеломляет этим металлическим свойством, тем, что выглядит, как драгоценность. В его решительном утверждении свойства вещей, раскрывается сильная личность - мужественная, отважная, очень часто грубая, но порою, тем не менее, изысканно-утонченная.
Рассказчик 1:
Винсент оставался в Сен-Реми больше года, но он начал бояться, что на него навесят ярлык "сумасшедшего художника", и однажды он попросил Тео о помощи.
Ван Гог:
Я не чувствую себя достаточно знающим, чтобы судить, как они обращаются с пациентами здесь,
и у меня нет никакого желания вдаваться в детали, но вспомни, пожалуйста, что примерно полгода назад я предупреждал тебя, что если у меня случится кризис той же природы, я хотел бы поменять лечебницу. И я уже слишком долго откладывал, позволяя в это время случаться приступу. Тогда я был в середине работы, и хотел закончить эти незавершенные полотна, в противном случае я бы здесь не оставался. Так вот, я собираюсь сказать тебе, что, мне кажется, двух недель, хотя неделя меня бы устроила больше, должно хватить, чтобы предпринять необходимые для переезда шаги.
Доктор Ван Гога:
Во время пребывания дома этот пациент, который спокоен большую часть времени, пережил несколько приступов, которые длились от двух недель до месяца. Во время этих приступов его охватывал панический страх. несколько раз он предпринимал попытки отравиться, проглатывая краски, которые использовал для рисования, или принимая внутрь керосин, который взял у мальчика, когда тот заполнял лампы.
В промежутке между приступами пациент совершенно спокоен и здоров, и со всей страстью отдается живописи. Он просит выписать его сегодня, чтобы отправиться жить на север Франции, где, как он надеется, климат подойдет ему больше.
Рассказчик 2:
В мае 1890 он переезжает в Овер под Парижем, с рекомендательным письмом от Тео доктору Полю Гаше. Он снимает мансарду здесь, в Оберж Раву.
Рассказчик 1:
Поселившись в Овере, Винсент установил для себя суровое расписание, покидал комнату в пять утра, чтобы идти рисовать поля, и не возвращался до девяти часов вечера. Это был период чрезвычайной активности, когда он рисовал по холсту в день.
Ван Гог:
Переезд на север чересчур отвлек меня от работы. На днях я написал портрет доктора Гаше. У вас есть лицо, цвета нагретого, залитого солнцем кирпича, с красноватыми волосами, белая фуражка, синий фон. Он очень нервный и очень неправильный. Мой автопортрет, на самом деле, почти такой же, настолько мы похожи телосложением и характером. Думаю, он болен еще сильнее, чем я, или, скажем, так же, как я. "Когда слепой ведет слепого, не упадут ли они оба в яму?"
Рассказчик 1:
Хотя Винсент сомневался в способности доктора Гаше помочь ему, они стали хорошими друзьями. Он обедал у него дома и рисовал его дочь. У них было много общего. Гаше был не только врачом, но и художником-любителем, и был глубоко увлечен лечением душевного расстройства. Но несмотря на сочувствие Доктора, Винсент все так же одинок.
Ван Гог:
Со времени моей болезни чувство одиночества овладевает мной на природе в такой вызывающей страх форме, что я боюсь выходить. Хотя со временем это изменится. Только перед мольбертом, когда рисую, я чувствую, что хоть немного живу. Что до меня, я чувствую... это крах. Чувствую, я смиряюсь с такой участью и не хочу ничего больше менять.
Рассказчик 1:
В июле 1890 года он вернулся в Париж навестить Тео и свою невестку Ио и впервые посмотреть на новорожденного племянника, Винсента. Тео пояснил ему, что теперь на нем лежит обязанность содержать молодую семью. Тогда Винсент и испугался, что становится обузой. Расстроенный, в тот же вечер он вернулся в Овер.
Ван Гог:
Я опасался, не очень, но все же, что представляю опасность для тебя, живя за твой счет. Хотел бы написать тебе о многом. Признаю, страсть прошла до такой степени, что я чувствую ее бессмысленность. Сосредотачиваю все внимание на своих холстах. Это бескрайние поля пшеницы под грозовым небом. Особо я постарался выразить тоску, крайнее одиночество. Береги себя, мысленно пожимаю руку. Искренне твой... Винсент.
Рассказчик 1:
Через четыре дня после написания последнего письма к Тео, он ушел в поле и выстрелил себе в грудь. Ему удалось приползти сюда и вскарабкаться по лестнице в свою мансарду. Два дня спустя он умирает здесь, в этой комнате в возрасте 37 лет, с Тео у своей кровати.
Тэо:
Доктор Гаше и ещё один врач были замечательными медиками и хорошо за ним присматривали, но они с самого начала поняли, что ничего нельзя сделать. Винсент сказал: "Вот так я хотел бы уйти". И спустя полтора часа он ушел. Жизнь ужасно тяготила его, но как это всегда бывает,
теперь всякий хвалит его талант.
Рассказчик 1:
Винсент хотел, чтобы его искусство было понятно всем, он говорил, что хотел своим искусством "сказать нечто утешительное, как музыка". Вероятно, единственным человеком, кто по-настоящему понимал его при жизни, был его брат Тео, который умер всего 6 месяцев спустя от сифилиса, в возрасте 33 лет.
Теперь они похоронены здесь, в Овере, бок о бок. Кажется, даже плющ, завладевший их могилами, служит тому, чтобы связать их вместе. Когда-то его пересадили сюда из сада доктора Гаше.
За всю жизнь ван Гог продал всего несколько своих работ. Сегодня они стоят миллионы - что за ирония, возможно, но, кажется, Винсент это предвидел.
Ван Гог:
Мы сейчас живем в мире живописи, где все населено людьми, которые ищут денег. Не думайте, что мне это кажется. Люди платят больше за работы художника, когда тот уже умер.
*******
Каждое слово, сказанное актерами в этом фильме, было взято непосредственно из писем Винсента ван Гога, переписки и свидетельств лиц, его окружавших.
Каждое слово, сказанное актерами в этом фильме, было взято непосредственно из писем Винсента ван Гога, переписки и свидетельств лиц, его окружавших.