Фандом "Тайны Смоллвиля"

[Juliya_Luthor]

СЕНСАЦИЯ

01

31.05.2010 в 04:04

Пишет  dora_night_ru:

Мое очередное сумасшествие...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу!
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.

Один европейский писатель, Оливер Голдсмит так его звали, как-то сказал: «Не задавай вопросов, и я не буду лгать». Сразу видно, умный был чувак, не то что нынешние писаки. Очень уж точно он сумел сформулировать причину, по которой Кларк Кент не любит давать интервью. Просто парень не любит врать, а далеко не всякую правду стоит знать репортерам. Но, как назло, Кларк Кент – сын сенатора Американских Штатов и восходящая звезда американского футбола. Потому желающих взять у него интервью – хоть лопатой греби! Лично Кларк бы – позволь ему воспитание – с превеликим удовольствием огреб бы парочку самых пронырливых этой самой лопатой.
Так или иначе, Кларк Кент не любит интервью. Он вообще не любит, когда о нем пишут. Особенно когда пишут «ЗВЕЗДА». Да, вот так – большими такими буквами. Иногда даже на фоне звездно-полосатого флага, мать их. Кларк Кент не звезда, он просто играет в футбол. А звезды… Ну, звезды – это те маленькие маячки на небе, которые указывают путь темной холодной ночью. Одна из этих звезд – его дом. Может, там даже остались его папа и мама. Ну, родные папа и мама. Ну, понимаете… Впрочем, это долго объяснять. Кларк и сам не до конца понимает. Просто он упал на Землю в метеоритный дождь. И у него есть кое-какие способности.
Кстати, о способностях. Месяц назад он начал использовать их, чтоб помогать людям, попавшим в беду. И теперь пишут о нем намного больше. Причем, намного больше ерунды. Хорошо хоть никто не знает, что Кларк Кент («сын» и «звезда») и Пятно («супергерой» и «суперзлодей») – одно и то же лицо.
Отец, когда впервые прочитал о геройских похождениях в газете, скривился так, будто наткнулся не на заметку о каком-то фантастическом герое, а на фотографию сенаторского сыночка в обнаженном виде на весь разворот. Но «помогать людям, попавшим в беду» – один из главных постулатов его предвыборной кампании. Что он мог возразить сыну в такой ситуации? Ограничился только: «Будь осторожен, сынок». И всё. Летай по Метрополю вальсом. Кларк и летает. В перерывах между учебой в университете, игрой в футбол и благотворительными приемами мамы.
В принципе, игрой в футбол можно было бы и пожертвовать. Ради более великой цели. Но интуитивно Кларк чувствует: не стоит. Футбол недаром назван американским. Любят американцы этот вид спорта. А Канзас – такая же часть Америки, как и Вашингтон. И не стоит так пренебрежительно щурить глаза, мистер! Канзас – это сила. Я вам говорю! Канзасцы любят свой штат. Любят своего сенатора. И любят футбол. Один папин друг даже пошутил как-то, что Джонатана выбрали в сенат, потому что накануне Кларк заработал тачдаун своей команде. Кларк не знает насколько это правда. Но точно знает, что ему не простили бы так легко его «голубого окраса», не будь он «восходящей звездой американского футбола». Поэтому на помощь людям он летает только в «перерывах».
И в глубине души его это бесит. Бесит почти также сильно, как некоторые статейки этих горе-писак. Все их «гипотезы» и «теории» – это же курам на смех! Чего стоит, к примеру, статейка о том, что он – переодетая лесбиянка (ну ладно, тут они почти угадали), которая мстит мужчинам за их шовинизм и пренебрежение к женщинам? Ну разве он виноват, что преступления совершают в большинстве своем мужчины? Это не повод менять ему пол!
Среди бескрайнего моря бесконечной человеческой глупости есть только один островок вполне рациональных «размышлизмов», которые Кларк читает… ну, почти с интересом. Блог «ЛЛ». Единственный сайт, на котором Кларк о себе читает только факты. Единственный сайт, где за электронными символами чувствуется душа. Человеческая душа. Читая ЛЛ Кларк сам хочет быть человеком.
«Лично мне не важно, с какой стороны у Пятна сердце. Гораздо больше меня интересует – о чем оно болит?»
Кларк уверен, что так тонко прочувствовать чужие желания и настроения могла бы только девушка. А что, неплохо бы было! Потому что ЛЛ – единственная девушка, на которой Кларк мог бы жениться. Нет, точно мог бы! И отца-консерватора не попрекали бы больше столь либеральным сыном. Да, было бы неплохо. А если б эта девчонка оказалась еще плоскогрудой и коротковолосой – было б совсем хорошо.
Не то чтобы Кларк сильно мучился из-за своей ориентации… Большинство окружающих эту ориентацию предпочитают в упор не замечать. Вот только всё время так получается, что в душе после игры он моется один. Вроде бы случайно, но всё же… Нет, Кларк совсем не горит желанием любоваться голыми задницами приятелей по команде. Вдруг и впрямь какая понравится? Вот будет кошмар! Просто надоело чувствовать себя прокаженным.
Поэтому он стал этим дурацким Пятном на теле метрополисской преступности. Ему нужен был повод, достойный повод, смыться куда подальше от так называемых друзей и приятелей. Даже от семьи. Которая всё понимает. Но которой было бы лучше – будь всё иначе.
И вот теперь он помогает людям. Раз уж себе помочь не может.
А еще украдкой читает ЛЛ. В надежде, что когда-нибудь она объяснит ему то, что он сам в себе не понимает.

«Свобода слова бывает только на заборах. Во всех остальных изданиях всегда есть редакционная политика и корректорская правка. Поэтому не верьте в свободных журналистов – всё продается. Просто настоящий журналист продается лишь раз».
Эти слова главного редактора «Дэйли-Плэнет» Перри Уайта молодой студент факультета журналистики Метропольского университета Лекс Лутор запомнил навсегда. И мысленно пообещал себе тогда, что лично он продастся только «Дэйли-Плэнет».
Вот только с его родословной нелегко это будет. Отец – ведущий скандальных ток-шоу – это же кара божья! И все окружающие уверены, что раз он пошел в журналистику, то точно «по стопам». И плевать им, что Лекс если и собирается идти по стопам, то только по стопам Святого Михаила – стать этаким соратником воинствующего человечества против сил зла. Не беда, что он не летает, как это чудесатое Пятно. Перо – это тоже меч. И меч этот порою опаснее любой суперсилы.
Так что ни в какие ток-шоу он не пойдет. Его удел – криминальная хроника. Он так отцу на свое совершеннолетие и сказал. И тут же вылетел со съемной квартиры. Потому что папочка прекратил отстегивать деньги непутевому чаду. Лайонелл Лутор не любит вкладывать средства в бесперспективные проекты.
Но Лекс себя еще покажет. Может, его сенсация ждет его за углом? Надо только туда повернуть. А не сидеть сиднем в папином пентхаусе. И не забывать фотоаппарат: сейчас без доказательств никуда.
Поэтому Лекс и мечется по городу день-деньской, перекусывает на ходу и периодически ночует в ночлежках, когда хозяева выставляют его с очередной квартиры за задержку квартплаты. Но Лексу плевать. Ему нужна Тайна Века. И ради нее он готов на всё. Кроме подлога. Потому что если он что и вынес из папиных вакханалий, так это то, что правда – пострашнее любой лжи. Разбивает семьи, крушит карьеры, ломает судьбы. А Лексу нужна правда, карающая преступников.
Конечно, вряд ли он найдет такую правду в горящем борделе… Но, черт, прикольно же! Все эти голозадые мужики и визжащие тетки! Истеричная Мадам, пытающаяся погасить пламя шампанским. И голый дедок, вопящий из окна второго этажа, чтоб ему либо вернули деньги, либо закончили минет.
Лекса разбирает смех. От этого подрагивают руки. Черт, половина фоток будет не в фокусе. Зато в фокусе будет вот эта симпатичная попка. Упругая попка прилизанного верзилы. Ну что поделать, нравятся Лексу упругие мужские попки. Если с репортерской карьерой не выгорит, пойдет снимать порнографию.
Если выживет. Потому что его как раз заметила охрана заведения. А эти не любят журналюг на своей территории. Такие вообще не любят «прессу». Разве что под автомобильным прессом.
Лекс бегает хорошо. Обычно лучше таких вот ребят. Но на Бей-стрит сегодня ремонтные работы. Сегодня здесь тупик. И это хреново. Очень хреново.
– Попался, сученыш.
Черт, лучше пусть разобьют нос, чем камеру. У него нет денег на новую. А без нее он как без рук. Впрочем, кажется, руки ему сейчас тоже оторвут.
– Нравятся мужские зады, педрила? Своим блеснуть не хочешь?
Судя по их похабным ухмылкам, вопрос риторический. Хреновая ситуёвина.
– Ну что, журналист, да? Привык работать руками? – дикий ржач. – А ротиком поработать не хочешь?
Вот еще, не собирается Лекс Лутор брать в рот первую попавшуюся дрянь. А что перед ним самая что ни на есть дрянная дрянь он видит даже без объектива. Поэтому просто заезжать хуком справа тому что слева, а ногою – по яйцам тому что сбоку. Вот только их тут пятеро на него одного. И это, пожалуй, многовато.
Удар третьего отбрасывает Лекса к стене. Он уворачивается от четвертого. На минуту сходится в клинче с пятым, но получает под дых от первого и перестает их считать. Просто раздает удары направо и налево. Вот тут один из них и вытаскивает пистолет.
Мир замирает. Сужается до черной точки. Черной бездны дула. Лекс не трус. Но и не дурак. Сдается ему, что сейчас он умрет. Если не подоспеет чудо.
Мужик спускает курок.
А в следующую секунду перед ним вырастает чья-то обтянутая в кожу спина.
Как там Лекс называл Пятно? Чудесатым? Так это от слова «чудо». Удар у него, правда, поставлен хуже, чем у Лекса. Зато это компенсируется силой. Суперсилой. И суперскоростью. Лекс успевает щелкнуть камерой всего один раз – а снимать-то уже и нечего.
Пятно отступает в тень, так что видны только губы. Но уходить не торопится. Этот лысик весь в фингалах и ссадинах. Вдруг у него еще и внутреннее кровотечение? Может, его в больницу?
– Ты как?
– Корпус чуток поцарапан. Но это фигня. Главное – объектив цел, – Лекс любовно гладит свой Nikon.
– Кажется, ты его сейчас расцелуешь, – хмыкают геройские губы.
– Да я сейчас даже тебя расцелую. Если попросишь, – лыбится в ответ Лутор.
А что? Лексу надо снять напряжение. Сначала голые мужские задницы. Потом драка. У него адреналин в крови бурлит. И требует выхода. К тому же эти губки получше многих задниц. Черт, да они лучше всех задниц, которые Лекс видел до этого. Жаль, попку его разглядеть не успел.
– Если, конечно, ты не переодетая баба, борющаяся за права лесбиянок, – теперь уже Лекс откровенно ржет.
– Нет, я определенно не баба, – губы раздраженно сжимаются в сердитую линию.
– Тогда уговорил, я тебя поцелую, – Лекс решительно делает шаг навстречу.
Кларк уже видит заголовки завтрашних газет – «Наш супергей!», и от ярости у него буквально сводит челюсти. Впрочем, сам виноват: вот что бывает, когда спасаешь журналюг.
– Если тебе так нравится целоваться, что ж ты не поцеловал зад тех придурков, когда тебя так вежливо просили?
Лекс невольно замирает. Его даже не слова задевают. Скорее тон, которым они сказаны: холодный, просто таки арктический. Оказывается, наше Пятно – гомофобное. Черт, как же Лекс ненавидит таких дебилов. «Мы в задницу не трахаемся. Мы ею только думаем».
– Ну и хрен с тобою. – Лекс старается, очень старается, чтобы голос звучал ровно. Но гомофобы – такие как его папаша – выводят его из себя. – Спасибо за помощь. Счастливо оставаться.
И парень просто уходит. Кларк к такому не привык. Обычно эти проныры цепляются за него до последнего.
Черт, а если тому станет плохо за углом? Толку тогда было его спасать. Кларк морщится, но обреченно плетется следом. Вот проводит его до дома – и сам домой.
Но парень не идет домой. За ближайшим углом пасутся мальчики определенного сорта, и репортеришка решительно идет туда. Кларк втайне надеется, что брать интервью.
Надежды разбиваются в прах, когда лысик с приглянувшимся мальчишкой спускается под мост.
У Лекса нет денег на новую камеру. И уж, конечно, протитуты в его бюджете точно не предусмотрены. Но ему нужно выпустить пар. И некогда снимать кого-то в баре. К тому же он знает местечко, где работает парочка ребят, готовых сделать скидку за ласковое обращение. Тони как раз из таких. Повезло, что сегодня он в смене. Лексу вообще везет сегодня на чудесатых мальчиков.
Лысик задирает хастлеру футболку и страстно впивается в сосок. А Кларк почти до крови впивается в собственную губу. На кой он потащился за ними?! С лысым всё в порядке, видишь? Было б не в порядке – вряд ли б он с таким упоением чертил узоры на животе той маленькой шлюшки! А раз с ним всё в порядке, можешь идти домой, Кларк Кент. В свою постельку. Попросишь маму рассказать тебе сказку на ночь.
Или подрочишь в душе.
Чертово суперзрение! Каждую венку на члене видно. И суперслух – хрень еще та!
Развернись и уходи, Кларк! Пока он не вставил тому парню по самые яйца. Пока собственные яйца не заныли от желания…
Черт! Поздно…
Кларк видел, как трахаются парни. И даже в живую. Дружбан Оливер водил как-то в специальный клуб в целях полового воспитания друга. И Кларк хорошо помнит, как парочка таких же слащавых парнишек, как тот которого снял лысик, ублажали друг друга гостям на потеху. Чего они только не вытворяли. В программе вечера даже флетчинг присутствовал. Но всё это было не то. То была игра. Это – жизнь. Этот парень стонет вживую – Кларк готов в том поклясться. Потому что он слышит, как бешено колотится его сердце. Сердце того мальчишки в борделе билось ровно, будто он играет в крокет. Но эти двое, там под мостом, точно играют в игры покруче, для ребят после двадцати одного. Тебе двадцать один-то когда, Кларк? Не рано ли смотреть такое видео?
Но это не видео. Лысик со спущенными штанами. Вколачивающийся в того парня. Ласкающий его руками. Выцеловующий что-то на его лопатках. Там.
И Кларк впитывающий в себя каждый шлепок, каждый чмок, каждый стон. Здесь. Хотя не прочь бы быть там. Вот так же стонать и извиваться под теми руками.
Ты с ума сошел, Кент! У тебя весенний недотрах! Но это не повод ложится под первого встречного под каким-то мостом!
Так они и не лежа, у них и стоя отлично всё получается.
Мать твою, Кент! Кем ты вырос? Мало того, что геем, так еще и эксгибиционистом. Чем ты маму в детстве слушал?
«Кончай, а?» – хочет Кларк попросить внутренний голос. Но получается, что просил он не его. Кончают те двое, под мостом. Почти в унисон. Громко и с матом.
И теперь Кларку точно пора домой. Пятно свое отстирывать. Со штанов.

URL записи

02

01.06.2010 в 21:07

Пишет  dora_night_ru:

Продолжение "Сенсации". Не менее сенсационное, как я надеюсь...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть вторая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.
– Очередной мэр не доложил очередную хрень в очередную дрянь. Ты, правда, хотел меня этим удивить, Лутор?
– Это хорошая статья, мистер Уайт. Мы оба это знаем. Я провел серьезное расследование…
– Бла-бла-бла! Чесать языком я и сам умею! Заруби себе на носу, Лутор, чтобы стать журналистом «Дэйли-Плэнет» не надо писать хорошие статьи. Надо писать лучшие статьи! Мне нужен эксклюзив! Сенсация! Разоблачение века, на худой конец. А разоблачения мэра у нас в каждой газете по пять раз на дню. И то, что твое разоблачение немного отличается от разоблачения «Инквизира» – сути не меняет.
В наступившей тишине слышно, как скрипят зубы Лекса. Впрочем, они скрипят в этом кабинете периодически вот уже полгода. И, похоже, старику Уайту нравится этот звук, потому что он никак не пытается от него избавиться: ни на работу не берет, ни на хрен окончательно не посылает. «Может, ему просто нравится надо мной измываться?» – Лекс просто не видит других причин для столь долгого, сколь и неплодотворного общения с главным редактором вожделенной газеты.
– Может, хватит уже морочить мне яйца, мистер Уайт? Чего же вы от меня хотите?
– Лекс, сынок, – «О, это что-то новенькое!» – я уже давным-давно не даю советов молодежи, но для тебя сделаю исключение. Потому что это действительно хорошая статья. Тема – плохая, а статья – что-то в ней есть. Страницы эдак для двенадцатой-тринадцатой… Ты ж, надеюсь, сразу на передовицу не метил? Так вот, что касается темы. Сынок, с твоей родословной не стоит начинать карьеру с разоблачений. Это будет смахивать на дешевую пародию на твоего же собственного родителя. Оно тебе надо?
Лекс чувствует, как уходит почва из-под ног: такого поворота он не ожидал.
– Хорошо, мистер Уайт, уговорили. Пойду писать детские книжки.
– Не, лучше порнографию снимать – для Луторов самое то!
«Он часом мысли читать не умеет?» – ежится Лекс.
– Какие детские книжки? – раздраженно бурчит Перри. – Что ты корчишь из себя Мадонну? Бюст у тебя для этого маловат, сосунок! Забудь о книжках. Ты хоть для статьи материал наскреби!
– Мистер Уайт, чего вы от меня хотите? – не выдерживает Лекс.
Он второй день на одних чипсах. Сменил три ночлежки. Но это фигня. Ему нечем сменить пленку – вот это проблема.
– Почему бы тебе не начать со спортивной тематики?
– Чего?! Чё я смыслю в спорте?
– Настоящий журналист должен смыслить во всем, – менторским тоном заливает Перри, стараясь не слишком злорадно посмеиваться над трепыханиями Луторовского выродка. Что папаша, что сынок – два сапога пара. Хотя что-то в этом мальчишке всё-таки есть… Что-то от самого Перри в его возрасте. Уайт кривится от одной мысли о подобной возможности. И вдруг решается: – Ладно, давай на чистоту. Завтра наши «Метеориты» играют с абилинскими «Ротвейлерами». Наши выиграют, к гадалке не ходи. Это я тебе без всякого тотализатора сказать могу. По этому поводу у меня уже есть отличная статья. И за фотки я не переживаю. Вот чего мне не хватает для полного счастья – так это интервью с ихнем квотербеком. Ну, сам понимаешь, вся эта лирика о том, сколько усилий они приложили для этой победы. Очередное бла-бла-бла. Это был бы финальный штрих. Тот самый мазок, который превратил дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду. Но с этим у меня проблемы.
– Что, людей не хватает?
– Хватает у меня людей. У меня штат давным-давно укомплектован, – многозначительно тянет Перри. – Но можно было бы кой-кому и потесниться. Улавливаешь, сынок? – опять этот хитрый прищур. – Проблема в том, что квотербек наших «Метеоритов» – сын нашего любимого сенатора и по совместительству владельца «Дэйли-Плэнет». И этот сынок патологически не любит интервью. Поэтому сенатор Кент не приветствует, когда его же работники расстраивают его же сыночка. Вот поэтому-то я и не могу дать такое редакторское задание ни одному из своих штатных сотрудников. Сечешь, Лутор? Да только престиж газеты для меня важнее хорошего настроения ее хозяина. И поэтому мы с тобой договоримся по-джентельменски: ты достаешь мне интервью Кларка Кента, я тебе – место в «Дэйли-Плэнет». Твое дело – сделать материал. Уламать сенатора на размещение данного материала – это уж моя забота. А теперь вперед и с песней. И без интервью сюда не возвращайся.

Лавки холодные. А чипсы уже не лезут в горло. Но Лекс упрямо сидит на трибуне, силясь в беснующемся перед ним стаде шкафоподобных бегемотов отыскать-таки бегемота кентоподобного. Получается плохо. Точней, не получается вовсе. Да и толку? Этот малолетний придурок отказал в интервью даже Фрэнку Гиффорду. Смешно надеяться, что после этого он даст интервью какому-то выскочке, который даже не знает толком, чем собственно отличается кикофа от панта. Счаз! А потом разбежится и еще раз даст! Промеж глаз.
Не-е-ет, здесь нужен тонкий подход. По-луторвски. В конце концов, Лекс, солнышко, должна ж быть от твоей наследственности хоть какая-то польза?
Тренировка закончилась. Стадо маленьких гиппопотамчиков потопало в раздевалку. Последний раз такой грохот Лекс слышал во время массовых беспорядков в негритянском квартале. Тоже хорошая была статья. Но не лучшая.
Блядь! Как, во имя всего святого, он сможет сделать лучше других то, в чем не фига не смыслит, если даже не может быть лучшим в том, в чем он реально разбирается?! Какое на фиг интервью?!
Спокойно, Лекс. Возьми себя в руки. Здесь не обязательно быть лучшим – достаточно быть единственным. Этот парень некому не дает интервью? Да он просто не знаком с Лексом Лутером…
Зато знаком с Оливером Квином.
Оппачки. Старый дружбан Олли. Какими судьбами? Ах, ну да, ну да! Твой же папочка спонсировал предвыборную кампанию его папочки. И судя по всему сынок тебе за это очень благодарен: вы только гляньте с какой радостью сигает вокруг! Прям ожившая иллюстрация к выражению «Собака – лучший друг человека». И где ты только находишь-то таких, а, Олли? О, какие нежные объятия! Да, вот так, приобними его нежно за плечико! С каких пор ты стал геем, Олли? Впрочем, о чем это я? Оливер Квин не трахает людей, Оливер Квин трахает статус. Он и козла бы трахнул, избери того вдруг Президентом Соединенных Штатов.
Хотя этого мальчишку ты трахаешь вряд ли. Любовники… Это ведь чувствуется. Тогда кто он тебе? И куда это ты собрался везти его на ночь глядя?
Лекс умеет быть незаметным. И пронырливее квиновского Maybach 62. Поэтому через полчаса он точно знает, что голубки собрались…
В клуб. Закрытый ночной клуб. Ай-ай-ай, Кент. Как нехорошо! Накануне ответственной игры… да еще в столь злачное место…
Лутор не в силах сдержать победной ухмылки. Вот теперь у него точно будет одно из двух: либо эксклюзивное интервью, либо разоблачение века. На худой конец.

Лекс любит свою работу. Но это не значит, что он любит абсолютно все ее аспекты. Гримирование, например. Он гей, конечно, но не трансвестит же! Блин, когда он переодевается бомжом – это и то приятней. Хотя был случай, когда ему… хм… пришлось даже… в целях конспирации… на себя помочиться. Но лучше уж ты сам на себя, чем кто-то другой. К тому же, дело есть дело. Тут не то что в бомжа, в Буша переоденешься.
Лекс придирчиво поправляет парик. Ну, в принципе, ничего так бабенка получилась. В прошлый раз была хуже. Хотя в прошлый раз ему нужно было изображать самую что ни на есть шлюху подзаборную. Он тогда писал про судьбу постаревших проституток. Но на этот раз девица нужна подороже. Посолиднее, так сказать.
Лекс скептически кривит губы, разглядывая себя в зеркале. Какой бы штрих придумать, чтоб превратить вот эту дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду? О! Придумал. Лекс долго роется в рюкзаке. Ну было же где-то… ну точно же было… Блин, только пять минут баба, а уже в сумке ни фига найти не может!
Есть! Маленькая черно-белая татушка. На самый копчик. Благо вырез платья позволяет. Прижимаем мокрым полотенцем… Блядь! Теперь задница полна воды. Ладно, будем считать это приятной гигиенической процедурой. Хотя для кого тут стараться? Трахаться он сегодня не собирается. Ненавидит мужиков, западающих на переодетых парней. Есть в этом что-то лицемерное: любишь мужика – люби и его член. И не фиг стыдливо прятать его под юбкой. Прикидываясь, что «всё почти как с бабой». И не беда, что у этой «бабы» стручок между ляжек в десять дюймов.
Лекс пренебрежительно хмыкает и в последний раз одергивает платье.
– Chico, ну сколько можно? Ты там платье одеваешь или операцию по смене пола делаешь? А если ты так долго выбираешь платье, то операция тебе точно необходима: только бабы так долго возятся со шмотками!
Грасиэлла. Одна из тех самых состарившихся шлюх. Иногда она одалживает ему свои старые наряды. Сама-то в них уже лет десять как не влезает.
А еще она периодически подкармливает Лекса, когда его кишки окончательно прилипают к позвоночнику. Но Лекс старается, чтобы это было нечасто. Потому что у старой бардельерши и у самой уже давно ничего нет, кроме этого трейлера и десятка старых – еще со времен сухого закона – нарядов, которые она хранит на память.
Лекс знает, она живет преимущественно с милостыни. Да еще с того, что отстегивают ей товарки помоложе за съем ее давно прогнившей хибары. Поэтому ему нужно поскорей выметаться отсюда и не ломать Грасиэлле бизнес.
– Уже иду. Muchas gracias, mamá.
– Por nada, chico. Ты заходи на неделе. Угощу отличной паэльей. А то на тебя смотреть тошно: кожа да кости. Ты тоньше, чем я в послевоенные годы, – старая испанка хитро щурит левый глаз, правый заплыл от фингала. – Хотя я знаю немало гринго, которые любят птичьи косточки. У нас в Испании таких, конечно, нет…
«У нас в Испании». Эта песня проходит рефреном по каждому их разговору. Но Лекс уже давно знает, что ничего хорошего в своей Испании Грасиэлла не видала. Первые годы своей жизни она провела на грязной бедняцкой ферме. Потом пару лет – под боком немецкого офицера. Под конец он подкладывал ее под любого, кто попросит. Потом был новый режим и старые проблемы «чё пожрать». Потом эмиграция в сказочную Америку в поисках лучшей жизни. А в итоге нашла она, как и сотни таких же дур, только трейлер да охромевшую ногу. Что у вас в Испании, что у нас в Америке – жизнь не любит неудачников.
– Извини, Граси, мне правда пора.
У Кента ж завтра всё-таки игра. Вдруг он решится выспаться перед столь знаменательным событием? Вот не дай бог! Столько трудов насмарку.
– Помогай тебе бог, мальчик, – шепчет старая путана и крестит Лекса в дорогу.
Нет, всё-таки только в Испании проститутки могут благословлять на дело переодетых в бабу Луторов, отправляющихся добывать материал для шантажа несовершеннолетних парнишек.

Кларк грустно вздыхает: этот клуб ничуть не лучше предыдущих. И зачем Олли его таскает по таким вот местечкам? Если бы Кларк хотел проститутку, уже давно снял бы себе кого-нибудь.
И хорошенько оттрахал под мостом.
Блядь! Это когда-нибудь кончится? Сумеет он когда-нибудь выкинуть эти воспоминания из головы?
Может и сумеешь. Если не будешь каждую ночь бегать к тому мосту. Сфоткал бы его уже себе на память, что ли. Повесил бы в рамочке над кроватью. И дрочил спокойненько по ночам.
Кларк снова вздыхает. Он уже устал спорить с чертовым внутренним голосом. А еще – раз сто, наверное, успел пожалеть, что отказал лысику. Статьи в газете – это ж такая фигня! Тем более что и не о нем-то почти. Да и кто им верит, этим писакам? Зато какой бы секс получился!
Ага. Под грязным мостом. Стоя по щиколотку в отбросах. И нюхая протухшую речечку. А в довершении всего – без смазки и кондомов. Суперсекс!
Голос, ты не прав. Тот пацан же не жаловался.
У того пацана были и смазка, и кондомы. Профессия такая. Да и к речному амбре он давно привык. А если так хочешь того лысого придурка – найди его, затащи в темный переулок (ему не привыкать) и попроси минет в качестве платы за спасение его никчемной жизни.
Кларк столбенеет. Раньше ему ничего подобного и в голову не приходило. Блин, да раньше ему вообще не приходило в голову пригласить хоть кого-нибудь. На свидание. С чего бы вдруг?..
Ой, да заткнись. Достал со своим нытьем. Найди и трахни, я сказал. А розочки ему дарить потом будешь. Хотя… Лучше подари ему фотопленку. Сдается мне, что такой подарок он больше оценит.
Кларк чувствует, как его губы невольно расплываются в довольной лыбе. Музыка как-то сразу перестает действовать на нервы, а люди вокруг – казаться тупыми придурками. Миленький клуб. Может, он даже лысика своего сюда приведет. Когда-нибудь. Если, конечно, с минетом всё срастется.
– Что, присмотрел кого-нибудь?
– Да нет, задумался просто.
– Кларк, перестань! Ты только глянь какие конфетки!
Оливер ему как брат. Вот только он решительно не понимает, что можно отлично прожить и без секса. Ну, такого секса, по крайней мере.
– Господи, да трахнись ты уже! И не ходи такой букой! Вот тогда уж точно будешь уверен, гей ли ты!
Кларк смущено потупляет глаза. И его взгляд невольно натыкается на спину проходящей мимо девицы. Ну, не совсем на спину. Губы невольно кривит усмешка: прикольная татушка. И местечко для нее – в самый раз. Взгляд скользит ниже. Какая попка! Худышка, конечно. Кажется: только тронь – сломается. Но если Кларк осторожненько…
Кент судорожно облизывает враз пересохшие губы.
– Неужто? – хрипло шепчет рядом Квин, интуитивно чувствуя настроение друга. – И кому же здесь так повезло?
– Я… Олли… не думаю, что…
– Ну вот и не думай! Действуй. Блондинка?
– Оливер, нет.
– С тату на заднице. Угу. Горячая штучка.
– Олли!
– Не ссы, квакуха, болото будет наше. – И Квин решительно пробирается вперед, жестом незаметно подзывая охрану.
Чтобы в паре шагов застыть, будто со всей дури стукнулся лбом об стеклянную стену.
Да нет, показалось. Откуда? У этого придурка б духу не хватило б. Ага, зато хватило б дури. Да ты даже и лица-то толком не видел. Так, профиль чуток. Ну, нравятся Кларку мужеподобные бабы, что ж теперь? Хорошо хоть такие нравятся! А тебе показалось, Олли.
Блондинка снова оглядывается назад. На Кларка. И стоящий чуть сбоку Квин до крови прикусывает губу, чтоб не заматериться на весь зал.
Ну здравствуй, сука. Ты попал.

Перед глазами Лекса всё плывет. В горле пересохло. И голова почему-то периодически меняется местами с головкой. Еще чуть-чуть и от этой центрифуги его стошнит.
Кви-и-и-и-ин! Заррраза! Откуда ты взялся на мою голову?! И кто тебя только научил, что уколы в шею без предупреждения – признак дружелюбия?
– Ну как, Лутор? Чувствуешь уже?
Чувствует. Что кирдык ему. Уже.
Чья-то рука властно ложится на лексов член. Довольный смешок.
– О да, уже чувствуешь. Классный афродизиак, правда? Повезло тебе. Хоть я и не для тебя стараюсь. Вот даже раздеваю тебя. Не тот ты подарок, чтоб тебя в упаковке дарить. Хотя, что ты подарок судьбы – я не спорю.
С губ Лекса срывается стон, когда разгоряченной кожи касаются холодные пальцы давнего соперника, стягивая черное платье. Хоть бы не помялось! Граси его прибьет. Платья жальче даже больше, чем ониксовый браслет. Со встроенной камерой. Со включенной встроенной камерой. Когда придурок Квин отбрасывает браслет куда-то в угол, Лекс стонет уже от собственной бессильной злобы. Знал бы ты, сука, сколько он стоит!
– Ну-ну, Лекс. Погоди стонать. Твой партнер еще не пришел.
Квин укладывает обессилевшего Лутора на постель. Лекс снова стонет: шелк – так приятно.
Оливер разводит ноги в сетчатых чулках и устраивается на приятеле сверху.
– Как хорошо, что ты зашел. Сто лет тебя не видел. Да и не думал, что еще раз увижу. А ты возьми и сам припрись, – Квин тянется к стоящему на тумбочке бокалу. Чтобы разбить. Ему нужен осколок – да поострее. Срезать эти чертовы стринги. – Ого! – Оливер насмешливо присвистывает. – Тебе есть чем гордиться. – Чужая рука обхватывает ствол. – Кто б мог подумать, Лекс? Хотя, знаешь, я о тебе никогда не думал. Ну, в этом смысле. А сейчас вот завидую Кларку. Честно говоря, я б остался. Хоть посмотрел бы. У малыша темперамент еще тот! Да и ты блядь не из последних. Но боюсь, парень будет смущаться. – Рука скользит вверх-вниз, и Лекс мечется, будто в агонии. «Чертово зелье! Прибью наркоманов!» – А знаешь, что мы с тобой сделаем? Подождем пока малыш наиграется и встретимся снова. Только ты и я. – Чужой палец резко – без подготовки, без смазки – входит внутрь. Лекс скулит от боли. И наслаждения. «Блядь! Лучше б я еще раз себя обоссал!» – Да не волнуйся ты так! Кларк не останется надолго: ему дома надо быть не позже полуночи. Знаешь, какая у него строгая мама? Впрочем, откуда? У тебя и своей-то никогда не было?
Лекс силится спихнуть с себя эту заразу. Хотя бы оттолкнуть немного. Его тошнит всё сильнее. И не только от ситуации. Просто после долбанутого метеоритного дождя он как-то неправильно реагирует на химию. Когда ему было пятнадцать, медсестра в школе решила промыть ему желудок, когда он вздумал отпроситься с последнего урока (ну да, на свиданку, а что тут такого?) – и Лекс на пару недель загремел в больницу. От простой марганцовки. Ему страшно подумать, что с ним может случиться от этой психотропной херни!
А еще страшней представить – что с ним сделает Квин, если таки до него доберется.
Чужой язык очерчивает скулу. Влажно и гадко. Вот только дрожь по всему телу отчего-то.
Снова смешок.
– Дождись меня, малыш. Как я тебя дождался.

Кларк нерешительно переступает порог апартаментов. Олли сказал, что всё уладил. И судя по стонам, доносящимся с кровати – таки да, тот парень уже на всё согласный.
Парень, мать его! Кларк, ты точно гей, кончай придуриваться. Даже в женском борделе умудряешься запасть на переодетого мужика. Хотя какой же он мужик? Можно сказать, еще юноша. Такая хрупкая лианоподобная фигура. Бледная кожа блестит в капельках пота. Длинные ноги, сминающие простыни. О, как они будут смотреться на твоей талии! Лысый череп…
Лысый?
Малыш, да ты счастливчик! Он сам тебя нашел. Только не вздумай протупить снова! Эй, ты меня слышишь?
Нет. Кларк уже ничего не слышит. И слушать не собирается. У него сегодня будет секс. С его вдруг ожившей эротической фантазией.
Кент скидывает пиджак. Буквально срывает с себя рубашку. Секунда – и он уже на постели. Какой же он горячий!
Даже слишком…
– Эй, ты весь горишь…
– По… помо… ги!
Хриплый каркающий стон. И закатившиеся от боли глаза.
Обломись, Кент. Не будет у тебя сегодня секса.

URL записи

03

05.06.2010 в 12:35

Пишет  dora_night_ru:

Третья часть "Сенсации"
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть третья.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: если кто знает, как звали родителей Оливера – подскажите, ради бога!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.

– Ну и чем ты думал? – сенатор Кент устало смотрел в окно. Потому что на сына он смотреть сейчас просто не мог.
– Папа, – Кларк не сводил глаз с напряженной спины отца. – Пожалуйста. Не мог же я бросить его там?
– Мог бы. А мог бы позвонить Джейсону Тигу. Которому мы платим как раз за то, чтобы он решал такие вот деликатные вопросы. – Джонатан резко разворачивается к сыну, разгневанный взгляд будто прожигает Кларка насквозь. – Мог бы позвонить мне! А вместо этого ты не придумал ничего лучшего, кроме как заявиться в Центральную больницу полуголым с обкуренным дружком на руках! И это после моего заявления, что мы начинаем кампанию по борьбе с наркотиками! Ничего не скажешь, достойная иллюстрация к моему выступлению!
– Отец, он умирал. Каждая секунда была на счету.
Джонатан раздраженно умолкает. Ну что тут скажешь? Что лучше б он сдох, это луторовское отродье? Толку тогда было голосовать за отмену смертной казни…
– Сынок, Лекс Лутор не тот человек, из-за которого стоило бы так рисковать, – Джонатан устало проводит по лицу ладонью, стараясь стереть липкий страх, который до сих пор заставляет подрагивать руки. Страх, знакомый любому родителю, который хоть раз в жизни слышал «Ваш сын в больнице». Даже если этот сын – практически неуязвимый пришелец. Даже если речь в итоге идет не о нем.
– Он человек – и этого довольно.
– А с меня довольно твоего геройства! Думаешь, легко нам с мамой дрожать вечерами в ожидании, когда же ты вернешься с очередной «прогулки»?!
Кларк виновато прикусывает губу. Ну как им объяснить, что он должен? Должен это делать. Потому что может. Он может. А другие – нет. И вывод тут очевиден.
– Папа…
– Хотя лучше уж твои загулы, чем такие вот гулянки! – отец раздраженно махнул рукой.
– Оливер – хороший друг…
– И он тебе как старший брат! Всё это мы уже слыхали! Я в курсе, что он клевый парень. Тебе импонирует его «свобода». И ты не видишь, не хочешь видеть, что эта свобода – не только от предрассудков. Но и от собственной совести. Да-да, Джебидайя спонсировал мою кампанию, и многие благотворительные проекты твоей матери без его поддержки так и остались бы на бумаге… И, наверно, не совсем… этично… после всего этого обсуждать Квинов за их спиной… Но, Кларк, они не такие, как мы. Я не буду говорить, что они лучше или хуже – но они другие. Такие как Квины – хозяева жизни – берут от этой жизни всё. А платить хотят только деньгами. Или платиновой карточкой. О совести там речи не идет.
– Папа…
– Думаешь, Оливер раскаивается? Думаешь, он сейчас дрожит в ужасе, что едва не убил человека? А вот я уверен, что ничуть не бывало!
– Да нет, Оливер… он…
– В таком случае тебе стоит кое-что знать, Кларк, – перебивает его отец. – Например, на чем отец этого парнишки Лекса сделал себе карьеру. Знаешь? – Кларк отрицательно мотает головой. – Ну, я так и думал. На разводе Джебидайи и Керолайн – родителей Оливера. Он подловил старину Джеба на супружеской измене. Поговаривали, что сам он эту измену и спровоцировал. Но я этого не знаю. Зато точно знаю, что планы Джеба баллотироваться в сенат – после всей той грязи, что они с Керолайн вылили друг на друга в суде – накрылись бедным тазом. И половина его состояния тоже. Отошла к женушке. – Джонатан горько усмехается: – По большому счету, нам стоило бы сказать старине Лайонеллу огромное спасибо: если б не он, Джеб спонсировал бы свою предвыборную кампанию, а не искал бы для себя достойную подмену. К его чести, должен сказать, что он никогда не пытался манипулировать мной, не давил на жалость или чувство благодарности. Мы хорошо с ним ладим. Большинство наших интересов совпадает. А что не совпадает – так всегда можно найти компромисс. Но Луторы! О, Луторы для Квинов теперь хуже красной тряпки для быка! И я не хочу, чтоб ты в это лез, Кларк!
– Отец!
– Да-да, не желаю. Не имею ни малейшего желания, чтоб ты влазил в эти грязные разборки между Луторами и Квинами!
– Очень трудно не лезть туда, куда тебя почти силком затолкали. И если я правильно тебя понял, ты имеешь в виду, что Оливер не оставит… Лекса – в покое.
– И не подумает. Впрочем, этот… Лутор… сам его спровоцировал. Приперся в закрытый клуб. Да еще и переодетый бабой! Вот твой Оливер и решил его проучить. Блин, да он, наверно, просто описался от счастья, когда увидел своего врага на собственной территории!
– Он его едва не убил!
– Ну, мальчик ведь не знал, что у того аллергия на афродизиаки?
– И поэтому решил спровоцировать меня на изнасилование?
Чертов довод королей.
Джонатан устало опускается в кресло.
– Конечно, я поговорю с Джебидайей. И я даже уверен, что Оливер извинится. Перед тобой. А ты, если хочешь – а зная тебя, уверен, что захочешь – можешь извиниться перед этим парнем.
– Значит, ты разрешаешь нам… встретиться? – Джонатан удивленно вскидывает глаза, что-то в интонации сына интуитивно заставляет его насторожиться. – То есть, мы можем показаться вместе на людях? После сегодняшней истории… – торопливо пытается исправиться Кларк.
– О, даже настаиваю.
Теперь уже очередь Кларка удивленно пялиться на отца.
– Да никакой истории ведь не было, Кларк. – И видя недоуменный взгляд сына, решает пояснить: – Просто Лекс Лутор – новый стажер «Дэйли-Плэнет», и он брал у тебя интервью. История твоих спортивных побед его так захватила, что он перепутал названия салатов. А там оказались моллюски. На которые у мистера Лутора-младшего аллергия. Но ты тут же доставил его в больницу.
– Голым?
– А вот эту подробность мы благоразумно опустим.
– И врачи приемного покоя тоже?
– Это забота Джеба. Выкрутится. Квины всегда выкручиваются. Особенно, когда хотят избежать обвинений в распространении наркотиков и попытке изнасилования. Что касается нас, то моя забота – пристроить Лекса Лутора в «Дэйли-Плэнет», где за ним присмотрит Перри. А твоя забота – дать ему интервью.
– Интервью?! Я?!
– Нет, блин, давай Лекса попросим! Пусть выступит на шоу своего папочки и расскажет всем, как был твоим тестом на гейство! Перри не возьмет Лекса без этого интервью. А Лекс не будет молчать без должности в этой газете. Поэтому завтра после игры ты даешь ему это чертово интервью! У нас дома.
– Считаешь, за мной теперь нужен постоянный присмотр?
– Считаю, что тебе не помешает домашний арест.

Когда на следующий вечер Лекс переступает порог сенаторского дома, его буквально шатает от слабости. Подумать только, он приехал сюда на такси! 25 чертовых баксов! Но пешком бы он не дошел. Не смог бы. И упустить такой шанс – тоже не может. Все и так будут говорить, что его взяли в газету по блату. Ничего, это он еще может стерпеть. Но заявления, что он не в состоянии справиться с простейшим редакторским заданием – подумаешь, какое-то интервью! – вот этого он уже не потерпит!
Кларк лично встречает его на пороге и провожает в гостиную.
– Мистер Лутор.
– Мистер Кент.
– Как ваше самочувствие?
– Благодарю за беспокойство. Как сыграли?
– Отлично.
Они настороженно замирают друг против друга.
– Можно присесть? – не выдерживает Лекс.
– О, конечно! – мальчишка тут начинает суетиться вокруг. Бессмысленно и бестолково. Но когда Кларк пытается подложить Лексу под задницу диванную подушку, Лутор не выдерживает: – Может, вы тоже присядете, мистер Кент?
– А, может, чаю? Мама испекла рулетики. С персиками. – Еда. Домашняя. Вкусная, наверно. У Лекса бурчит в животе. – Правда, они для благотворительного обеда…
– Тогда лучше не стоит! – Благотворительный обед. Хм. Не настолько Лекс еще нищий. – Не хочется ссориться с вашей строгой мамой.
– Кто вам сказал, что она строгая? – Кларк сейчас напоминает большого обиженного ребенка. И так забавно дуется.
Лекс ловит себя на мысли, что не прочь прикусить эту выпяченную губку. Оттянуть слегка. Скользнуть по внутренней стороне языком…
Надо срочно подумать о чем-нибудь неприятном:
– Старый приятель Оливер рассказывал.
– Вы так часто общаетесь, что исчерпали все темы, кроме разговоров о моей маме?
В голосе Кента проскользнули ревнивые нотки. Лекс это точно расслышал. У него же музыкальный слух. Любопытно, мистер Кент.
– Теперь уже нет. Раньше общались чаще.
– До тех пор, пока ваш отец не рассорил его родителей? – Кларк не может удержаться от «шпильки».
– До тех пор, пока его отец не вышвырнул меня из школы, в которой я учился по программе для одаренных детей. А Олли учился там просто так. Но в выпускном классе именно мне пришлось перейти в обычную школу.
– Я и сам учился в обычной школе. Ничего ужасного в этом нет, – парень чувствует необъяснимую обиду за свою старую альма-матер.
Кларк и в самом деле очень тепло вспоминает те годы. Тогда он еще был… нормальней, чем теперь. И ему не приходилось полночи мотаться по злачным местам, спасая людей – только для того, чтобы заснуть в своей теплой постельке спокойно.
– Нет, конечно, нет. В этом нет ничего ужасного. Если только это не лишает тебя возможности получить стипендию в нужном тебе университете. – Улыбка Лекса заедает оскалом.
– Но вы ведь всё равно закончили университет? Иначе откуда диплом журналиста?
«Он ведь у вас есть?» – спрашивают невозможно синие глаза.
– Мой отец оплатил обучение. К тому времени он уже хорошо зарабатывал.
По напряженной позе, по тону, которым сказана последняя фраза, по холоду глаз – Кларк ясно понимает, что именно этого Лекс Квинам и не простил – отцовской благотворительности. Того, что пришлось принять деньги родного папочки. Подобные мысли кажутся Кенту абсурдными, а семейные отношения – просто дикими.
И сразу почему-то становится стыдно перед собственным отцом. Нет, стоит всё-таки пораньше возвращаться со своих патрулирований.
– Что мы всё обо мне да обо мне, мистер Кент? Может, и о себе что-нибудь расскажите? – Лекс демонстративно щелкает диктофоном.
– Ну, я родился…
– Потом крестился! – язвительно перебивает его Лутор. – Мистер Кент, если мне понадобится ваша биография, я просто скопирую ее с официального сайта вашей команды. Давайте как-то заинтересуем читателя?
– Ну, хорошо, я гей! – стрессы последних дней дают о себе знать: Кларк срывается. На в общем-то ни в чем не повинного парня.
Вот оно! Добился своего, поганый репортеришка!
– Ну, если вам действительно от этого хорошо, я за вас рад, – осторожно тянет Лекс. Черт, у мальчишки и вправду тот еще темперамент. Лутор почти испугался: – Но, видите ли, у нас общественно-политическая газета, а не журнал для сексуальных меньшинств. Может, поговорим о вашей игре?
Из Кларка сразу выходит весь пар.
– Я… да… простите.
– Итак…
– Ну, за 12 сезонных игр я пробежал с мячом 360 ярдов, осуществил 4 тачдауна из 24 попыток, еще 3 тачдауна были сделаны после результативной передачи. 9 из 13 пасов довел до логического завершения…
– Это всё статистика, Кларк. Уверен, ваши фаны ею гордятся, но простых читателей, не двинутых на футболе, больше интересуют ваши эмоции, переживания…
– Я ни с кем не встречаюсь!
Лекс обреченно прикрывает глаза рукой. М-да, тяжелый случай.
– Это заметно, мистер Кент.
Может, и вправду надо было с ним трахнуться? Малыша б попустило, а Лекс воспользовался бы его посткоитальной расслабленностью и выпытал бы всё, что нужно.
– Ладно. Сделаем так. Дайте мне карандаш и блокнот. И тащите рулетики своей мамы. Много рулетиков. Будем писать вам интервью.
– То есть со мной?
– Лучше без вас.
– Но…
– Нет, правда, можете пока сходить куда-нибудь, прогуляться. Я потом дам вам почитать, что получилось.
– Я не могу никуда пойти. Я под домашним арестом.
– А говорили, у вас нестрогая мама.
– Это папа. Но вообще-то он тоже нестрогий. Просто… ну… Я забыл вас спросить. – Кларк отчаянно краснеет.
– Ну?
– Простите меня за тот случай в клубе?
Редко кому удается обескуражить Лекса Лутора. Впрочем, изнасиловать его до вчерашнего вечера тоже никто не пытался. Тот случай с японским якудза – не в счет: Лекс тогда изображал хастлера и это было… ну… частью журналистского расследования, в общем.
– Вот так просто?
– За интервью.
– Которое я сам же и пишу.
– И рулетики. С персиками. Хорошие персики. Бабушка прислала.
Спокойно, Лекс, а то у тебя сейчас будет истерика.
– Ну, разве что за рулетики.
Кларк виновато потупляет голову. Нда, не задалось у него что-то с извинениями.
– Мне правда жаль.
– Что удалось меня спасти?
– Нет, что вы!
– Да ладно, – Лекс решает проявить милосердие, – давай на «ты». И тащи, наконец, пожрать. Знал бы ты, как в этой больнице хреново кормят.
– Я и сэндвичи сделать могу.
– Так и запишем: «ежедневный упорный труд над собой и усердие во всем…»
– Я бы сбегал в магазин за тортиками, но домашний арест…
– «Дисциплина в нашей семье не средство воспитания, а его результат…»
– Нет, просто папа… Не хотелось бы, чтоб он увеличил срок моего заточения…
– «Я всегда могу положиться на близких, их любовь и поддержка…»
– Может…
– Гони за едой и не сбивай меня с мысли!

Стоит признать, это не лучшее его интервью. Впрочем, он ведь и не рассчитывал, что оно таковым будет. Зато это эксклюзив. Мать его и Перри за ногу!
Вся беда в том, что это не тот эксклюзив, который он хотел бы. То есть это странно, конечно, но если бы ему удалось заполучить Кента шантажом, Лекс ценил бы этот материал гораздо больше. И искренне считал бы, что этот гонорар он заработал. А не подставил кому-то задницу – да еще и по дури.
Кстати, о задницах. В редакции все шушукаются у него за спиной, твердят в один в голос, что он получил место, потому что дал сенаторскому сынку. Ну, дал. В том смысле. Не в займы ж до зарплаты! Самое обидное, что все почему-то твердо уверены, что Лекс был снизу. Будто всей редакцией свечку держали, ей-богу! И как не ослепли только от такого количества света?
А Лекс, между прочим, снизу никогда в жизни не был. И под сенаторского сынка ложиться не собирается тем более. Вот разве что тот под него…
Лекс плотоядно облизывается. По ночам, в своей холодной пустой постели он наконец-то может себе признаться: Кларк Кент офигенно красив. И то, что он гей – это действительно хорошо. А вот что еще не с кем не встречается – так это как раз ненадолго.
От этих мыслей у Лекса сводит скулы. Как от концентрированного лимонного сока. Пил когда-то с друзьями на спор. И мысли, и воспоминания – неприятные. И Лекс заставляет себя вернуться к более милым вещам.
О да, Кларк Кент милый! Но в темноте спальни, стараясь забыть от жесткости тюфяка, запуская руку в пижамные штаны, Лекс думает не о его миловидности. Все эти женские романы, описывающие как главный герой запал на красивые глазки – всё это фигня. Вот губки у Кента очень даже! Но будь реалистом, Лекс, вряд ли малыш умеет ими пользоваться. Даже для разговора. Так что оставь губки в покое, вот задок у него – это да! Это нечто! Вот что значит спортсмен. Даже как-то самому в спортзал захотелось…
Лекс половчее обхватывает ствол и начинает плавные неторопливые движения. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Ты на качелях, Лекс. С Кларком. Голым. Он сидит напротив и нагло поедает свои рулетики. Зараза! Жадно обхватывает губами, втягивает в себя. Рука начинает двигаться ритмичней. Вторая ласкает промежность, щекочет яички. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. А Кларк тем временем приподымается на сиденье и начинает насаживаться на деревянную ручку. Блядь, да трахни ты эту заразу! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕ-А-А-АРХ!!!
После столь горячих фантазий холод в квартире не страшен. И думушки, где же взять деньги на оплату отопления, больше не посещают.

ЛЛ – всё-таки баба. Теперь-то Кларк точно в этом уверен. Потому что ее никогда нет, когда она нужна. К концу недели от отчаянья Кларк даже специально засветился какому-то таблоиду. Фото облетело интернет за час. У желтой прессы Метрополиса был красный день календаря. Количество всевозможных домыслов просто-таки зашкаливает.
А ЛЛ молчит. Именно теперь, когда Кларку так надо отвлечься, занять чем-то свой мозг!
Но ЛЛ молчит. И мозг продолжает буянить. Каждую ночь он преподносит Кларку очередную вариацию на тему «У Лекса не было аллергии – ты сделал, что хотел». Даже во сне он понимает, что это насилие. Но раз за разом продолжает вколачиваться в разгоряченное страстное тело. Иногда это трудно – будто ползешь по наполненному криптонитом туннелю, а туннель так и норовит выпихнуть тебя назад. Иногда легко, будто Кларка качает на волнах. Порою он ласкает Лекса – жестко и грубо, но тот стонет так, что слетает крыша. Но чаще – он просто берет, что хотел. Хотел, казалось, с самого первого взгляда, еще там, в подворотне.
Сны изматывают его. Выедают изнутри, как известь. Вместе с юношеским семенем из него как будто выплескивается частичка души.
В итоге все благие намерения побольше бывать дома идут гулять лесом. Вместе с Кларком. Только до леса он, как правило, не долетает: чаще всего работа ждет его прям за углом.

Вот это точно эксклюзив. Лекса даже не смущает, что для него это уже второй пожар в этом месяце. Зато какие фотки! Какой ракурс! Каковский фокус! А баланс! Да что там баланс? Вы гляньте на освещение!
Даже если не удастся сделать статью (судя по тому, что Лекс успел услышать от погорельцев – это обычная «бытовуха»: кто-то что-то забыл, где-то что-то загорелось), будут фотки стоковые: на огненную стихию всегда есть спрос. А еще на водную, да. Ну так счаз пожарные приедут. А пока можно сделать пару кадров, так сказать, изнутри. Первый этаж вроде не слишком задымлен…
Фотографии и вправду получаются… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но они получаются! Лекс впервые за последнюю неделю действительно доволен собой. И снова любит свою работу. По велению сердца, а не в силу привычки.
Он уже почти выбирается наружу, осторожно обходя лестницу, когда слышит этот звук. Ребенок? Или показалось? Дом-то чернорабочий, большинство жителей сейчас на заработках. Могли уйти и бросить. И никто не хватился? Соседи, знакомые – не совершенно же одного они ребенка оставляли. А вдруг мать придавило какой-нибудь балкой? Снова звук. И вправду как плач. Нет, надо всё же проверить. Это как раз тот случай, когда лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать никогда не сможешь.
Бейсболка не спасает от жара, пот течет с него колючими ручейками. Но Лекс всё равно выбирается наверх, задыхаясь от дыма, обжигая пальцы о раскаленные стены. Кругом плавится краска. Стены, полы, рамы набухают и будто дышат, пускают пузыри, как тот эфемерный младенец. Вот это бы сфотографировать! «Водный огонь»… Нельзя. Слишком высокая температура, фотоаппарат может испортиться.
А еще он может здесь сгореть заживо. Лекс понимает это четко и ясно, когда позади него обваливается лестница. Черт! А казалась такой с виду крепкой. Надо прыгать в окно. Осталось только его найти. Кругом дым и пламя. Кругом всё одно и нет направлений. И огненная стихия уже не кажется Лексу прекрасной. Как может быть прекрасным разрушение? И собственная смерть…
Он слышит крики. Дикие крики. Они ударяют по барабанным перепонкам с силой набата.
И Лекс вдруг понимает, что это кричит он сам.

Нет ничего лучше на свете, чем просыпаться под плеск воды. Шурх-шурх пена. Ссссовсссем-сссссовссссем рядом пульсирует прибрежная галька.
Он на причале.
И рядом этот пятнистый придурок.
Лекс надрывно кашляет, стараясь выдавить из себя всю гаревую гадость. Конечно, воздух в мегаполисном порту – тоже не Альпы. Но ведь всё относительно, правда? По сравнению с тем домом – так просто лечебный горный эфир.
– Ты идиот! Кретин! Придурок! Хоть бы курткой накрылся!
– В неё… кхе-кхе… фото… кхе… фото… кхе-кхе-кхе! Фотик завернут!
– Тебе фотик дороже собственной шкуры?!
– Я застрахован… кхе-кхе-кхе! А фотик… кхе-кхе…
– Идио-о-о-о… О-о-о, какой же ты идиот!
– Какой? – хрипит Лекс, правой рукою нащупывая драгоценный аппарат. И даже не глядя на чудо-героя.
– Жадный!
– Я не жадный… кхе… кхе… Я бедный.
«Может, ему денег дать?» – возникает заманчивое предложение в голове у Кларка.
«На содержание возьми», – ехидничает внутренний голос. Кларк невольно вздрагивает. Его внутренний демон не проявлял себя с той самой роковой ночи. И вдруг… Видимо, на него близость лысика так действует.
– Слушай, а давай я тебе денег дам? – действительно предлагает он.
– Зачем? – от удивления Лекс даже кашлять перестает. – Я б еще понял – наоборот.
– Чтоб ты не лез никуда. А то я твои пожары тушить замаялся. Опять же денег налогоплательщиков жалко. И вообще… пусть стоят себе здания.
– Что я, по-твоему, поджигатель какой?!
– Не, просто в следующий раз я буду спокойно тушить дом. Не отвлекаясь на твое спасение.
– Мог бы и в этот раз не отвлекаться, – обиженно бурчит Лекс.
– Да ты б умер, если б не я! Прекратил свое дурное существование! Ты это хоть осознаешь?!
Вообще-то еще не очень. Но всякая дурь в голову уже лезет. А вот чтоб на его надгробии написали? И сколько бы на прямой трансляции его похорон заработал папа? А что б от него вообще осталось? Хорошие статьи? Сгоревший фотоаппарат? Задроченная простынь? Блин, у него ж даже парня не было. Вот так прожил всю жизнь бобылем… Протрахался со всякой швалью в подворотнях… Самые приличные отношения у него были между его кулаком и призраком Кларка Кента. При воспоминании о Кенте становится почему-то особенно горько.
– Эй, ты как? – Встревоженный затянувшимся молчанием герой осторожно трогает Лекса за плечо.
– Я… Спасибо тебе… Мне надо идти…
– Может, в больницу?
– Неделю как оттуда. Нам с местными эскулапами нужно отдохнуть друг от друга. А то никакой страховки не наберешься.
– Может, тебе правда денег дать?
– А мне потом дом поджигать, чтоб тебе долг вернуть?
– Я могу… насовсем…
– Просто так? – голос Лекса насмешлив, но в нем явственно слышна угроза-предостережение.
Кларк рывком ставит Лекса на ноги и прижимает к себе, чтоб не упал. Ослабевшие ноги и впрямь слушаются Лекса плохо. Зато чувствуют хорошо. И сейчас его правое бедро хорошо так ощущает кое-чей стояк.
– Ага, – понятливо тянет Лекс.
Кларку надо что-то ответить. Просто жизненно необходимо. Он даже пытается – но горло пересохло, а грудную клетку сдавило так, будто поблизости криптонит. Даже внутренний голос молчит.
– Мне показалось, ты – гомофоб.
Левая рука уверенно ложится на член Лекса. Пока еще вялый. Но отчетливо дернувшийся под сильной рукою.
– Гомофобы когда-нибудь ласкали твой член?
– Да нет, только оторвать пытались.
– На память?
Лекс не находит, что ответить. Да и что тут скажешь, когда чужие пальцы так настойчиво нежат твоего «петушка»? Интересно, как много людей на планете трахались с метеоритными фриками? Лекс, например, всего двоих знает. А бог любит троицу.
Лекс уже тянет руку в «ответном жесте» – и замирает на полпути.
Так что, говоришь, от тебя останется?
– Прости, мне правда надо идти.
Голос глух, но решителен.
Наломал он тебя с минетом, парень. Эх, тварь неблагодарная! А, может, сон-то в руку?..
Кларк уже видит: и прокушенную до крови губу, и закатившиеся от боли глаза, и сжатые от бессилия кулаки, и даже «криптонитовый» туннель, высасывающий душу…
И в ужасе почти отталкивает Лекса.
Чтоб тут же кинуться ловить вновь. Потому что лысика еще плохо слушаются ноги.
– Давай хоть до остановки доведу.
Лекс силится разглядеть в темноте выражение лица своего спасителя. Спасителя ли? А потом вдруг решается:
– Хорошо, доведи.
И это самые длинные сто метров в жизни Кларка Кента.

ЛЛ молчит. Как молчит внутренний голос. И заснувший дом. Только где-то в глубине, в самых черных глубинах, бьется и беснуется озабоченный внутренний демон. Кларк силится его заткнуть. Но легче пальцем заткнуть Ниагару.
Книжные определения первой несчастной любви бесят своей наивностью. Да и любовь ли это? Подумаешь, парень не дал! Что ж он, сразу Ромео?
Кларк сидит на кровати, прижав ноги к груди. Он даже не раздевался, только ботинки скинул. Стоило вернуться домой, как накатила волной жуткая апатия. И теперь он сидит, забившись в уголок, и даже не пытается вычислить, сколько еще здесь высидит.
Он слышит камешек даже раньше, чем тот ударяется в окно. Как слышит и то, что сейчас раму атакуют и другие его собратья.
Кто и что забыл в их саду в такое время?
Кларк настороженно выглядывает в окно. Пару секунд уходит на осознание. Еще десять – чтоб поднять дурацкую раму. Сорвав при этом с петли.
– Что ты тут делаешь?
– Хотел узнать…
– Сейчас?!
– Мне надо знать, когда у тебя заканчивается домашний арест?
– Зачем тебе? В интервью такого не было.
Лекс зябко поводит плечами и наконец-то решается:
– Хочу знать, когда смогу повести тебя на свидание.

URL записи

Продолжение + 3 авторские иллюстрации к фанфику - в комментах

@темы: Архив dora_night_ru

Comments

[Juliya_Luthor]

14-1

21.07.2010 в 20:45

Пишет  dora_night_ru:

«СЕНСАЦИЯ» №14.
Я решила, что лучше меньше, но больше… в смысле чаще… Так что «рак маленький, но уже сегодня»…

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть четырнадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: Чип и Дейл (и даже Лайонелл с Перри) спешат на помощь… Успеют ли?

– Что значит «не влезает на страницу»? Никаких переносов, мать твою! Тебя чему в универе учили, недоросль? Ты откуда взялся на мою голову? Тебе слово «интервал» о чем-нибудь говорит? Засунь свой PageMaker себе знаешь куда?! Возьми этот «пэйдж» и тупо «сделай» себя сам! Не умеешь пользоваться фотоофсетом – возьми линотип! Где там мой «Монарх»? Сейчас я буду учить тебя выпускать газету…
Смотреть на Перри за работой – одно удовольствие. Не смотреть – другое… Без пиджака, с закатанными рукавами, весь перемазанный печатной краской… И почему-то босиком. Может, он так лучше чувствует единение с цехом?
В другое время Лоис бы с удовольствием полюбовалась шефом за работой. А будь здесь Лекс – тот бы еще и сфоткал.
Лекс…
Лейн до крови прикусывает губу и начинает тихонько подвывать в такт печатным машинам. Ну где носит этого придурка?!
Пробегающий мимо Перри резко замирает.
– Ты чего?
– Всё… всёх… нормально-о-о-о…
– Ну да, я вижу.
Перри окидывает свою лучшую журналистку придирчивым взглядом. Может, у нее того… «эти» дни? Уайт непроизвольно пятится: как всякий «нормальный» мужчина он боится этих дней до дрожи в коленях. Больше, чем дней оплаты процентов по кредитам. Или дней сдачи номера. И без того непонятные – в эти дни женщины окончательно слетают с катушек. В это время рядом с ними лучше даже не дышать лишний раз.
– Может, отгул возьмешь? На пару дней… Сходите с Лутором куда-нибудь… где выпивки нету…
– Ле-е-екс, – не выдерживает Лоис, – Лекс пропа-а-а-ал!
Она всю ночь не спала. Она выкурила за сутки четыре пачки. Она – живой человек. И она боится. Да, она боится за Лутора! За эту лысую сволочь! Можете хохотать, если хотите… Только сделайте что-нибудь…
– Как пропал? Куда? Ему ж завтра статью сдавать!
Лоис трогательно шмыгает носом.
– Он пошел к Квину и не вернулся…
Впервые за всю его журналисткою карьеру Перри Уайту не хватает слов. По крайней мере, печатных.
– К Квину? – обманчиво спокойным голосом переспрашивает он. Медленно поднимает с пола один из им же разорванных черновиков. – К этому Квину?
– К младшему, – всхлипывает Лоис.
– Один хрен.
– И не вернулся, – зачем-то повторяет Лоис.
– К Квину пошел, – будто не слыша уточнений бормочет Перри. – А не пошли бы вы оба, мать вашу за ногу, Иды Тарбелл недоделанные?! – взрывается он. – Какого хрена?! Ну вот какого, а?!
– И-и-и-и-и, – бессильно заходится воем Лоис.
Может, дело в женских слезах, при виде которых в любом самце просыпается чувство мужского превосходства. А, может, приходит в сознание оглушенный известием Опыт. Но Перри внезапно успокаивается. Молча выходит подальше от цехового гула и тянется за мобильным.
– Лайонелл? Угу, я… И тебя туда же… Тебе твой щенок живым еще нужен?

Джонатан сбился с ног, мотаясь по Сенату. Вашингтон вообще напоминал ему один большой улей: много меда и всякий норовит ужалить. Поэтому он и предпочитал жить в Метрополисе. И семью свою держал подальше от этой… политики. А теперь эта политика нужна ему, чтобы спасти… семью. Когда этот Луторовский проныра успел стать ее частью? Как пролез без мыла в их тесное сплоченное семейство? Ну, неважно уже… Пролез, гаденыш, и всё. Значит, Джонатан теперь за него в ответе.
Любить он Лекса от этого больше не стал. Скорей, наоборот. Но если появление в семье Кларка Джонатана чему-нибудь и научило, так это железобетонному правилу: когда речь заходит о безопасности семьи – мелкие дрязги отходят на задний план. Всё отходит. В зад. Пока не решена проблема. А потом он снова сможет подсыпать Лутору меленую горчицу в чай. Кстати, говорят, горчица хорошо сочетается с эстрагоном… А что? Лутор сам виноват: заваривает вместо чая какую-то траву, еще и жалуется, что вкус странный. Конечно, у этакой-то дряни! Джонатан просто усовершенствовал рецепт, да… Так что пей, Лекси, пей. Приятного тебе аппетита! Вернемся домой – собственноручно заварю тебе твою бодягу.
Если вернемся.
– Ну пойми ты, Кент, не могу я подписывать ордер на основании такой хуеты! Там же всё вилами по воде. Еще и вода мутная до жути… И тебе я в это дело соваться не советую.
– Кончай втирать мне, Лори! Ты прокурор или кто, ядреный перец?!
– Я – прокурор. А ты – не очень умный человек, Кент. Если вздумал тягаться с Квинами. Если я подпишу эту бумажку – твоей карьере конец. Максимум через пять минут – хвала сотовой связи – старик Джебидайя будет в курсе. И нам всем мало не покажется…
– Кончай телиться! И разводить балаган! Ты не хуже меня знаешь, что Квины далеко зашли…
– И еще дальше зайдут. Если такой человек, как ты, не будет их сдерживать. А тебе очень трудно будет их сдерживать из той выгребной ямы, в которую они тебя засунут. Оно тебе надо?
– Надо, Лори! Было б не надо – я б сейчас дома с женой кофеёк попивал. Заедая вишневым пирогом. А не любовался б твоей наглой рожей… Откормленной всякими Квинами… Ты… Черт, ну кто там еще? Прости, я отвечу, – Кент раздраженно щелкает крышкой телефона. – Алло… Кто? Нет… Я у Лейба Лори… Нет… Сейчас дам… Тебя.
– Алло… Лайонелл, сколько лет, дорогой, – в голосе прокурора вдруг начинают проскакивать льстивые заискивающие нотки. – Ну что ты… Конечно… К тебе на шоу? Ой, знаешь, я так занят, так занят… Да, делом Квинов… Как раз им и занимаюсь… Вот как раз ордер подписываю… Так что на шоу не получится… Слава богу!

[Juliya_Luthor]

14-2

Оливер не помнит, сколько он уже держит Лекса за неповрежденную руку. Кажется, с вечера. Это было вчера? Уже вчера? Мозг отказывается вести подсчеты. Тело затекло. Желудок? А, плевать… Потерпишь еще. Наверно, он бы даже Кларка сейчас вытерпел. Если б тот хоть чем-нибудь помог. Если б с его присутствием рука в его ладони перестала быть такой холодной. Если б зеленые глаза раскрылись. Если б…
Господи, за что?! Неужели из-за каких-то проститутов? Да люди каждый день кого-то убивают. Что ж их за это лишать самого дорогого? Тем более и убивал-то он… не людей даже… так, грязь из-под ногтей… Очищал, можно сказать, город от скверны. Развратной скверны. А что немного жестоко… Так в инквизиции, говорят, ребята пожестче его работали. И им за это рай? А ему… Сначала показать рай – и сразу в адово пекло?!
Господи, ну какой же ты идиот, Лутор! Зациклился на своем Кенте… а, может, на своей чертовой гордыне… или каких-то дурацких принципах… И собственного счастья не видишь в упор. Нам ведь могло быть так хорошо! Так хорошо – как только ты бы позволил. И так долго – как позволил бы я. Просто немного смирения. Христианского смирения. В тебе есть смирение, Лутор? Ну, это не страшно. Я тебя научу. Я тебя еще многому научу. Пока ты не доведешь меня окончательно…
А пока открой глаза. Просто открой глаза, сволочь! Я с тобой еще не закончил! Я с тобой еще даже не начинал! Открывай глаза, сука!!!
Олли резко выпускает Лексову руку. Слишком сильно сжатую. До кровавых лунок. Нет, Лутор, это не та кровь, которую я от тебя хотел. Не та. Не там. Не так. Слишком мало. Слишком жалко. Весь я выгляжу слишком жалко, рыдая над твоей больничной койкой. А ты лежишь весь такой бледный и довольный. И делаешь вид, что так и надо.
– Очнись, Лекс. Ну давай, лапа. Подымай веки. Покажи мне свои чудные глазки. Погляди, как красиво врачи заштопали твои ранки. Я велел им наложить косметические швы. Чтобы шрамов не осталось. Ты не имеешь права на шрамы, оставленные не мной. Открой глаза, Лекси.
– Это не совсем то, что ему прописали врачи, мистер Квин.
– Отъебись, Гарднер.
– Я серьезно, Оливер. Ты же знаешь: его жизненные показатели в норме. Этот обморок – психологического свойства. Твоя маленькая сучка просто не хочет просыпаться. И такие разговоры вряд ли пробудят в нем это желание.
Оливер устало откидывается на стуле. И сам прикрывает глаза. Пару минут. Ему нужно только пару минут.
– И сколько это может продолжаться?
– По моим прогнозам: до двух недель. Потом молодому здоровому организму надоест маяться дурью. И инстинкты возьмут верх. А пока поставь ему колыбельную. Или что-нибудь с классики. Он любит классику? Или…
– Или? Продолжай, Гарднер.
– Или поставь ему запись голоса его парня. Этого футболиста. Я видел их снимки в газетах.
– Кларк. Его зовут Кларк, – тихим глухим голосом сообщает Олли. И тут же слетает со стула, круша всё на своем пути: – И он сдохнет раньше, чем приблизится к нему! Раньше, чем скажет хоть слово! Не знаю как! Похрен – как! Он сдохнет… Потому что Лекс – МОЙ! – орет Квин, выплескивая весь груз, весь гнев, весь страх последних часов. – Только мой… Он мне нужен… Нужен… Не знаю зачем… Но еще нужен…
– Тебе нужно поспать, – Гарднер делает вид, что совсем не обратил внимания на эту совершено нетипичную для его работодателя вспышку психоза. Как старательно не обращает внимания на разгромленную мебель. Осколки графина. Брызги воды, которые сейчас, кажется, везде. Даже на пациенте. – Что-нибудь съесть и поспать. А как только он придет в себя – мы тебе сообщим. Сразу же. В ту же минуту.
Оливер мучительно пытается отдышаться. Устало запрокидывает голову, чтоб сдержать бессильные слезы. Пожалуй, это уже истерическое. Прикусывает губу. И наконец решается:
– Ты побудешь с ним?
– Конечно.
– Никуда не уйдешь?
– И бросить моего любимого пациента? Ну что ты! Ты мне для этого слишком много платишь.
– У него на руке царапины. На правой.
– Я обработаю.
– И не выключайте свет. Он со школы боится темноты.
– И свет. И музыку. Из классики. Никакого футбола. Никаких футболистов. Только Бетховен, я и он. Буду трепетно держать его за руку под звуки сонаты, пока не очнется.
– Я… скоро вернусь… пару часов и…
– Конечно.
– Я мог бы и здесь, но не могу спать при посторонних звуках…
– Нет-нет, езжай домой. А ему поставим «Кориолан». Или «Эгмонт». Это полезно. Или что-нибудь поспокойней. Я сейчас пороюсь в дисках. А тебе будет лучше дома.
– Я… Я скоро вернусь, Лекс. И ты откроешь глаза, – Олли склоняется над всё так же безмятежным Лексом. – Слышишь? Чтоб к моему приходу открыл глаза, – нежный шепот вдруг сменяется злым шипением: – Или я срежу тебе веки! И заварю тебе чаю, как этот придурочный Та-мо! Ты же любишь чай, Лекс? Тебе какого? Какого ты вздумал выкинуть этот фортель, а?!
– Оливер! Оливер, тебе пора. Тебе нужно отдохнуть. Поспать. Успокоится. Выпить… сока. Какого-нибудь сока. А за Лексом я присмотрю.
Гарднер почти силком выпроваживает Квина из палаты. Этот пацан начинает его пугать. Неудивительно, что лысый камикадзе не желает приходит в себя. Гарднер на его месте тоже не спешил бы.
Он бы его даже пожалел. Если бы не торопился так. Там, наверно, реторты уже прогрелись.
Гарднер включает «Лунную сонату» и насвистывая выходит из палаты. У него есть дела поважнее, чем сидеть тут с этим недорезанным. Точней, недокушенным. Всё равно парень труп. Неделей раньше, неделей позже – Квин таки доведет дело до конца. Или лысый выберет более надежный способ самоубийства.
Но Гарднеру нет до этого дела. Гарднеру не до чего нет дела, кроме его маленьких расчудесных метеоритов. Он и на этого недобитка внимание обратил только потому, что у него глаза одного с метеоритами цвета.
«А в идее отрезать ему веки что-то есть. Грех скрывать такой цвет от людей. Два маленьких зелененьких метеорита, хи-хи-хи. Но в моей лаборатории их гораздо больше. И все они скучают по мне. Не бойтесь, мои дорогие, папочка уже идет к вам, маленькие мои».

Лекс выжидает еще полчаса и осторожно приоткрывает левый глаз. Косится на двери. Похоже, они всё-таки оставили его одного. И приковали только за правую руку, идиоты. Левую потревожить боялись. Ха! Да после фортеля Квина на вилле – его б даже кандалы не остановили! Это ж надо было придумать: залезть к нему, Лексу, в штаны! Своими грязными потными ручонками… Бррр. Ну, не волнуйся, Олли, больше тебе такого шанса не представится.
Лекс спокойно, не таясь, садится на кровати. А от кого таится-то? Камер здесь нет, это он еще в прошлый раз рассмотрел. Оно конечно, если учесть, как Оливер любит тут развлекаться… Зачем ему свидетельства собственных зверств? Лекс рефлекторно бросает взгляд туда, где еще вчера лежал тот мальчишка. Подумать только – еще вчера!
Не отвлекайся, Александр, времени на лирику нет. Тебе нужно выбраться отсюда. А уж потом…
Лекс достает из-под языка запонку Оливера. Подобрал, пока Квин за жратвой ходил. А когда тот вернулся – ему сразу же стало как-то не до украшений.
Лутор не может сдержать ехидного смешка. Как верещал, скотина! Сколько странного всё-таки на этом свете. Когда трахал в глаз того мальчишку – тебя всё устраивало, Олли. А тут немного крови из запястья – и ты закатил истерику.
Впрочем… было пару моментов… Когда Оливер был… почти человеком… И, кажется, действительно переживал за Лекса. Кто б мог подумать? Оказывается, даже Квины способны на чувства. На человеческие чувства. Или ты просто жалел, что это сделал не ты, а, Олли? При следующей встрече спрошу. Только теперь я выберу место и время.
Наручник с тихим щелчком распадается на две половинки. Половинка моя. Кларк… Не время для лирики, я сказал! Не захотел меня спасать? Ну ладно, сам справлюсь…

URL записи

[Juliya_Luthor]

15-1

28.07.2010 в 18:51

Пишет  dora_night_ru:

«СЕНСАЦИЯ» №15.
На работе - завал. На улице - плюс 40 в тени. Поэтому я решила, что буду выкладывать небольшие части, но чаще... По возможности...

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть пятнадцатая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: вы думали, что свет в конце туннеля - это выход? Лекс тоже так думал...
P.S. Это не я - это всё Квины!

Кларк мечется по городу, как ошалелый. Уже сам не понимая, сливается ли пейзаж от скорости, или это от беспокойства ум за разум заходит. И впервые в жизни от ветра слезятся глаза. От ветра ведь?
Перебраны все любимые места Оливера. Все любимые и нелюбимые места Лекса. Перебрано уже всё, что пришло ему в голову. Их нет. Нигде. Будто испарились.
Может, они на Канары праздновать поехали?
Может, ты пойдешь в зад, дорогой внутренний голос?
О, мы вернулись к старым добрым временам! Стоит тебе облажаться – и ты тут же посылаешь меня в неведомые дали. Правда думаешь, что это поможет?
Кларк не знает. Он уже ничего не знает. Куда идти? Где искать? Что искать? Вроде и искать-то не стоит… Тогда почему так болит внутри? И будто тянет стальным тросом куда-то… Подцепили за ребро – и тянут куда-то. Чувства. Предчувствия. Боль.
Передохнул? Тогда вперед! Чё расселся? Лекс тебя ждет. Где-то…
Где?! Где, мать твою, носит этого придурка? Почему не дождался его в клубе?
Потому что ты сказал, что тебя от него тошнит. Вот он и решил, что это конец.
Тогда это точно конец. Глупый какой-то. Дурацкий. Как все их ссоры до этого. Правда, до этого Лекс ему не изменял…
А ты свечку над ними что ли держал? Забыл уже, как Олли любит «вспомогающие средства»? Может, он его и на этот раз опоил?
Может, Кларк просто ищет никому, кроме него самого, ненужные оправдания… Придумывает себе сказку со счастливым концом. Как в детстве, когда мама читала грустные сказки, а он потом в темноте «исправлял» концовки. У него хорошо получалось. Мама говорила, он будет писателем. Сказочником.
Вот только жизнь – не сказка. В жизни любимые иногда изменяют с лучшими друзьями. Без всяких оправданий.
Тогда он не постеснялся бы сказать тебе это в лицо. Это же Лекс.
Это же Лекс – вот то оправдание, которое не оспоришь. Не переиначишь. Не отвертишься. Это Лекс. Его Лекс. И пока он сам не скажет Кларку, что это конец – конца нет. Пока Кларк не увидит в родной зелени глаз, что теперь он – чужой… ненужный… лишний… Ничего нет.
Кроме боли. И какого-то предчувствия. Что еще чуть-чуть – и уже ничего не исправить.
Но «чуть-чуть» у него еще есть. И есть еще одно место, где он может спросить об Оливере.

– Кларк, мальчик мой, давненько ты к нам не захаживал. Совсем забросил старика. Оно конечно, когда вокруг столько прелестных телочек – не до брюзгливого старика, хи-хи-хи, – Джебидайя со стариковским упрямством не желает признавать… нет, не Кларкову ориентацию даже – его парня. Лутор в качестве «почти возлюбленного» его «почти сына» категорически не устраивает старшего Квина. Хотя, пожалуй, это игнорирование – единственная причина, по которой Кларка еще пускают в этот дом. В противном случае «луторовского приспешника» и к порогу бы не подпустили. А вот интересно, как эту проблему думает решать Олли? – Как там тренировки? – продолжает тем временем старик.
– Сейчас межсезонье, вы же знаете, Джеб.
– Это не повод забывать об игре, мальчик мой! Ты должен тренироваться каждый день! Каждый день! Хотя бы по часу. Девочки подождут.
– Ага, и мальчики тоже, – Кларк слишком измотан для политеса. – Вы не знаете, где Оливер? Я не могу ему дозвониться.
– А, шляется где-то. Ничего его, кроме девок, не волнует. Даже семейный бизнес – и тот постольку поскольку. Да, я всегда говорил Джонатану, что с сыном ему повезло. Ты славный мальчик, Кларк. Найдешь себе славную девушку…
– Я уже нашел себе славного парня. Вот только ваш сын увел его у меня.
С выпученными глазами Джебидайя напоминает рака. Этого, как его там – Себастьяна. А Олли, выходит, у нас Русалочка.
– Парня? Оливер подцепил себе парня?
– Лекса. Он «подцепил» себе Лекса.
Мистер Квин взрывается диким хохотом. Его всего трясет от смеха.
– Лу… Лутора? Ух-ха-ха! Олли и Лекс? Ой, не могу, – тыльной стороной ладони он стирает выступившие от смеха слезы. – Ты что-то путаешь, Кларк. Если мой сын и связался с луторовским щенком, то любовью там и не пахнет, уверяю тебя. Не знаю, что он задумал, но мне этого парнишку даже жаль.
А вот по довольной роже Джеба и не скажешь, что ему жаль. И от этой ехидной ухмылки внутренности Кларка стягивает тугим колючим комком. Во что ты впутался, Лекс? Или тебя всё-таки – впутали?
– Что вы имеете в виду, Джеб? Разве Олли не гулял с Лексом еще в школе?
– В школе? Гуляли в школе? Ой, мамочки! – Джебидайя заходится новым приступом хохота. – Ох, и насмешил же ты меня, Кларк. Давно я так не смеялся. Ты заходи почаще, сынок. Радуй и дальше старика.
Предчувствие беды переходит в уверенность. И его «чуть-чуть» уже на исходе. Неотвратимость несчастья заставляет Кларка сорваться с места и вцепится в старика мертвой хваткой.
– Что у них было в школе?
Маска добродушного дядюшки слетает с Квина. И из-под нее проступает морда Румпельштильцхена. Узнавшего, что младенец сам приполз в его подземелья.
– Мой сын собирался отрезать ему яйца. Да вот пожалел бедняжку. Надеюсь, на этот раз он доведет дело до конца.

[Juliya_Luthor]

15-2

Халат и брюки Лекс снимает с первого попавшегося лаборанта. Предварительно треснув того по голове сидушкой многострадального стула. Лексу даже жаль эту деревяшку: сначала терпеть жопу Квина, потом его буйства, а окончить свою жизнь – вообще на голове какого-то придурка.
– Ну чем тебя утешить, солнышко? – шепчет он деревяшке, оттягивая безвольную тушку лаборанта в ближайшую подсобку. – Ну разве что: ты погибла за правое дело.
Брюки оказываются великоваты, штанины приходится подкатывать. Зато халат сидит неплохо. Жаль только, что парень не был приверженцем сотовой связи. Ну и где же любовь к науке? А как же прогресс? Как Лексу теперь связаться с Лоис? А ведь с Лейн связаться нужно, просто необходимо. Лекс, конечно, герой, но не одинокий мститель. И уж, разумеется, не самоубийца. Падлюка Квин вырыл ему слишком глубокую яму, из такой в одиночку не выбраться. Значит, надо звать кого-то с веревкой. А еще лучше – с лестницей. Потому что история с запястьем всё-таки не прошла для Лекса даром: слабость, головокружение. Да еще и подташнивает. Уж не беременный ли ты, Александр? Ну, если Лекс чем и разродится, так это Разоблачением Века. После которого Квины уже не поднимутся.
А пока пора поискать средства связи. И звонить, звонить, звонить… Хоть самому папашке. А что? За такую сенсацию он, глядишь, даже скостит пару «лимонов» «голубого» долга. Прилетит за ним на вертолете. Прижмет к широкой отцовской груди. Может, даже скупую мужскую слезу из себя выжмет. На камеру. Потому что вся его любовь – уже давно на камеру. Смирись, Лекс. Ну сколько можно мечтать о несбыточном? Зачем доказывать теорему, если ее доказательство никому и на… не на… Ты будешь отличным репортером, парень. И просто счастливым человеком. Чьим-то любовником. Может, даже чьим-то отцом (зачем-то же люди придумывали суррогатное материнство?). Ты будешь всем для кого-то.
Но не любимым сыном. Им тебе не быть. Смирись, Лекс Лутор.
И иди искать телефон. Нужно звонить Лейн. Или Кентам. Ну не в полицию же? Эти тугодумы нифига ж не умеют. И никогда ничем не делятся: ни тебе гипотезой, ни какой уликой. Скруджи херовы! А если сам помочь хочешь – у них вместо «спасибо» всегда только статья «за препятствие следствию». Не, с этими ребятами каши не сваришь.
Лекс старается идти по коридору уверенно, четко печатая шаг. Будто ему здесь самое место. Вот только внутренняя интуиция вопит почему-то от ужаса. И хочет домой. К Кларку. Спокойствие, Александр, только спокойствие. Скоро. Скоро всё будет. Всё будет хорошо. Можешь напевать это про себя, уверенно шагая по стану врага. Левой-правой. Левой-правой. И только вперед. Ну, здесь, пожалуй, налево. Так, что тут у нас? Ага, раздевалка. Самое то! Бог любит тебя, Лекс Лутор. Хоть Бог-отец тебя любит. В пику родному папаше…
Пожалуй, эту запонку он оставит себе на память. Как талисман. Универсальная ж отмычка! Просто чудо техники. Еще чуть-чуть… Бинго! В первом шкафчике из средств связи только пожелтевшая фотография. Какая-то девица в стиле 80-х задорно улыбается в объектив. Понятно, здесь лежат вещи чьего-то примерного сына. Выбравшего себе не тех работодателей. Во втором – тоже сплошной хлам. В третьем находки уже интересней. Ну вот зачем держать на работе вибратор, кто скажет? Типа общения с начальством ему не хватает? Хотя агрегат неплохой. Что за фирма? Пожалуй, Лекс себе такой купит. А если Кларк к нему не вернется (Луторы всегда готовы к худшему) – это будет его любимая игрушка. Так-с, четвертый… Аллилуйя! Включаем. Ага, заряда мало – потому и отставили в шкафу отключенным, берегли для кого-то последнюю полоску батарейки. Для Лекса, конечно. Для кого же еще?
Ну, дай бог памяти. Включайтесь, мои дорогие репортерские мозги. И выдайте мне номер Лоис. Что там в конце: семь или восемь? Проверим…
– Алло?
– Никогда не думал, что скажу это женщине, но я люблю тебя, Лоис. И хочу тебя видеть. Прямо сейчас. Черт, я даже трахнуть тебя готов, если б существовала хоть малейшая возможность оказаться сейчас рядом с тобою… Ты ж не на болоте в обществе крокодилов, правда? Тогда да – прямо сейчас.
Трубка отвечает тишиной. Густой и едкой, как смола. И такой же обжигающе мрачной.
– Лоис?
Это что, всхлип? Он точно ошибся номером…
– Лекс, скотина, скажи, что это ты!
– Это я. И не такая уж я и скотина. Просто воспитание…
– Ублюдок, где тебя носило?!
– Прямо сейчас меня носит по заводу Квинов. Ну, тому, на окраине… Помнишь первую статью?
– Ты всё еще там?
– Я всё еще здесь.
– Выметайся оттуда.
– Только если ты одолжишь мне свою метлу, дорогая.
– Могу только машину.
– Знаешь, я неприхотлив. Давай машину.
– Где ты? Только конкретней.
– Коридор. Серый такой. И двери металлические…
– К черту такие подробности! Скажи хотя бы этаж!
– Да фиг его знает. Трудно считать этажи, когда над тобой склонился маньяк, а тебе приходится изображать умирающего.
– Тогда бросай металлические двери и попробуй найти пожарную лестницу. Я уже на парковке.
– Погоди, за этой дверью что-то… Определенно что-то там есть… Сейчас проверю свой бейджик. Так, этот не подходит. Ничего, у меня еще четыре есть. Хорошо, что в шкафчиках есть запасные. Были, хи-хи-хи.
– Лутор, кончай свои расследования! Ты и так уже по уши в дерьме!
– Не, только по подбородок. Дышать пока получается.
– Гляди, не задохнись от местного кислорода!
– Погоди, один подошел!
– Не ходи туда. Лутор, ты меня слышишь? Лутор?
– Слышу.
– Лекс. Ты как?
– В дерьме. По самые уши.

Так вот ты какое – квиновское дерьмо. Разлито по баночкам. Разбавлено спиртом. Подсвечено ультрафиолетом. Изогнулось в агонии. Зашлось в немом крике. Утратило человеческий облик.
Гарднер называет это «смоллвильской евгеникой»… «смоллвильской евгеникой»… «смоллвильской евгеникой»… Он считает, что с ее помощью можно вывести суперчеловека… супер… супер… Это только начало!
Все эти искалеченные тела за стеклом, в которых уже давно не осталось ничего человеческого – это только начало. Только начало, Лекс. Их конец – просто чье-то начало. Все эти… дети?! Здесь есть дети?! Гарднер на деньги Квинов ставит опыты над детьми? Выводит из них суперчеловека? А в нем самом хоть что-то человеческое осталось?
Ярость накрывает с головой. Разве сам он – не один из смоллвильских уродов? Разве сам он не видел, как падает небо? Дурацкая отцовская командировка… Какая-то заказная статейка о каком-то заводе… Вылившаяся в сенсационный материал на передовицу. Еще бы – со слов-то очевидца…
Как это было, Лекс? Опиши папе… Расскажи всё подробно-подробно…
Охуительно это было, мать твою! Он думал, что сдохнет на том кукурузном поле! И когда впервые увидел себя в зеркале после больницы – тоже думал, что сдохнет. И они, наверно, думали также.
Вот только вряд ли думали они, что метеориты нагонят их через столько лет. В лице какого-то урода. Каких-то уродов. И вместо могил – будут у них стеклянные колбы. И вечный ужас, заспиртованный под кодовым номером с аккуратной табличкой.
В голове Лекса что-то взрывается. Наверно, один из тех метеоритов… Давнишних метеоритов из самого детства. И следующим взрывается стекло. Миллионом бликовых осколков. Прошлое рушится под напором очередного стула. Который тоже погибнет за правое дело.

Пустота. Темная. Гнетущая. Пустая. Пустота. Приступ дикой ярости прошел, эмоциональным ураганом сметя за собой все мысли и ощущения. Осталась пустота.
Прерванная едкими хлопками аплодисментов.
– Браво. Просто браво. Ты только глянь, что натворила твоя обезьянка, сынок.
В дверях лаборатории стоит Джебидайя Квин, презрительно поджимая тонкие белесые губы. А рядом застыл бледный Оливер, не сводящий с Лекса лихорадочно горящего взгляда.

URL записи

[Juliya_Luthor]

16-1

01.08.2010 в 06:33

Пишет  dora_night_ru:

«СЕНСАЦИЯ» №16.
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть шестнадцатая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк (основной), Лекс/Олли (чуть-чуть и нечестно).
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Саммари: где там счастливая нота, на которой мы всё это закончим?

– Еще вчера ты утверждал, что у тебя всё под контролем, – едко цедит мистер Квин. – Я приезжаю – и что же вижу? Ты притащил сюда это насекомое. Еще и спустил с поводка. Хорошо, что это был отработанный материал. А если бы разработки? Ты что – не мог трахать его где-нибудь в другом месте, а? – мистер Квин распаляется всё больше и больше.
А Оливер стоит, понурив голову. Как когда-то давно в кабинете директора. И молчит.
– Избавься от него.
– НЕТ! – Олли дергается всем телом, будто через него ток пропустили. И наконец-то вскидывает глаза. Совершенно безумные. Даже Джебидайя пятится. – Он мой. Я его не отдам. Не сейчас. Не тебе. Вообще никому. Он. Мой.
– Сынок…
– Мой.
Джебидайя щурит глаза, пытаясь рассмотреть, что же он пропустил в собственном сыне… Что-то важное… Нужное… Что уже не вернуть.
– Хорошо, – медленно тянет он. – Забирай. Но на этот раз лучше следи за своими игрушками.
– Он тебя больше не потревожит, папа.
– Меня не он тревожит.
Лекс впитывает чужие слова, как губка. Амебная губка. Без мозга. Без чувств. Без нервных окончаний. Он сам – один сплошной нерв. Разбитый недавним нервным припадком. Теперь мыслей нет. И чужие доходят до него, как через слой воды. Кто это? Что это? Где это… Что?
Почему он летает? Он летающая рыба? И его оплетают чужие плавники… Если оплетают – значит, лианы… Может, он питон? Тогда он не летит. Это руки! Да, это руки! Чьи руки? Почему его лапают какие-то руки? Он ведь рыба… питон… Кто он?
Что это за звуки? Кто этот… это… ну, такое… Что над ним склонилось?
Боль. Рука. Его рука. Темнота. Свет. Яркий. Влажно. Душно. Слабость.
Сознание, здравствуй.

– Очнулся?
Он в палате. Кажется, Олли притащил его сюда на руках. Хорошо хоть, не за ноги. Но он снова в палате. Всё возвращается на круги своя. Мать же ж твою!
– Вижу, что очнулся. Кончай придуриваться. Между прочим, кое-кто тут должен в коме лежать.
– Между прочим, кое-кто должен быть совсем не тут, – голос у Лекса еще слабый, тонкий. Но на уровень ехидства это никак не влияет.
– Ну прости, что разочаровал. Я решил отдохнуть в кабинете. Вот только моему отдыху сильно помешала охрана. С сообщением, что какой-то придурок громит мой склад. Я еще было засомневался. Ведь придурок на территории только один – да и тот по идее при смерти. Ан нет! Когда речь заходит о пакостях – тебя и смерть не остановит.
– Пакость – это то, чем вы там занимаетесь.
– Мы ищем пути спасения человечества.
– Заодно гробя его.
– Это были не люди.
– Да нет, это как раз были люди. Нелюди – это вы.
– Не отвлекайся. Диспуты на морально-этические темы меня не интересуют: я тебя не за этим спасал.
От этакой наглости Лекс аж воздухом давится:
– Кха.. А-а… Ам… Эт когда же ты меня спасал?
– Ну что далеко ходить? Только что я не позволил своему отцу скормить тебя собакам.
– Жаль, что он тебя в детстве не скормил собакам!
– Ну, не скормил же. Так что поздняк метаться. А тебе реально стоило бы быть мне благодарным.
– И, видимо, эту благодарность мне стоило бы как-то проявить? – вкрадчиво интересуется Лекс, только сейчас замечая, что он снова прикован к кровати.
– О да, определенно. Знаешь, я очень люблю шаловливые язычки. И глубокие глотки. Судя по тому, как ты мирился с Кларком – у тебя очень даже таки глубокая…
– Ты что… Ты за нами следил?
– Контролировал процесс. Присматривал, чтоб моя любимая игрушка не наделала глупостей. И выжидал подходящего момента.
– Ты извращенец, ты в курсе? И это еще мягко сказано. Вообще-то таких, как ты, по-другому называют. Но не в глаза, нет. Когда вас так называют в глаза – у вас обычно начинается припадок.
– Припадок сейчас у тебя, – устало вздыхает Оливер. – Или даже скорее истерика. Дать тебе валерьянки?
– Да! Да, мне нужна валерьянка! И осиновый кол – для тебя! У меня на тебя за два дня нервов ушло больше, чем за двадцать лет – на родного папашу! Это, знаешь ли, показатель! И то, что я сейчас не в состоянии нащупать собственные тормоза – лучшее доказательство, что у меня нервный срыв! У меня нервный срыв из-за тебя, сукин сын!
Лекс пытается остановиться, честно. Но его несет. Сильней его несло только когда он с голодухи подобрал на рынке тот дурацкий батат. Впрочем, сам виноват. Видел же, что какой-то он… не такой… Но голод – не тетка. Что Олли «какой-то не такой» он тоже видел с самого начала – и вот вам результат. Ничему тебя, Александр, жизнь не учит. Тебя уже только могила исправит.
Воспоминания о могиле действуют. Надо же, хоть что-то на тебя еще действует! Во всяком случае, рот удается захлопнуть. И даже чуть-чуть прикусить язык. Вот и хорошо, вот и славно.
Оливер молча подает ему стакан. Лекс подозрительно принюхивается. Подцепляет капельку пальчиком и осторожненько пробует на вкус. Да, кажись, валерьянка.
– Господи, как ты достал меня со своей подозрительностью. Со своей враждебностью. Что не скажешь – всё в штыки! – теперь уже распаляется Оливер. – Всё тебе не так, всё тебе не этак! Вы только гляньте на нашу Клеопатру! Да чтоб ты до кого-то снизошел – да вот хрен вам всем! Только и ждешь, что все будут тебе поклоняться! Печатать все твои материалы на передовицах и прощать все твои истерики за красивые глазки! А так не бывает! Это жизнь, мать твою! Здесь порою нужно прогнуться! – орет Квин. И резко успокоившись, добавляет: – Или сдохнуть… Понял, Лекс? Ты либо прогнешься под меня. Либо сдохнешь.
– Э-э-э… Валерьянки хочешь, Олли? Тебе ее тоже стоит выпить, – и протягивает школьному приятелю стакан.
Который тот выбивает резким ударом. Больно задевая по руке.
– Ай, – Лекс не успевает сжать губы и болезненный стон всё-таки вырывается.
– «Ай», Лекси? Это еще не «ай». Нет-нет, это еще не он. «Ай» будет, если по моему возвращению ты всё еще будешь строить целку. Вот тогда будет «ай». Глазки я тебе, ясное дело, вырезать не буду… слишком у тебя красивые глазки… Но ведь можно отрезать что-то другое. Например, палец. Их у тебя целых десять штук. И это только на руках. Одного тебе, наверно, не жалко? Как тебе идея? Оттрахать тебя твоим же отрезанным пальцем? Нравится?
Лекс не рискует ответить. Он боится, что если раскроет рот – его просто стошнит.
А Олли вдруг впивается в его губы жестким поцелуем. Не губами даже впивается – зубами. И Лексу кажется, что насквозь. До самого затылка. Чужой язык грубо дрочит губы и десны. Зубы терзают плоть. Дыхание жжет. И чужой стон смешивается с родным стоном боли.
А когда от боли уже начинает темнеть в глазах – Оливер отстраняется так же внезапно, как и начал. Он тяжело дышит. Глаза говорят, как от лихорадки. Но голос уже спокоен. Свою «валерьянку» он уже выпил. Вон, слизывает кровавые остатки с губ.
Зрелище своей крови на чужих губах прочему-то завораживает Лекса. Завораживает настолько, что он едва не пропускает предупреждение Оливера:
– Я скоро вернусь, лапа. И мы узнаем, какой вариант тебе нравится больше. По-хорошему. Или по-плохому.

Джебидайя Квин многое повидал в своей жизни. Он свои капиталы не от богатого папашки получил, он их кровью и потом вымучил. Душу, можно сказать, за них продал. Про старика Джеба многое можно сказать (если, конечно, вам духу хватит) и многое из этого будет – грязь грязью. Но что он лентяй и слюнтяй – про него не скажет никто. Он всю жизнь пропахал. Как дядя Том на плантации. Как ишак. Как… дурак распоследний…
Только дурак мог копить миллионы, собирая по центу… не для кого. Потому что не для кого. Сначала жена. Теперь вот сын. Он бы и рад сказать, что это всё Луторы виноваты. Но Джеб не только не лентяй и слюнтяй – он и не идиот тоже. Ну, не в этом плане, по крайней мере. Керолайн ушла не из-за Лайонелла Лутора. Лайонелл всего лишь дал ей предлог. Просто ей, как всякой женщине, надоело безразличие собственного мужа. Женщины любят деньги. Но не терпят, когда деньги любят больше, чем их. И в один прекрасный день она ушла. Прихватив половину этих самых денег с собою. На память, видимо. Но жена – это жена. Мало ли баб на свете. Другую найти не проблема. Это он так тогда думал. Теперь вот уже не уверен.
Как не уверен в собственном сыне.
Его ребенок. Его плоть и кровь. Его союзник. Его наследник.
Сумасшедший?
Джеб тяжело проводит рукою по лицу. Трет сморщенный лоб. Да нет… Это нервы. У обоих. Они просто устали. Надо отправить мальчика на острова. На их виллу на Сейшелах. Море. Солнце. Вышколенные девочки… Или даже этот… Лутор. Мальчику просто нужно отдохнуть. Он устал. Джеб сам не знает отчего. Но он просто устал. Других объяснений тут и быть не может. Мальчонка отдохнет – и всё наладится. Он ведь Квин. Его кровинушка.
Ох, что-то ты пропустил, Джебидайя. Ох, не к добру сердце щемит. Его мальчик… Его прекрасный мальчик… Что ж с тобой случилось? Ты так смотрел на меня сегодня… Мне было страшно. Когда на Аляске на меня выскочил белый медведь – я так не боялся.
Неужели всё из-за Лутора? Из-за какого-то Лутора? Его сын гей?! Переобщался с Кларком? Это что заразно? Надо было всё-таки досмотреть ту передачу на Discovery. Гадай теперь.
Ну даже если гей. Черт с ним! Лучше так, чем… Подумать страшно. Представить даже нельзя. Нет. Нет-нет-нет! Мальчик просто устал. А Лутор… Что ж. Поиметь Лутора – это даже не грех. После всего, что эта семейка им сделала… Это просто такая форма справедливости. Эксперимент. Разнообразие в сексуальной жизни. В принципе, задницы и у баб, и у мужиков одинаковые. Хотя лучше всё-таки бабу… Но пусть уже будет Лутор.
Лишь бы с мальчиком всё было в порядке.
– Мистер Квин. Простите, что беспокою, сэр, но Вам стоит на это взглянуть.

[Juliya_Luthor]

16-2

Какой вариант тебе нравится больше… По-хорошему… Или по-плохому…
А, может, Лекс в души англичанин (шотландские предки сейчас, наверно, в гробах перевернулись). А что, может, у него какая бабка с англичанином согрешила? А англичане из двух зол не выбирают ни одного. И Лекс не собирается. Потому что если трахнуться с Олли – то уже не важно куда. В глаз. В задницу. В ухо. По хуй. Лекс себя знает: если он трахнется с Олли – он сам себе потом отрежет и глаз, и палец. А, может, даже член. И дело даже не в Олли. И дело даже не в Кларке. А дело, собственно, в Лексе. В его чертовой гордости. И упрямстве. И принципах. И черт знает в чем. Олли – если без острых предметов в руках – он даже красивый. И Кларк простит. При таких-то обстоятельствах.
Лекс не простит. Сам себе не простит. Слабости. Потому что это признак слабости. Это как если сам себя опустил. Сам себя поимел пивной бутылкой. Лекс не может на это пойти.
Тем более когда есть выбор.
– Быть тебе всё-таки моим талисманом, – шепчет Лекс, нежно целуя родную запонку. – Ну что, попытка номер два?

– Так-так-так. Кто тут у нас? – Джебидайя, не отрывая взгляда от свернувшегося в углу комочка, небрежно забирает у охранника какую-то бумажку. – Еще один репортер к нам пожаловал? Да мы ж вроде пресс-конференций не назначали, – Джеб грустно вздыхает: – И опять «Дэйли-Плэнет». Я уже начинаю сомневаться: это мой завод или филиал вашей редакции? Чему обязаны столь поздним визитом?
– Решила за напарником заехать.
Джеб довольно ухмыляется: девчонка выглядит помятой. Но агрессивной. Строптивые телочки – это по нему. Это он любит.
– Она пыталась перелезть через забор. Но после того случая… С ее коллегой… Мы были начеку.
– Это хорошо. И дальше будьте. Пойдите, попатрулируйте территорию.
– Сэр?
– Свободен.
– А она?..
– Вы сообщили в полицию?
– Еще нет, сэр.
– Ну и не стоит с этим торопиться. Если что – родственники ее сообщат.
– В редакции знают где я.
– А где тебя похоронят – ты в редакции тоже сообщила? – кривит Джеб в ехидной усмешке узкие губы.
Охранник бесшумно пятится к выходу. А вот Джеб не таясь подбирается к Лоис. Девчонка не спускает с него настороженных глаз, пытаясь отползти подальше. А дальше стена, милая. Эх, что вы все там в вашей «Дэйли-Плэнет» такие невезучие? Лучше б сидели дома. В тепле. Уюте. Под мамкиным боком. Тесту место у печи. И куда тебя понесло, лапочка?
– Вас арестуют.
– Ты мне еще божьей карой пригрози, – противно хихикает старикан.
Лоис упирается в стенку. Квин нависает сверху. Она пытается отбиться ногами. Джеб перехватывает сначала одну. Потом другую. Это похоже на кадры немого кино. Всё также мрачно. И также тихо. Правда, когда холодная рука залазит в трусики – Лейн не выдерживает: женский визг разносится по всему коридору.
Лоис только об одном сейчас жалеет – что до сих пор пренебрегала маникюром. Выберется – нарастит себе такие когти, мало никому не покажется! С коротко постриженными ногтями легко печатать – царапаться трудно. А когда чужие пальцы пытаются влезть тебе… в душу – хочется, чтоб вместо ногтей у тебя были как минимум кинжалы.
Джеб довольно похихикивает, пытаясь ввинтить пальцы в сопротивляющееся тело. Узенькая какая! Интересно, это – тоже отличительная черта репортеров «Дэйли-Плэнет»? Если да – он понимает сына.
– Ничё, ничё, – пыхтит Квин, одной рукой сжимая тонкие запястья, а вторую поглубже запуская в трусики. Беленькие. С незабудками на причинном месте, хи-хи-хи. Я тебе и так помнить буду. – Потерпи. Твой дружок терпел – и тебе велел.
Извивающаяся Лоис вдруг замирает. В глазах наравне со страхом появляется что-то еще.
– Что вы с ним сделали?
– По головке погладили, – злорадно скалится старик. – Мой сын большой мастер по этому делу. Я и тебе сейчас покажу – какие мы, Квины, мастера.
Старик приподымается, чтоб расстегнуть брюки, и сквозняк неприятно холодит Лоис ляжки. Но этот сквозняк лучше, чем тот, который холодит ей позвоночник. «Ничего, – уговаривает она себя, – Лекс сильный. Лекс справится. И я справлюсь. Если понадобится. Вот укушу – и справлюсь».
Джебидайя взвывает. Какие у нее, оказывается, острые зубы!
– Ах ты дрянь!
И на Лоис обрушивается град тяжелых ударов. Джеб бьет сильно. По-звериному. Без скидок на возраст и пол. Как бил бы врага. Как бил бы Лутора, подвернись он ему под руку… Как бил бы Оливера – если б это могло помочь.
Укушенный нос опух и болит. На губу стекает струйка крови. Вот сучка! Впрочем, все люди – скоты. Он и сам скот. Просто маска у него красивая.
А еще он устал. Как Олли. Может, они съездят на остров вместе? И если сын возьмет с собой луторовского щенка – он, пожалуй, захватит эту злючку. А что, женщинам нужна компания. Пока они с сыном будут ездить на рыбалку – эти две «кумушки» будут трындеть о шмотках. Или о чем там еще треплют языками эти безмозглые создания?
– А ночью мы для ваших ротиков другое применение найдем, – кряхтит Джеб, срывая к черту дурацкие незабудки: только мешают, ей-богу! – Вы, писаки, должны уметь языком работать.
– Не называйте их писаками, Джеб. Они этого не любят.
Джеб аж подпрыгивает от неожиданности. Вместе с ногами Лоис. Ее голова глухо стукает о бетонный пол.
– Кларк, мой мальчик. А что ты здесь?..
– Я за вами следил. Вот только на пункте охраны пришлось задержаться.
– Сынок, тебе лучше пойти домой. Хочешь, мой водитель – ну Джек, ты должен его помнить по пикнику – тебя подвезет?
– Я хочу, чтоб вы отошли от Лоис подальше.
– Сынок…
– Я не ваш сынок! Мой отец не стал бы избивать и насиловать женщин! Видать, насилие у вас, Квинов, в крови!
– Да какое насилие, Кларк? Это мы так играем… Развлекаемся так. А что она покрикивала – так ей за это деньги заплатили. И вообще… Кларк, ты просто мал для таких игр…
– Отойдите от нее, Джеб.
– Ступай домой, Кларк.
Пат. Оба замирают в нерешительности. Джебу не хочется калечить парнишку. Он его еще пацаном на плечах катал. И вообще… Он его вот таким малявкой помнит.
Кларк тоже помнит. Дядю Джеба. И плечи. И рыбацкие байки. Много кой-чего помнит Кларк. И всё это абсолютно не вяжется с голыми девичьими бедрами. Может, он правда чего недопонял?
Может, ты правда такой идиот? Может, надо было подождать, пока он ей вставит? Или шею свернет? А то вдруг все эти кровавые синяки – по согласию?!
Внутренний голос прав. Как всегда. Но Кларк всё равно медлит.
– Джеб, пожалуйста, – делает парень последнюю отчаянную попытку.
И Джебидайя понимает, что тот не отступится. Господи, прости! Жаль парнишку. И Олли расстроится.
Пули отскакивают от Кларка, как сухой горох от стены. И с тем же результатом.
– Что? Как?!
Кларк тоже мог бы задать «дяде Джебу» пару вопросов – но старик вдруг кидается на него с диким криком. Кент отшатывается скорей от неожиданности, чем от толчка старика – и мистер Квин вылетает в коридор, размахивая подведшим его пистолетом.
Да что ж это деется, люди? Вот так растишь-растишь – и здрасьте! Уже в самых уважаемых семьях Канзаса фрики завелись! Под самым его носом! Столько лет… И кто? Кто, я вас спрашиваю?! Мамочка родная!
Джеб стрелой слетает пор лестнице черного входа. Выбегает во двор. И замирает, ослепленный прожекторами… Несколько секунд ничего не происходит. А потом:
– Джебидайя Квин, вы арестованы…
Вот блядь! Эта сучка таки сообщила в редакции.
– Вы имеете право хранить молчание…
Это хорошо. Это очень хорошо. Потому что Квин не способен сейчас связать и двух слов. Пусть за него говорят адвокаты.
А сына нужно было всё-таки отправить на остров…

Кларк не пытается догнать Джеба. Не посылает вдогонку термовзглядов. Он вообще не смотрит ему вслед. Он смотрит на Лоис. И в этом кроваво-фиолетовом месиве не узнает той задорной девчонки, с которой познакомился неделю назад. Она сейчас – один большой синяк. К ней даже прикоснуться страшно.
Но нужно. Там на улице гудят машины спасателей. Там ей помогут. Надо просто аккуратненько взять ее на ручки… Вот так… Юбочку одернем… Поднимаемся. И потихонечку… Торопиться не стоит. Обойдемся без суперскоростей. Еще один пролет… Спасатели, родненькие, помогите!
911 – это теперь любимое число Кларка.
– С ней ведь всё будет в порядке, правда?
– Ей нужно в больницу, сэр. А вам стоит поговорить с офицером.
– Да, конечно.
И позвонить Джейсону Тигу. Хотя на этот раз даже Джей не поможет.
– Лекс, – доносится вдруг с каталки. Почти неслышно. Как-то даже незаметно. Врачи вот, например, ничего не расслышали.
Зато расслышал Кларк.
– Лоис! Лоис, ты меня слышишь?
– Сэр?!
– Где он?! Что ты знаешь, Лоис? Он здесь? Здесь?!
Врачи возмущенно шипят, пытаясь оторвать его от пациентки. Но Лоис цепляется в него сама. Окровавленные губы силятся что-то сказать.
– Олли… Найди Олли… Лекс… – Лоис шумно сглатывает и собирает волю в кулак для последнего рывка. «Последняя минута матча, дамы и господа. Разыгрывается мяч…» – Он здесь.
Тачдаун.

[Juliya_Luthor]

16-3

Господи, как же ты дошел-то до жизни такой, Александр?
Лекс в сотый раз задает себе этот вопрос, стоя на крыше завода. Он же ненавидит фильмы, где герои бегут от маньяков не в людное место, а в подвал (но это еще полбеды) или на крышу. Вот как ему слазить с этой крыши? Отращивать крылья? Или Пятно звать погромче? Вдруг он сейчас мимо пролетает…
Блядь, ну что поделать, если это реально было единственное место, куда ему удалось выбраться?! Все остальные переходы и двери – закрыты будто по заказу. Может, и вправду Олли постарался? Сидит себе где-нибудь за пультом – и играет в квест на живую. А что? Он человеческими жизнями играть любит. Чувствовать себя богом.
Внизу во дворе заливается воем сирена. Может, это уже его ищут? Может, и неплохо, что он пересидит пару часов на крыше…
Или не пересидит.
– Вижу, ты выбрал «плохой» вариант.
Лекс чувствует что-то сродни отчаянью. Никогда не думал, что он на такое способен. Но вот сейчас ему хочется выть.
– Ну, так нечестно, Олли, – пытается бравировать Лутор. – Ты дал мне слишком мало времени, чтоб спрятаться. Давай ты отвернешься и мы попробуем еще раз?
– Извини, я слишком устал для игр.
У младшего Квина и вправду какой-то замаянный вид. Глаза вот горят по-прежнему. Но чувствуется, что это уже агония.
Всю свою жизнь он подавлял в себе самые сокровенные желания. Инстинкты. Саму свою природу. Оно копилось в нем. Вскипало. Бурлило. А когда он решил слить немножко с краев – затопило на хрен. За последние пару дней он позволил себе больше эмоций, чем за всю предыдущую жизнь.
И выгорел дотла. Точней, что-то там еще тлеет… коптится на дне… Но это уже не то.
Самое страшное – что Оливеру не хватает этого пламени. Этих взрывов эмоций. Этого буйства. Переходящего в зверства. Он хочет всё вернуть. Лекс был катализатором этого огнища. Может, у него получится распалить его снова?
Но сначала игрушку надо вернуть.
– Пойдем в палату, Лекс, – голос Олли звучит даже… нежно… Ласково так. Будто к домашнему питомцу обращается. К тетушкиной кошке, забравшейся на дерево. Того и гляди пропоет «кис-кис-кис». – Ну же. Утро скоро. Я устал. Ты устал. Нам надо поспать. Отдохнем. Перекусим. А завтра вернемся на виллу. Тебе понравилось на вилле, Лекс?
Квин даже не пытается подобраться к Лексу поближе. Стоит себе и преспокойно трепет языком, пока Лекс открыто мечется по своей стороне крыши. Черт, хоть бы водосток какой привинтили! Ну нельзя же так! И ни одной пожарной лестницы, как на грех! Хоть иди против Олли в рукопашную. Лекс бы пошел, за ним не заржавеет, но у Квина пистолет и хорошая боевая подготовка (последнее он еще с прошлого раза уяснил) – а у Лекса чудо-запонка и последствия тяжелых травм. Это самоубийство. С тем же успехом можно просто спрыгнуть с крыши.
– Олли, ну что ты ко мне прицепился? Отъебись, а?
– Ты мне нужен, – упрямо повторяет Квин.
– Да на кой? Мало мужиков симпатичных вокруг ходит? Просто не надо их сразу осколками в глаз – и глядишь личная жизнь с кем и сладится.
– Ты мне нужен. Я не знаю зачем. Но без тебя мне хреново.
– А со мной что, блядь, по кайфу? Ты кайфуешь, когда тебе прокусывают руки или лежат в постели бревном?! В чем прикол? Скажи – и я больше так не буду!
– В тебе что-то есть… Свет какой-то… И сила… Ты очень сильный духовно. Этот твой стержень… Мне кажется, он мог бы быть моей опорой. Выдержать все грехи человечества. Пройти сквозь тьму, как сквозь Землю – и вывести на свет. Когда пойдешь на свет – захватишь меня с собою, Лекс?
Лекс замирает. Этот детский голосок. Эти интонации. Эта боль. До него только сейчас доходит – а ведь Оливер болен. Он не просто злобный маньяк. Он болен. Его школьный Оливер болен. И это уже не лечится. Это уже безнадежно. И этой безнадежности даже жаль.
– Возьму, – от подступивших слез першит в горле. И голос хриплый. – Я возьму тебя с собой, Олли. Пойдем. Дай мне руку, – и первым тянет открытую ладонь.
– Не подходи к нему!
– Кларк!
Лекс кинулся бы вперед. Если бы Оливер не вскинул руку. С большим черным пистолетом.
– О да! Кларк! Всегда Кларк. Появляется белый пушистый Кларк – и весь мир для окружающих перестает существовать. Всегда. На футбольном поле. На городской улице. Дома и в гостях. Стоит появиться Кларку – и старине Олли уже ничего не светит. Весь свет для Кларка.
– Олли, пожалуйста, ты же не будешь стрелять в меня?
– В тебя? – кажется, Оливер даже удивлен этим вопросом. – А толку? Я так подозреваю, что ты у нас не только быстро бегаешь, – Олли нахально подмигивает приятелю. – У тебя, как мне кажется, масса скрытых талантов. Правда, Кларк? Хотя правда и ты – вещи несовместимые.
– Олли…
– Я не буду стрелять в тебя, Кларк. Мне тебя не убить. Да я и не хочу. Хотел бы – нашел бы способ устроить тебя на прием к Гарднеру. Но ты мне как брат. Жаль, что я для тебя – гораздо меньше.
– Олли, ты очень мне дорог…
– Правда?! А давай проверим, – обрывает тот Кларка. – Насколько я тебе дорог. – И переводит пистолет на Лекса.
– Нет!
Нечеловеческим усилием Кларк заставляет себя не броситься к Лексу. Он весь – одна сплошная боль. А вот Лекс – сплошная невозмутимость. Кажется, он даже не замечает дула пистолета. И это дает Кларку силы оставаться на месте.
– Ты очень быстрый, Кларк, – продолжает между тем Оливер. – И очень жадный. Хочешь и его трахать, и со мной дружить. Быть и счастливым, и хорошим. Да, ты очень жадный. А сейчас мы проверим насколько ты честный. Я не собираюсь стрелять в тебя. Честно говоря, я и в Лекса стрелять не хочу… Пока не представлю, как вы будете хохотать за моей спиной, если отпустить вас сейчас. Я не могу отпустить его, Кларк. Ну хоть ты-то меня понимаешь?! Ты ведь тоже не можешь, признай!
– Не могу.
– Значит, либо он остается со мной (если я тебе дорог – ты отступишься, Кларк) – либо мы остаемся без него. А, может, мы остаемся без меня. Я без него не протяну, Кларк. Так чего растягивать агонию? Лучше уж сразу пулю в лоб.
– Олли…
– А вы останетесь вдвоем. Такие счастливые. Суки!
– Оливер!
– Вот что тебе дороже: счастье или совесть? Сможешь ты быть счастлив с ним – зная, что это счастье на моей крови? Сможешь?
– Я спасу вас обоих.
Горький блондинистый смех режет двум возлюбленным уши.
– Так не бывает, Кларк. Нельзя иметь всё, что хочется. Или – или. Хочешь чистую совесть? Поворачивайся и уходи! А мы продолжим трепаться о свете. А если хочешь его…
Пуля из пистолета ТТ вылетает со скоростью более 420 метров в секунду. Кларк не помнит, в каком журнале вычитал это. Но дурацкая цифра бьется в мозгу, пока он мчится к любимому. Гадские метеориты мешают бежать быстрее. Он уже понял, что они в крови Лекса. Не знает – как. Но они там. И они мешают ему. Чертовски мешают. Оттолкнуть.
Пуля всё-таки входит в плечо. Выбивая сноп брызг. Удар пули о кожу кажется Кларку невероятно громким.
Как выстрел.
Как еще один выстрел.
Чертов Олли, ты всё-таки меня перехитрил. Я отвлекся на Лекса и ты…
Падаешь сейчас с крыши. С пулей во лбу.
Или – или.
Кларк сделал свой выбор. Хоть он и не выбирал…

[Juliya_Luthor]

16-4

Тишина больничной палаты напоминает Кларку мед. Густой и тягучий. Будто он провалился в него с головой. Мед влился в уши и поглотил все звуки. Кроме слабого дыхания лысика.
Где-то за окном, на больничной лужайке, беснуются репортеры. Где-то далеко воет от горя Джебидайя, оплакивая единственного сына. Где-то в печатном цеху мрачно напевает Перри, мысленно прикидывая, что захватить на передачу двум своим самым любимым баранам. Где-то за стенкой упрямая Лоис пытается сама добраться до туалета – чтоб упасть на руки симпатичному такому доктору А. Найту. Где-то Марта готовит рагу в два часа ночи, не в силах решить – за кого из своих мальчиков она переживает больше. Где-то жизнь идет своим чередом…
А в этой больничной палате жизнь замерла, поглощенная тишиной. И апатию Кларка тревожит лишь слабое, но размеренное дыхание.
– Кларк…
– Очнулся? Ты как? Я позову врача…
– Погоди… С врачом… Просто побудь со мной. Не уходи никуда.
– Это впервые ты не пытаешься меня спровадить, – Кларк шмыгает носом.
– Я чуть тебя не потерял…
– И я тебя, – Кларк всё-таки плачет. Ревет, как девчонка, вцепившись Лексу в здоровую руку.
Мембранный плазмаферез творит чудеса. Всего пара часов – и он снова может лапать свое лысое сокровище до схочу. А всего-то и надо было – пару слов от сенатора Кента на ушко главному врачу. И маленькую такую поправочку в карту лечения.
– Кла-а-арк, ну что ты…
– Лекс, я… я тебя…
– Я тебя тоже люблю.
– Ты… Олли…
– Не надо. Я ее чувствую. Вину перед ним. И знаю, что ты тоже чувствуешь. Но сейчас не надо, – Лекс с трудом облизывает пересохшие губы. – Оливер Квин… Он уже давно не мой кумир. Но когда-то он был им. И для тебя он был… кем-то. И, может, мы правда… как-то могли… Но сейчас не надо… Не теперь, Кларк.
– Я… Нужно позвать врача. Я обещал.
– Скажи мне сначала. Мне надо знать. Там, на крыше… Олли намекал… Я ж не глухой. И ты… когда он выстрелил… Мне показалось…
– Но ты ведь сам говорил: если тебе кажется – то тебе и вправду просто показалось.
Лекс хмурится. Мрачно кусает нижнюю губу.
– Чувства либо есть?..
– Ну да, – усмехается Кларк. – Чувства либо есть, либо нету. А если тебе кажется – то тебе и вправду просто показалось.
Из Лекса будто воздух вышибает. Он даже зажмуривается.
– Лекс?
– Я говорил это не тебе, Кларк.
– О чем… – и умолкает на полуслове.
– У меня профессиональная память на слова, Кларк. Я говорил это не тебе.
В палате вновь повисает тягучая вязкая тишина. Лекс будто заснул. Кларка колотит нервная дрожь. И он никак не может заставить себя выпустить Лексову руку.
– И… что ты думаешь? Об этом?
– Я думаю, – Лекс вдруг расплывается в довольной улыбке. – Я думаю: это ж надо так глупо попасться!

Под предлогом Лексового больничного им всё-таки удается пропустить пресс-конференцию. Основной удар берут на себя прокурор Лори и сенатор Кент. Джейсон Тиг как всегда творит чудеса. Прям Суперпресс какой-то! Перри приходится увеличить тираж. А материал Лекса впервые печатают на передовице. Гонорара как раз хватает на новую камеру. Японскую. Дорогущщщщую!!! Она не такая, как та, конечно, но «нельзя иметь всё, что хочется».
На могилу Оливера они приходят вдвоем. Рано утром, чтоб не застали пронырливые папарацци. Лекс приносит с собой две желтые хризантемы. В переводе с японского название этого цветка означает «солнце» и служит символом этого светила, дающего жизнь всему на земле. Может, их свет успокоит тебя, Олли?
Кларк не приносит ничего. Просто молча стоит рядом. Зато потом долго рыдает ночью, скукожившись в объятьях любовника. Пытаясь сквозь всхлипы и шмыганье носом донести до любимого, что «Олли… он неплохой… не всегда… а один раз они поймали такого карпа! Ну вот просто огромного, ты представляешь? Вот такого, честно-честно!» Но теперь молчит Лекс.

Их домашний арест кончается через неделю. И Лекс тянет милого в город.
– Может, сенсация ждет нас за углом? Надо только туда повернуть. А не сидеть сиднем дома!
В ответ на эту восторженную тираду Кларк только снисходительно усмехается. Лексу просто хочется опробовать новую камеру. Это и слепому видно. Он уже предлагал Кларку сделать фотосессию в стиле ню. А фотографиями Крайти завешана вся кухня. Бедный кот даже есть предпочитает в кладовке, лишь бы не попадаться молодому хозяину лишний раз в объектив. Пора спасать несчастное животное.
– Хорошо, сходим в город.
Теперь, когда не приходится прятать способности от Лекса – спасать его намного легче. А, значит, и Кларку намного спокойней.
Вот только сенсация и впрямь ждет их едва ли не за углом.
– Ты глянь, как полыхает! Ты только посмотри!
Верхние этажи небоскреба охвачены пламенем. Улица битком забита пожарными машинами и праздными гуляками. Лекс бегает вокруг, не в силах выбрать ракурс.
– Черт! Сверху бы…
– Не лезь туда, Лекс. Даже не вздумай! Я тебя второй раз на пожарище не пущу. И вообще, не мешай пожарным делать свою работу.
– Да мне только пару фото, Кларк! Парочку и хорошего качества. Ракурс бы мне… Умел бы я летать! – Лекс вдруг замирает. И окидывает Кларка задумчивым взглядом: – Милый, а ты фотографировать умеешь?

Это сладкое слово К О Н Е Ц

URL записи

КОНЕЦ

[Juliya_Luthor]

02.06.2010 в 00:09

Пишет  dora_night_ru:

И небольшая иллюстрация к фику... догадайтесь какому...

URL записи

09.06.2010 в 00:39

Пишет  dora_night_ru:
Еще одна небольшая иллюстрация к фику...

URL записи

16.07.2010 в 13:36

Пишет  dora_night_ru:
Очередная иллюстрация... ну захотелось мне!

URL записи