Фандом "Тайны Смоллвиля"

[Juliya_Luthor]

СЕНСАЦИЯ

01

31.05.2010 в 04:04

Пишет  dora_night_ru:

Мое очередное сумасшествие...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу!
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.

Один европейский писатель, Оливер Голдсмит так его звали, как-то сказал: «Не задавай вопросов, и я не буду лгать». Сразу видно, умный был чувак, не то что нынешние писаки. Очень уж точно он сумел сформулировать причину, по которой Кларк Кент не любит давать интервью. Просто парень не любит врать, а далеко не всякую правду стоит знать репортерам. Но, как назло, Кларк Кент – сын сенатора Американских Штатов и восходящая звезда американского футбола. Потому желающих взять у него интервью – хоть лопатой греби! Лично Кларк бы – позволь ему воспитание – с превеликим удовольствием огреб бы парочку самых пронырливых этой самой лопатой.
Так или иначе, Кларк Кент не любит интервью. Он вообще не любит, когда о нем пишут. Особенно когда пишут «ЗВЕЗДА». Да, вот так – большими такими буквами. Иногда даже на фоне звездно-полосатого флага, мать их. Кларк Кент не звезда, он просто играет в футбол. А звезды… Ну, звезды – это те маленькие маячки на небе, которые указывают путь темной холодной ночью. Одна из этих звезд – его дом. Может, там даже остались его папа и мама. Ну, родные папа и мама. Ну, понимаете… Впрочем, это долго объяснять. Кларк и сам не до конца понимает. Просто он упал на Землю в метеоритный дождь. И у него есть кое-какие способности.
Кстати, о способностях. Месяц назад он начал использовать их, чтоб помогать людям, попавшим в беду. И теперь пишут о нем намного больше. Причем, намного больше ерунды. Хорошо хоть никто не знает, что Кларк Кент («сын» и «звезда») и Пятно («супергерой» и «суперзлодей») – одно и то же лицо.
Отец, когда впервые прочитал о геройских похождениях в газете, скривился так, будто наткнулся не на заметку о каком-то фантастическом герое, а на фотографию сенаторского сыночка в обнаженном виде на весь разворот. Но «помогать людям, попавшим в беду» – один из главных постулатов его предвыборной кампании. Что он мог возразить сыну в такой ситуации? Ограничился только: «Будь осторожен, сынок». И всё. Летай по Метрополю вальсом. Кларк и летает. В перерывах между учебой в университете, игрой в футбол и благотворительными приемами мамы.
В принципе, игрой в футбол можно было бы и пожертвовать. Ради более великой цели. Но интуитивно Кларк чувствует: не стоит. Футбол недаром назван американским. Любят американцы этот вид спорта. А Канзас – такая же часть Америки, как и Вашингтон. И не стоит так пренебрежительно щурить глаза, мистер! Канзас – это сила. Я вам говорю! Канзасцы любят свой штат. Любят своего сенатора. И любят футбол. Один папин друг даже пошутил как-то, что Джонатана выбрали в сенат, потому что накануне Кларк заработал тачдаун своей команде. Кларк не знает насколько это правда. Но точно знает, что ему не простили бы так легко его «голубого окраса», не будь он «восходящей звездой американского футбола». Поэтому на помощь людям он летает только в «перерывах».
И в глубине души его это бесит. Бесит почти также сильно, как некоторые статейки этих горе-писак. Все их «гипотезы» и «теории» – это же курам на смех! Чего стоит, к примеру, статейка о том, что он – переодетая лесбиянка (ну ладно, тут они почти угадали), которая мстит мужчинам за их шовинизм и пренебрежение к женщинам? Ну разве он виноват, что преступления совершают в большинстве своем мужчины? Это не повод менять ему пол!
Среди бескрайнего моря бесконечной человеческой глупости есть только один островок вполне рациональных «размышлизмов», которые Кларк читает… ну, почти с интересом. Блог «ЛЛ». Единственный сайт, на котором Кларк о себе читает только факты. Единственный сайт, где за электронными символами чувствуется душа. Человеческая душа. Читая ЛЛ Кларк сам хочет быть человеком.
«Лично мне не важно, с какой стороны у Пятна сердце. Гораздо больше меня интересует – о чем оно болит?»
Кларк уверен, что так тонко прочувствовать чужие желания и настроения могла бы только девушка. А что, неплохо бы было! Потому что ЛЛ – единственная девушка, на которой Кларк мог бы жениться. Нет, точно мог бы! И отца-консерватора не попрекали бы больше столь либеральным сыном. Да, было бы неплохо. А если б эта девчонка оказалась еще плоскогрудой и коротковолосой – было б совсем хорошо.
Не то чтобы Кларк сильно мучился из-за своей ориентации… Большинство окружающих эту ориентацию предпочитают в упор не замечать. Вот только всё время так получается, что в душе после игры он моется один. Вроде бы случайно, но всё же… Нет, Кларк совсем не горит желанием любоваться голыми задницами приятелей по команде. Вдруг и впрямь какая понравится? Вот будет кошмар! Просто надоело чувствовать себя прокаженным.
Поэтому он стал этим дурацким Пятном на теле метрополисской преступности. Ему нужен был повод, достойный повод, смыться куда подальше от так называемых друзей и приятелей. Даже от семьи. Которая всё понимает. Но которой было бы лучше – будь всё иначе.
И вот теперь он помогает людям. Раз уж себе помочь не может.
А еще украдкой читает ЛЛ. В надежде, что когда-нибудь она объяснит ему то, что он сам в себе не понимает.

«Свобода слова бывает только на заборах. Во всех остальных изданиях всегда есть редакционная политика и корректорская правка. Поэтому не верьте в свободных журналистов – всё продается. Просто настоящий журналист продается лишь раз».
Эти слова главного редактора «Дэйли-Плэнет» Перри Уайта молодой студент факультета журналистики Метропольского университета Лекс Лутор запомнил навсегда. И мысленно пообещал себе тогда, что лично он продастся только «Дэйли-Плэнет».
Вот только с его родословной нелегко это будет. Отец – ведущий скандальных ток-шоу – это же кара божья! И все окружающие уверены, что раз он пошел в журналистику, то точно «по стопам». И плевать им, что Лекс если и собирается идти по стопам, то только по стопам Святого Михаила – стать этаким соратником воинствующего человечества против сил зла. Не беда, что он не летает, как это чудесатое Пятно. Перо – это тоже меч. И меч этот порою опаснее любой суперсилы.
Так что ни в какие ток-шоу он не пойдет. Его удел – криминальная хроника. Он так отцу на свое совершеннолетие и сказал. И тут же вылетел со съемной квартиры. Потому что папочка прекратил отстегивать деньги непутевому чаду. Лайонелл Лутор не любит вкладывать средства в бесперспективные проекты.
Но Лекс себя еще покажет. Может, его сенсация ждет его за углом? Надо только туда повернуть. А не сидеть сиднем в папином пентхаусе. И не забывать фотоаппарат: сейчас без доказательств никуда.
Поэтому Лекс и мечется по городу день-деньской, перекусывает на ходу и периодически ночует в ночлежках, когда хозяева выставляют его с очередной квартиры за задержку квартплаты. Но Лексу плевать. Ему нужна Тайна Века. И ради нее он готов на всё. Кроме подлога. Потому что если он что и вынес из папиных вакханалий, так это то, что правда – пострашнее любой лжи. Разбивает семьи, крушит карьеры, ломает судьбы. А Лексу нужна правда, карающая преступников.
Конечно, вряд ли он найдет такую правду в горящем борделе… Но, черт, прикольно же! Все эти голозадые мужики и визжащие тетки! Истеричная Мадам, пытающаяся погасить пламя шампанским. И голый дедок, вопящий из окна второго этажа, чтоб ему либо вернули деньги, либо закончили минет.
Лекса разбирает смех. От этого подрагивают руки. Черт, половина фоток будет не в фокусе. Зато в фокусе будет вот эта симпатичная попка. Упругая попка прилизанного верзилы. Ну что поделать, нравятся Лексу упругие мужские попки. Если с репортерской карьерой не выгорит, пойдет снимать порнографию.
Если выживет. Потому что его как раз заметила охрана заведения. А эти не любят журналюг на своей территории. Такие вообще не любят «прессу». Разве что под автомобильным прессом.
Лекс бегает хорошо. Обычно лучше таких вот ребят. Но на Бей-стрит сегодня ремонтные работы. Сегодня здесь тупик. И это хреново. Очень хреново.
– Попался, сученыш.
Черт, лучше пусть разобьют нос, чем камеру. У него нет денег на новую. А без нее он как без рук. Впрочем, кажется, руки ему сейчас тоже оторвут.
– Нравятся мужские зады, педрила? Своим блеснуть не хочешь?
Судя по их похабным ухмылкам, вопрос риторический. Хреновая ситуёвина.
– Ну что, журналист, да? Привык работать руками? – дикий ржач. – А ротиком поработать не хочешь?
Вот еще, не собирается Лекс Лутор брать в рот первую попавшуюся дрянь. А что перед ним самая что ни на есть дрянная дрянь он видит даже без объектива. Поэтому просто заезжать хуком справа тому что слева, а ногою – по яйцам тому что сбоку. Вот только их тут пятеро на него одного. И это, пожалуй, многовато.
Удар третьего отбрасывает Лекса к стене. Он уворачивается от четвертого. На минуту сходится в клинче с пятым, но получает под дых от первого и перестает их считать. Просто раздает удары направо и налево. Вот тут один из них и вытаскивает пистолет.
Мир замирает. Сужается до черной точки. Черной бездны дула. Лекс не трус. Но и не дурак. Сдается ему, что сейчас он умрет. Если не подоспеет чудо.
Мужик спускает курок.
А в следующую секунду перед ним вырастает чья-то обтянутая в кожу спина.
Как там Лекс называл Пятно? Чудесатым? Так это от слова «чудо». Удар у него, правда, поставлен хуже, чем у Лекса. Зато это компенсируется силой. Суперсилой. И суперскоростью. Лекс успевает щелкнуть камерой всего один раз – а снимать-то уже и нечего.
Пятно отступает в тень, так что видны только губы. Но уходить не торопится. Этот лысик весь в фингалах и ссадинах. Вдруг у него еще и внутреннее кровотечение? Может, его в больницу?
– Ты как?
– Корпус чуток поцарапан. Но это фигня. Главное – объектив цел, – Лекс любовно гладит свой Nikon.
– Кажется, ты его сейчас расцелуешь, – хмыкают геройские губы.
– Да я сейчас даже тебя расцелую. Если попросишь, – лыбится в ответ Лутор.
А что? Лексу надо снять напряжение. Сначала голые мужские задницы. Потом драка. У него адреналин в крови бурлит. И требует выхода. К тому же эти губки получше многих задниц. Черт, да они лучше всех задниц, которые Лекс видел до этого. Жаль, попку его разглядеть не успел.
– Если, конечно, ты не переодетая баба, борющаяся за права лесбиянок, – теперь уже Лекс откровенно ржет.
– Нет, я определенно не баба, – губы раздраженно сжимаются в сердитую линию.
– Тогда уговорил, я тебя поцелую, – Лекс решительно делает шаг навстречу.
Кларк уже видит заголовки завтрашних газет – «Наш супергей!», и от ярости у него буквально сводит челюсти. Впрочем, сам виноват: вот что бывает, когда спасаешь журналюг.
– Если тебе так нравится целоваться, что ж ты не поцеловал зад тех придурков, когда тебя так вежливо просили?
Лекс невольно замирает. Его даже не слова задевают. Скорее тон, которым они сказаны: холодный, просто таки арктический. Оказывается, наше Пятно – гомофобное. Черт, как же Лекс ненавидит таких дебилов. «Мы в задницу не трахаемся. Мы ею только думаем».
– Ну и хрен с тобою. – Лекс старается, очень старается, чтобы голос звучал ровно. Но гомофобы – такие как его папаша – выводят его из себя. – Спасибо за помощь. Счастливо оставаться.
И парень просто уходит. Кларк к такому не привык. Обычно эти проныры цепляются за него до последнего.
Черт, а если тому станет плохо за углом? Толку тогда было его спасать. Кларк морщится, но обреченно плетется следом. Вот проводит его до дома – и сам домой.
Но парень не идет домой. За ближайшим углом пасутся мальчики определенного сорта, и репортеришка решительно идет туда. Кларк втайне надеется, что брать интервью.
Надежды разбиваются в прах, когда лысик с приглянувшимся мальчишкой спускается под мост.
У Лекса нет денег на новую камеру. И уж, конечно, протитуты в его бюджете точно не предусмотрены. Но ему нужно выпустить пар. И некогда снимать кого-то в баре. К тому же он знает местечко, где работает парочка ребят, готовых сделать скидку за ласковое обращение. Тони как раз из таких. Повезло, что сегодня он в смене. Лексу вообще везет сегодня на чудесатых мальчиков.
Лысик задирает хастлеру футболку и страстно впивается в сосок. А Кларк почти до крови впивается в собственную губу. На кой он потащился за ними?! С лысым всё в порядке, видишь? Было б не в порядке – вряд ли б он с таким упоением чертил узоры на животе той маленькой шлюшки! А раз с ним всё в порядке, можешь идти домой, Кларк Кент. В свою постельку. Попросишь маму рассказать тебе сказку на ночь.
Или подрочишь в душе.
Чертово суперзрение! Каждую венку на члене видно. И суперслух – хрень еще та!
Развернись и уходи, Кларк! Пока он не вставил тому парню по самые яйца. Пока собственные яйца не заныли от желания…
Черт! Поздно…
Кларк видел, как трахаются парни. И даже в живую. Дружбан Оливер водил как-то в специальный клуб в целях полового воспитания друга. И Кларк хорошо помнит, как парочка таких же слащавых парнишек, как тот которого снял лысик, ублажали друг друга гостям на потеху. Чего они только не вытворяли. В программе вечера даже флетчинг присутствовал. Но всё это было не то. То была игра. Это – жизнь. Этот парень стонет вживую – Кларк готов в том поклясться. Потому что он слышит, как бешено колотится его сердце. Сердце того мальчишки в борделе билось ровно, будто он играет в крокет. Но эти двое, там под мостом, точно играют в игры покруче, для ребят после двадцати одного. Тебе двадцать один-то когда, Кларк? Не рано ли смотреть такое видео?
Но это не видео. Лысик со спущенными штанами. Вколачивающийся в того парня. Ласкающий его руками. Выцеловующий что-то на его лопатках. Там.
И Кларк впитывающий в себя каждый шлепок, каждый чмок, каждый стон. Здесь. Хотя не прочь бы быть там. Вот так же стонать и извиваться под теми руками.
Ты с ума сошел, Кент! У тебя весенний недотрах! Но это не повод ложится под первого встречного под каким-то мостом!
Так они и не лежа, у них и стоя отлично всё получается.
Мать твою, Кент! Кем ты вырос? Мало того, что геем, так еще и эксгибиционистом. Чем ты маму в детстве слушал?
«Кончай, а?» – хочет Кларк попросить внутренний голос. Но получается, что просил он не его. Кончают те двое, под мостом. Почти в унисон. Громко и с матом.
И теперь Кларку точно пора домой. Пятно свое отстирывать. Со штанов.

URL записи

02

01.06.2010 в 21:07

Пишет  dora_night_ru:

Продолжение "Сенсации". Не менее сенсационное, как я надеюсь...
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть вторая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: 1) мне настолько понравилось менять их телами, что на этот раз я махнула их судьбами: знакомьтесь, пронырливый репортер Лекс Лутор и богатый папенькин сынок Кларк Кент!
2) много нецензурной лексики!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.
– Очередной мэр не доложил очередную хрень в очередную дрянь. Ты, правда, хотел меня этим удивить, Лутор?
– Это хорошая статья, мистер Уайт. Мы оба это знаем. Я провел серьезное расследование…
– Бла-бла-бла! Чесать языком я и сам умею! Заруби себе на носу, Лутор, чтобы стать журналистом «Дэйли-Плэнет» не надо писать хорошие статьи. Надо писать лучшие статьи! Мне нужен эксклюзив! Сенсация! Разоблачение века, на худой конец. А разоблачения мэра у нас в каждой газете по пять раз на дню. И то, что твое разоблачение немного отличается от разоблачения «Инквизира» – сути не меняет.
В наступившей тишине слышно, как скрипят зубы Лекса. Впрочем, они скрипят в этом кабинете периодически вот уже полгода. И, похоже, старику Уайту нравится этот звук, потому что он никак не пытается от него избавиться: ни на работу не берет, ни на хрен окончательно не посылает. «Может, ему просто нравится надо мной измываться?» – Лекс просто не видит других причин для столь долгого, сколь и неплодотворного общения с главным редактором вожделенной газеты.
– Может, хватит уже морочить мне яйца, мистер Уайт? Чего же вы от меня хотите?
– Лекс, сынок, – «О, это что-то новенькое!» – я уже давным-давно не даю советов молодежи, но для тебя сделаю исключение. Потому что это действительно хорошая статья. Тема – плохая, а статья – что-то в ней есть. Страницы эдак для двенадцатой-тринадцатой… Ты ж, надеюсь, сразу на передовицу не метил? Так вот, что касается темы. Сынок, с твоей родословной не стоит начинать карьеру с разоблачений. Это будет смахивать на дешевую пародию на твоего же собственного родителя. Оно тебе надо?
Лекс чувствует, как уходит почва из-под ног: такого поворота он не ожидал.
– Хорошо, мистер Уайт, уговорили. Пойду писать детские книжки.
– Не, лучше порнографию снимать – для Луторов самое то!
«Он часом мысли читать не умеет?» – ежится Лекс.
– Какие детские книжки? – раздраженно бурчит Перри. – Что ты корчишь из себя Мадонну? Бюст у тебя для этого маловат, сосунок! Забудь о книжках. Ты хоть для статьи материал наскреби!
– Мистер Уайт, чего вы от меня хотите? – не выдерживает Лекс.
Он второй день на одних чипсах. Сменил три ночлежки. Но это фигня. Ему нечем сменить пленку – вот это проблема.
– Почему бы тебе не начать со спортивной тематики?
– Чего?! Чё я смыслю в спорте?
– Настоящий журналист должен смыслить во всем, – менторским тоном заливает Перри, стараясь не слишком злорадно посмеиваться над трепыханиями Луторовского выродка. Что папаша, что сынок – два сапога пара. Хотя что-то в этом мальчишке всё-таки есть… Что-то от самого Перри в его возрасте. Уайт кривится от одной мысли о подобной возможности. И вдруг решается: – Ладно, давай на чистоту. Завтра наши «Метеориты» играют с абилинскими «Ротвейлерами». Наши выиграют, к гадалке не ходи. Это я тебе без всякого тотализатора сказать могу. По этому поводу у меня уже есть отличная статья. И за фотки я не переживаю. Вот чего мне не хватает для полного счастья – так это интервью с ихнем квотербеком. Ну, сам понимаешь, вся эта лирика о том, сколько усилий они приложили для этой победы. Очередное бла-бла-бла. Это был бы финальный штрих. Тот самый мазок, который превратил дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду. Но с этим у меня проблемы.
– Что, людей не хватает?
– Хватает у меня людей. У меня штат давным-давно укомплектован, – многозначительно тянет Перри. – Но можно было бы кой-кому и потесниться. Улавливаешь, сынок? – опять этот хитрый прищур. – Проблема в том, что квотербек наших «Метеоритов» – сын нашего любимого сенатора и по совместительству владельца «Дэйли-Плэнет». И этот сынок патологически не любит интервью. Поэтому сенатор Кент не приветствует, когда его же работники расстраивают его же сыночка. Вот поэтому-то я и не могу дать такое редакторское задание ни одному из своих штатных сотрудников. Сечешь, Лутор? Да только престиж газеты для меня важнее хорошего настроения ее хозяина. И поэтому мы с тобой договоримся по-джентельменски: ты достаешь мне интервью Кларка Кента, я тебе – место в «Дэйли-Плэнет». Твое дело – сделать материал. Уламать сенатора на размещение данного материала – это уж моя забота. А теперь вперед и с песней. И без интервью сюда не возвращайся.

Лавки холодные. А чипсы уже не лезут в горло. Но Лекс упрямо сидит на трибуне, силясь в беснующемся перед ним стаде шкафоподобных бегемотов отыскать-таки бегемота кентоподобного. Получается плохо. Точней, не получается вовсе. Да и толку? Этот малолетний придурок отказал в интервью даже Фрэнку Гиффорду. Смешно надеяться, что после этого он даст интервью какому-то выскочке, который даже не знает толком, чем собственно отличается кикофа от панта. Счаз! А потом разбежится и еще раз даст! Промеж глаз.
Не-е-ет, здесь нужен тонкий подход. По-луторвски. В конце концов, Лекс, солнышко, должна ж быть от твоей наследственности хоть какая-то польза?
Тренировка закончилась. Стадо маленьких гиппопотамчиков потопало в раздевалку. Последний раз такой грохот Лекс слышал во время массовых беспорядков в негритянском квартале. Тоже хорошая была статья. Но не лучшая.
Блядь! Как, во имя всего святого, он сможет сделать лучше других то, в чем не фига не смыслит, если даже не может быть лучшим в том, в чем он реально разбирается?! Какое на фиг интервью?!
Спокойно, Лекс. Возьми себя в руки. Здесь не обязательно быть лучшим – достаточно быть единственным. Этот парень некому не дает интервью? Да он просто не знаком с Лексом Лутером…
Зато знаком с Оливером Квином.
Оппачки. Старый дружбан Олли. Какими судьбами? Ах, ну да, ну да! Твой же папочка спонсировал предвыборную кампанию его папочки. И судя по всему сынок тебе за это очень благодарен: вы только гляньте с какой радостью сигает вокруг! Прям ожившая иллюстрация к выражению «Собака – лучший друг человека». И где ты только находишь-то таких, а, Олли? О, какие нежные объятия! Да, вот так, приобними его нежно за плечико! С каких пор ты стал геем, Олли? Впрочем, о чем это я? Оливер Квин не трахает людей, Оливер Квин трахает статус. Он и козла бы трахнул, избери того вдруг Президентом Соединенных Штатов.
Хотя этого мальчишку ты трахаешь вряд ли. Любовники… Это ведь чувствуется. Тогда кто он тебе? И куда это ты собрался везти его на ночь глядя?
Лекс умеет быть незаметным. И пронырливее квиновского Maybach 62. Поэтому через полчаса он точно знает, что голубки собрались…
В клуб. Закрытый ночной клуб. Ай-ай-ай, Кент. Как нехорошо! Накануне ответственной игры… да еще в столь злачное место…
Лутор не в силах сдержать победной ухмылки. Вот теперь у него точно будет одно из двух: либо эксклюзивное интервью, либо разоблачение века. На худой конец.

Лекс любит свою работу. Но это не значит, что он любит абсолютно все ее аспекты. Гримирование, например. Он гей, конечно, но не трансвестит же! Блин, когда он переодевается бомжом – это и то приятней. Хотя был случай, когда ему… хм… пришлось даже… в целях конспирации… на себя помочиться. Но лучше уж ты сам на себя, чем кто-то другой. К тому же, дело есть дело. Тут не то что в бомжа, в Буша переоденешься.
Лекс придирчиво поправляет парик. Ну, в принципе, ничего так бабенка получилась. В прошлый раз была хуже. Хотя в прошлый раз ему нужно было изображать самую что ни на есть шлюху подзаборную. Он тогда писал про судьбу постаревших проституток. Но на этот раз девица нужна подороже. Посолиднее, так сказать.
Лекс скептически кривит губы, разглядывая себя в зеркале. Какой бы штрих придумать, чтоб превратить вот эту дебильно ухмыляющуюся бабу в Джоконду? О! Придумал. Лекс долго роется в рюкзаке. Ну было же где-то… ну точно же было… Блин, только пять минут баба, а уже в сумке ни фига найти не может!
Есть! Маленькая черно-белая татушка. На самый копчик. Благо вырез платья позволяет. Прижимаем мокрым полотенцем… Блядь! Теперь задница полна воды. Ладно, будем считать это приятной гигиенической процедурой. Хотя для кого тут стараться? Трахаться он сегодня не собирается. Ненавидит мужиков, западающих на переодетых парней. Есть в этом что-то лицемерное: любишь мужика – люби и его член. И не фиг стыдливо прятать его под юбкой. Прикидываясь, что «всё почти как с бабой». И не беда, что у этой «бабы» стручок между ляжек в десять дюймов.
Лекс пренебрежительно хмыкает и в последний раз одергивает платье.
– Chico, ну сколько можно? Ты там платье одеваешь или операцию по смене пола делаешь? А если ты так долго выбираешь платье, то операция тебе точно необходима: только бабы так долго возятся со шмотками!
Грасиэлла. Одна из тех самых состарившихся шлюх. Иногда она одалживает ему свои старые наряды. Сама-то в них уже лет десять как не влезает.
А еще она периодически подкармливает Лекса, когда его кишки окончательно прилипают к позвоночнику. Но Лекс старается, чтобы это было нечасто. Потому что у старой бардельерши и у самой уже давно ничего нет, кроме этого трейлера и десятка старых – еще со времен сухого закона – нарядов, которые она хранит на память.
Лекс знает, она живет преимущественно с милостыни. Да еще с того, что отстегивают ей товарки помоложе за съем ее давно прогнившей хибары. Поэтому ему нужно поскорей выметаться отсюда и не ломать Грасиэлле бизнес.
– Уже иду. Muchas gracias, mamá.
– Por nada, chico. Ты заходи на неделе. Угощу отличной паэльей. А то на тебя смотреть тошно: кожа да кости. Ты тоньше, чем я в послевоенные годы, – старая испанка хитро щурит левый глаз, правый заплыл от фингала. – Хотя я знаю немало гринго, которые любят птичьи косточки. У нас в Испании таких, конечно, нет…
«У нас в Испании». Эта песня проходит рефреном по каждому их разговору. Но Лекс уже давно знает, что ничего хорошего в своей Испании Грасиэлла не видала. Первые годы своей жизни она провела на грязной бедняцкой ферме. Потом пару лет – под боком немецкого офицера. Под конец он подкладывал ее под любого, кто попросит. Потом был новый режим и старые проблемы «чё пожрать». Потом эмиграция в сказочную Америку в поисках лучшей жизни. А в итоге нашла она, как и сотни таких же дур, только трейлер да охромевшую ногу. Что у вас в Испании, что у нас в Америке – жизнь не любит неудачников.
– Извини, Граси, мне правда пора.
У Кента ж завтра всё-таки игра. Вдруг он решится выспаться перед столь знаменательным событием? Вот не дай бог! Столько трудов насмарку.
– Помогай тебе бог, мальчик, – шепчет старая путана и крестит Лекса в дорогу.
Нет, всё-таки только в Испании проститутки могут благословлять на дело переодетых в бабу Луторов, отправляющихся добывать материал для шантажа несовершеннолетних парнишек.

Кларк грустно вздыхает: этот клуб ничуть не лучше предыдущих. И зачем Олли его таскает по таким вот местечкам? Если бы Кларк хотел проститутку, уже давно снял бы себе кого-нибудь.
И хорошенько оттрахал под мостом.
Блядь! Это когда-нибудь кончится? Сумеет он когда-нибудь выкинуть эти воспоминания из головы?
Может и сумеешь. Если не будешь каждую ночь бегать к тому мосту. Сфоткал бы его уже себе на память, что ли. Повесил бы в рамочке над кроватью. И дрочил спокойненько по ночам.
Кларк снова вздыхает. Он уже устал спорить с чертовым внутренним голосом. А еще – раз сто, наверное, успел пожалеть, что отказал лысику. Статьи в газете – это ж такая фигня! Тем более что и не о нем-то почти. Да и кто им верит, этим писакам? Зато какой бы секс получился!
Ага. Под грязным мостом. Стоя по щиколотку в отбросах. И нюхая протухшую речечку. А в довершении всего – без смазки и кондомов. Суперсекс!
Голос, ты не прав. Тот пацан же не жаловался.
У того пацана были и смазка, и кондомы. Профессия такая. Да и к речному амбре он давно привык. А если так хочешь того лысого придурка – найди его, затащи в темный переулок (ему не привыкать) и попроси минет в качестве платы за спасение его никчемной жизни.
Кларк столбенеет. Раньше ему ничего подобного и в голову не приходило. Блин, да раньше ему вообще не приходило в голову пригласить хоть кого-нибудь. На свидание. С чего бы вдруг?..
Ой, да заткнись. Достал со своим нытьем. Найди и трахни, я сказал. А розочки ему дарить потом будешь. Хотя… Лучше подари ему фотопленку. Сдается мне, что такой подарок он больше оценит.
Кларк чувствует, как его губы невольно расплываются в довольной лыбе. Музыка как-то сразу перестает действовать на нервы, а люди вокруг – казаться тупыми придурками. Миленький клуб. Может, он даже лысика своего сюда приведет. Когда-нибудь. Если, конечно, с минетом всё срастется.
– Что, присмотрел кого-нибудь?
– Да нет, задумался просто.
– Кларк, перестань! Ты только глянь какие конфетки!
Оливер ему как брат. Вот только он решительно не понимает, что можно отлично прожить и без секса. Ну, такого секса, по крайней мере.
– Господи, да трахнись ты уже! И не ходи такой букой! Вот тогда уж точно будешь уверен, гей ли ты!
Кларк смущено потупляет глаза. И его взгляд невольно натыкается на спину проходящей мимо девицы. Ну, не совсем на спину. Губы невольно кривит усмешка: прикольная татушка. И местечко для нее – в самый раз. Взгляд скользит ниже. Какая попка! Худышка, конечно. Кажется: только тронь – сломается. Но если Кларк осторожненько…
Кент судорожно облизывает враз пересохшие губы.
– Неужто? – хрипло шепчет рядом Квин, интуитивно чувствуя настроение друга. – И кому же здесь так повезло?
– Я… Олли… не думаю, что…
– Ну вот и не думай! Действуй. Блондинка?
– Оливер, нет.
– С тату на заднице. Угу. Горячая штучка.
– Олли!
– Не ссы, квакуха, болото будет наше. – И Квин решительно пробирается вперед, жестом незаметно подзывая охрану.
Чтобы в паре шагов застыть, будто со всей дури стукнулся лбом об стеклянную стену.
Да нет, показалось. Откуда? У этого придурка б духу не хватило б. Ага, зато хватило б дури. Да ты даже и лица-то толком не видел. Так, профиль чуток. Ну, нравятся Кларку мужеподобные бабы, что ж теперь? Хорошо хоть такие нравятся! А тебе показалось, Олли.
Блондинка снова оглядывается назад. На Кларка. И стоящий чуть сбоку Квин до крови прикусывает губу, чтоб не заматериться на весь зал.
Ну здравствуй, сука. Ты попал.

Перед глазами Лекса всё плывет. В горле пересохло. И голова почему-то периодически меняется местами с головкой. Еще чуть-чуть и от этой центрифуги его стошнит.
Кви-и-и-и-ин! Заррраза! Откуда ты взялся на мою голову?! И кто тебя только научил, что уколы в шею без предупреждения – признак дружелюбия?
– Ну как, Лутор? Чувствуешь уже?
Чувствует. Что кирдык ему. Уже.
Чья-то рука властно ложится на лексов член. Довольный смешок.
– О да, уже чувствуешь. Классный афродизиак, правда? Повезло тебе. Хоть я и не для тебя стараюсь. Вот даже раздеваю тебя. Не тот ты подарок, чтоб тебя в упаковке дарить. Хотя, что ты подарок судьбы – я не спорю.
С губ Лекса срывается стон, когда разгоряченной кожи касаются холодные пальцы давнего соперника, стягивая черное платье. Хоть бы не помялось! Граси его прибьет. Платья жальче даже больше, чем ониксовый браслет. Со встроенной камерой. Со включенной встроенной камерой. Когда придурок Квин отбрасывает браслет куда-то в угол, Лекс стонет уже от собственной бессильной злобы. Знал бы ты, сука, сколько он стоит!
– Ну-ну, Лекс. Погоди стонать. Твой партнер еще не пришел.
Квин укладывает обессилевшего Лутора на постель. Лекс снова стонет: шелк – так приятно.
Оливер разводит ноги в сетчатых чулках и устраивается на приятеле сверху.
– Как хорошо, что ты зашел. Сто лет тебя не видел. Да и не думал, что еще раз увижу. А ты возьми и сам припрись, – Квин тянется к стоящему на тумбочке бокалу. Чтобы разбить. Ему нужен осколок – да поострее. Срезать эти чертовы стринги. – Ого! – Оливер насмешливо присвистывает. – Тебе есть чем гордиться. – Чужая рука обхватывает ствол. – Кто б мог подумать, Лекс? Хотя, знаешь, я о тебе никогда не думал. Ну, в этом смысле. А сейчас вот завидую Кларку. Честно говоря, я б остался. Хоть посмотрел бы. У малыша темперамент еще тот! Да и ты блядь не из последних. Но боюсь, парень будет смущаться. – Рука скользит вверх-вниз, и Лекс мечется, будто в агонии. «Чертово зелье! Прибью наркоманов!» – А знаешь, что мы с тобой сделаем? Подождем пока малыш наиграется и встретимся снова. Только ты и я. – Чужой палец резко – без подготовки, без смазки – входит внутрь. Лекс скулит от боли. И наслаждения. «Блядь! Лучше б я еще раз себя обоссал!» – Да не волнуйся ты так! Кларк не останется надолго: ему дома надо быть не позже полуночи. Знаешь, какая у него строгая мама? Впрочем, откуда? У тебя и своей-то никогда не было?
Лекс силится спихнуть с себя эту заразу. Хотя бы оттолкнуть немного. Его тошнит всё сильнее. И не только от ситуации. Просто после долбанутого метеоритного дождя он как-то неправильно реагирует на химию. Когда ему было пятнадцать, медсестра в школе решила промыть ему желудок, когда он вздумал отпроситься с последнего урока (ну да, на свиданку, а что тут такого?) – и Лекс на пару недель загремел в больницу. От простой марганцовки. Ему страшно подумать, что с ним может случиться от этой психотропной херни!
А еще страшней представить – что с ним сделает Квин, если таки до него доберется.
Чужой язык очерчивает скулу. Влажно и гадко. Вот только дрожь по всему телу отчего-то.
Снова смешок.
– Дождись меня, малыш. Как я тебя дождался.

Кларк нерешительно переступает порог апартаментов. Олли сказал, что всё уладил. И судя по стонам, доносящимся с кровати – таки да, тот парень уже на всё согласный.
Парень, мать его! Кларк, ты точно гей, кончай придуриваться. Даже в женском борделе умудряешься запасть на переодетого мужика. Хотя какой же он мужик? Можно сказать, еще юноша. Такая хрупкая лианоподобная фигура. Бледная кожа блестит в капельках пота. Длинные ноги, сминающие простыни. О, как они будут смотреться на твоей талии! Лысый череп…
Лысый?
Малыш, да ты счастливчик! Он сам тебя нашел. Только не вздумай протупить снова! Эй, ты меня слышишь?
Нет. Кларк уже ничего не слышит. И слушать не собирается. У него сегодня будет секс. С его вдруг ожившей эротической фантазией.
Кент скидывает пиджак. Буквально срывает с себя рубашку. Секунда – и он уже на постели. Какой же он горячий!
Даже слишком…
– Эй, ты весь горишь…
– По… помо… ги!
Хриплый каркающий стон. И закатившиеся от боли глаза.
Обломись, Кент. Не будет у тебя сегодня секса.

URL записи

03

05.06.2010 в 12:35

Пишет  dora_night_ru:

Третья часть "Сенсации"
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть третья.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: если кто знает, как звали родителей Оливера – подскажите, ради бога!
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.

– Ну и чем ты думал? – сенатор Кент устало смотрел в окно. Потому что на сына он смотреть сейчас просто не мог.
– Папа, – Кларк не сводил глаз с напряженной спины отца. – Пожалуйста. Не мог же я бросить его там?
– Мог бы. А мог бы позвонить Джейсону Тигу. Которому мы платим как раз за то, чтобы он решал такие вот деликатные вопросы. – Джонатан резко разворачивается к сыну, разгневанный взгляд будто прожигает Кларка насквозь. – Мог бы позвонить мне! А вместо этого ты не придумал ничего лучшего, кроме как заявиться в Центральную больницу полуголым с обкуренным дружком на руках! И это после моего заявления, что мы начинаем кампанию по борьбе с наркотиками! Ничего не скажешь, достойная иллюстрация к моему выступлению!
– Отец, он умирал. Каждая секунда была на счету.
Джонатан раздраженно умолкает. Ну что тут скажешь? Что лучше б он сдох, это луторовское отродье? Толку тогда было голосовать за отмену смертной казни…
– Сынок, Лекс Лутор не тот человек, из-за которого стоило бы так рисковать, – Джонатан устало проводит по лицу ладонью, стараясь стереть липкий страх, который до сих пор заставляет подрагивать руки. Страх, знакомый любому родителю, который хоть раз в жизни слышал «Ваш сын в больнице». Даже если этот сын – практически неуязвимый пришелец. Даже если речь в итоге идет не о нем.
– Он человек – и этого довольно.
– А с меня довольно твоего геройства! Думаешь, легко нам с мамой дрожать вечерами в ожидании, когда же ты вернешься с очередной «прогулки»?!
Кларк виновато прикусывает губу. Ну как им объяснить, что он должен? Должен это делать. Потому что может. Он может. А другие – нет. И вывод тут очевиден.
– Папа…
– Хотя лучше уж твои загулы, чем такие вот гулянки! – отец раздраженно махнул рукой.
– Оливер – хороший друг…
– И он тебе как старший брат! Всё это мы уже слыхали! Я в курсе, что он клевый парень. Тебе импонирует его «свобода». И ты не видишь, не хочешь видеть, что эта свобода – не только от предрассудков. Но и от собственной совести. Да-да, Джебидайя спонсировал мою кампанию, и многие благотворительные проекты твоей матери без его поддержки так и остались бы на бумаге… И, наверно, не совсем… этично… после всего этого обсуждать Квинов за их спиной… Но, Кларк, они не такие, как мы. Я не буду говорить, что они лучше или хуже – но они другие. Такие как Квины – хозяева жизни – берут от этой жизни всё. А платить хотят только деньгами. Или платиновой карточкой. О совести там речи не идет.
– Папа…
– Думаешь, Оливер раскаивается? Думаешь, он сейчас дрожит в ужасе, что едва не убил человека? А вот я уверен, что ничуть не бывало!
– Да нет, Оливер… он…
– В таком случае тебе стоит кое-что знать, Кларк, – перебивает его отец. – Например, на чем отец этого парнишки Лекса сделал себе карьеру. Знаешь? – Кларк отрицательно мотает головой. – Ну, я так и думал. На разводе Джебидайи и Керолайн – родителей Оливера. Он подловил старину Джеба на супружеской измене. Поговаривали, что сам он эту измену и спровоцировал. Но я этого не знаю. Зато точно знаю, что планы Джеба баллотироваться в сенат – после всей той грязи, что они с Керолайн вылили друг на друга в суде – накрылись бедным тазом. И половина его состояния тоже. Отошла к женушке. – Джонатан горько усмехается: – По большому счету, нам стоило бы сказать старине Лайонеллу огромное спасибо: если б не он, Джеб спонсировал бы свою предвыборную кампанию, а не искал бы для себя достойную подмену. К его чести, должен сказать, что он никогда не пытался манипулировать мной, не давил на жалость или чувство благодарности. Мы хорошо с ним ладим. Большинство наших интересов совпадает. А что не совпадает – так всегда можно найти компромисс. Но Луторы! О, Луторы для Квинов теперь хуже красной тряпки для быка! И я не хочу, чтоб ты в это лез, Кларк!
– Отец!
– Да-да, не желаю. Не имею ни малейшего желания, чтоб ты влазил в эти грязные разборки между Луторами и Квинами!
– Очень трудно не лезть туда, куда тебя почти силком затолкали. И если я правильно тебя понял, ты имеешь в виду, что Оливер не оставит… Лекса – в покое.
– И не подумает. Впрочем, этот… Лутор… сам его спровоцировал. Приперся в закрытый клуб. Да еще и переодетый бабой! Вот твой Оливер и решил его проучить. Блин, да он, наверно, просто описался от счастья, когда увидел своего врага на собственной территории!
– Он его едва не убил!
– Ну, мальчик ведь не знал, что у того аллергия на афродизиаки?
– И поэтому решил спровоцировать меня на изнасилование?
Чертов довод королей.
Джонатан устало опускается в кресло.
– Конечно, я поговорю с Джебидайей. И я даже уверен, что Оливер извинится. Перед тобой. А ты, если хочешь – а зная тебя, уверен, что захочешь – можешь извиниться перед этим парнем.
– Значит, ты разрешаешь нам… встретиться? – Джонатан удивленно вскидывает глаза, что-то в интонации сына интуитивно заставляет его насторожиться. – То есть, мы можем показаться вместе на людях? После сегодняшней истории… – торопливо пытается исправиться Кларк.
– О, даже настаиваю.
Теперь уже очередь Кларка удивленно пялиться на отца.
– Да никакой истории ведь не было, Кларк. – И видя недоуменный взгляд сына, решает пояснить: – Просто Лекс Лутор – новый стажер «Дэйли-Плэнет», и он брал у тебя интервью. История твоих спортивных побед его так захватила, что он перепутал названия салатов. А там оказались моллюски. На которые у мистера Лутора-младшего аллергия. Но ты тут же доставил его в больницу.
– Голым?
– А вот эту подробность мы благоразумно опустим.
– И врачи приемного покоя тоже?
– Это забота Джеба. Выкрутится. Квины всегда выкручиваются. Особенно, когда хотят избежать обвинений в распространении наркотиков и попытке изнасилования. Что касается нас, то моя забота – пристроить Лекса Лутора в «Дэйли-Плэнет», где за ним присмотрит Перри. А твоя забота – дать ему интервью.
– Интервью?! Я?!
– Нет, блин, давай Лекса попросим! Пусть выступит на шоу своего папочки и расскажет всем, как был твоим тестом на гейство! Перри не возьмет Лекса без этого интервью. А Лекс не будет молчать без должности в этой газете. Поэтому завтра после игры ты даешь ему это чертово интервью! У нас дома.
– Считаешь, за мной теперь нужен постоянный присмотр?
– Считаю, что тебе не помешает домашний арест.

Когда на следующий вечер Лекс переступает порог сенаторского дома, его буквально шатает от слабости. Подумать только, он приехал сюда на такси! 25 чертовых баксов! Но пешком бы он не дошел. Не смог бы. И упустить такой шанс – тоже не может. Все и так будут говорить, что его взяли в газету по блату. Ничего, это он еще может стерпеть. Но заявления, что он не в состоянии справиться с простейшим редакторским заданием – подумаешь, какое-то интервью! – вот этого он уже не потерпит!
Кларк лично встречает его на пороге и провожает в гостиную.
– Мистер Лутор.
– Мистер Кент.
– Как ваше самочувствие?
– Благодарю за беспокойство. Как сыграли?
– Отлично.
Они настороженно замирают друг против друга.
– Можно присесть? – не выдерживает Лекс.
– О, конечно! – мальчишка тут начинает суетиться вокруг. Бессмысленно и бестолково. Но когда Кларк пытается подложить Лексу под задницу диванную подушку, Лутор не выдерживает: – Может, вы тоже присядете, мистер Кент?
– А, может, чаю? Мама испекла рулетики. С персиками. – Еда. Домашняя. Вкусная, наверно. У Лекса бурчит в животе. – Правда, они для благотворительного обеда…
– Тогда лучше не стоит! – Благотворительный обед. Хм. Не настолько Лекс еще нищий. – Не хочется ссориться с вашей строгой мамой.
– Кто вам сказал, что она строгая? – Кларк сейчас напоминает большого обиженного ребенка. И так забавно дуется.
Лекс ловит себя на мысли, что не прочь прикусить эту выпяченную губку. Оттянуть слегка. Скользнуть по внутренней стороне языком…
Надо срочно подумать о чем-нибудь неприятном:
– Старый приятель Оливер рассказывал.
– Вы так часто общаетесь, что исчерпали все темы, кроме разговоров о моей маме?
В голосе Кента проскользнули ревнивые нотки. Лекс это точно расслышал. У него же музыкальный слух. Любопытно, мистер Кент.
– Теперь уже нет. Раньше общались чаще.
– До тех пор, пока ваш отец не рассорил его родителей? – Кларк не может удержаться от «шпильки».
– До тех пор, пока его отец не вышвырнул меня из школы, в которой я учился по программе для одаренных детей. А Олли учился там просто так. Но в выпускном классе именно мне пришлось перейти в обычную школу.
– Я и сам учился в обычной школе. Ничего ужасного в этом нет, – парень чувствует необъяснимую обиду за свою старую альма-матер.
Кларк и в самом деле очень тепло вспоминает те годы. Тогда он еще был… нормальней, чем теперь. И ему не приходилось полночи мотаться по злачным местам, спасая людей – только для того, чтобы заснуть в своей теплой постельке спокойно.
– Нет, конечно, нет. В этом нет ничего ужасного. Если только это не лишает тебя возможности получить стипендию в нужном тебе университете. – Улыбка Лекса заедает оскалом.
– Но вы ведь всё равно закончили университет? Иначе откуда диплом журналиста?
«Он ведь у вас есть?» – спрашивают невозможно синие глаза.
– Мой отец оплатил обучение. К тому времени он уже хорошо зарабатывал.
По напряженной позе, по тону, которым сказана последняя фраза, по холоду глаз – Кларк ясно понимает, что именно этого Лекс Квинам и не простил – отцовской благотворительности. Того, что пришлось принять деньги родного папочки. Подобные мысли кажутся Кенту абсурдными, а семейные отношения – просто дикими.
И сразу почему-то становится стыдно перед собственным отцом. Нет, стоит всё-таки пораньше возвращаться со своих патрулирований.
– Что мы всё обо мне да обо мне, мистер Кент? Может, и о себе что-нибудь расскажите? – Лекс демонстративно щелкает диктофоном.
– Ну, я родился…
– Потом крестился! – язвительно перебивает его Лутор. – Мистер Кент, если мне понадобится ваша биография, я просто скопирую ее с официального сайта вашей команды. Давайте как-то заинтересуем читателя?
– Ну, хорошо, я гей! – стрессы последних дней дают о себе знать: Кларк срывается. На в общем-то ни в чем не повинного парня.
Вот оно! Добился своего, поганый репортеришка!
– Ну, если вам действительно от этого хорошо, я за вас рад, – осторожно тянет Лекс. Черт, у мальчишки и вправду тот еще темперамент. Лутор почти испугался: – Но, видите ли, у нас общественно-политическая газета, а не журнал для сексуальных меньшинств. Может, поговорим о вашей игре?
Из Кларка сразу выходит весь пар.
– Я… да… простите.
– Итак…
– Ну, за 12 сезонных игр я пробежал с мячом 360 ярдов, осуществил 4 тачдауна из 24 попыток, еще 3 тачдауна были сделаны после результативной передачи. 9 из 13 пасов довел до логического завершения…
– Это всё статистика, Кларк. Уверен, ваши фаны ею гордятся, но простых читателей, не двинутых на футболе, больше интересуют ваши эмоции, переживания…
– Я ни с кем не встречаюсь!
Лекс обреченно прикрывает глаза рукой. М-да, тяжелый случай.
– Это заметно, мистер Кент.
Может, и вправду надо было с ним трахнуться? Малыша б попустило, а Лекс воспользовался бы его посткоитальной расслабленностью и выпытал бы всё, что нужно.
– Ладно. Сделаем так. Дайте мне карандаш и блокнот. И тащите рулетики своей мамы. Много рулетиков. Будем писать вам интервью.
– То есть со мной?
– Лучше без вас.
– Но…
– Нет, правда, можете пока сходить куда-нибудь, прогуляться. Я потом дам вам почитать, что получилось.
– Я не могу никуда пойти. Я под домашним арестом.
– А говорили, у вас нестрогая мама.
– Это папа. Но вообще-то он тоже нестрогий. Просто… ну… Я забыл вас спросить. – Кларк отчаянно краснеет.
– Ну?
– Простите меня за тот случай в клубе?
Редко кому удается обескуражить Лекса Лутора. Впрочем, изнасиловать его до вчерашнего вечера тоже никто не пытался. Тот случай с японским якудза – не в счет: Лекс тогда изображал хастлера и это было… ну… частью журналистского расследования, в общем.
– Вот так просто?
– За интервью.
– Которое я сам же и пишу.
– И рулетики. С персиками. Хорошие персики. Бабушка прислала.
Спокойно, Лекс, а то у тебя сейчас будет истерика.
– Ну, разве что за рулетики.
Кларк виновато потупляет голову. Нда, не задалось у него что-то с извинениями.
– Мне правда жаль.
– Что удалось меня спасти?
– Нет, что вы!
– Да ладно, – Лекс решает проявить милосердие, – давай на «ты». И тащи, наконец, пожрать. Знал бы ты, как в этой больнице хреново кормят.
– Я и сэндвичи сделать могу.
– Так и запишем: «ежедневный упорный труд над собой и усердие во всем…»
– Я бы сбегал в магазин за тортиками, но домашний арест…
– «Дисциплина в нашей семье не средство воспитания, а его результат…»
– Нет, просто папа… Не хотелось бы, чтоб он увеличил срок моего заточения…
– «Я всегда могу положиться на близких, их любовь и поддержка…»
– Может…
– Гони за едой и не сбивай меня с мысли!

Стоит признать, это не лучшее его интервью. Впрочем, он ведь и не рассчитывал, что оно таковым будет. Зато это эксклюзив. Мать его и Перри за ногу!
Вся беда в том, что это не тот эксклюзив, который он хотел бы. То есть это странно, конечно, но если бы ему удалось заполучить Кента шантажом, Лекс ценил бы этот материал гораздо больше. И искренне считал бы, что этот гонорар он заработал. А не подставил кому-то задницу – да еще и по дури.
Кстати, о задницах. В редакции все шушукаются у него за спиной, твердят в один в голос, что он получил место, потому что дал сенаторскому сынку. Ну, дал. В том смысле. Не в займы ж до зарплаты! Самое обидное, что все почему-то твердо уверены, что Лекс был снизу. Будто всей редакцией свечку держали, ей-богу! И как не ослепли только от такого количества света?
А Лекс, между прочим, снизу никогда в жизни не был. И под сенаторского сынка ложиться не собирается тем более. Вот разве что тот под него…
Лекс плотоядно облизывается. По ночам, в своей холодной пустой постели он наконец-то может себе признаться: Кларк Кент офигенно красив. И то, что он гей – это действительно хорошо. А вот что еще не с кем не встречается – так это как раз ненадолго.
От этих мыслей у Лекса сводит скулы. Как от концентрированного лимонного сока. Пил когда-то с друзьями на спор. И мысли, и воспоминания – неприятные. И Лекс заставляет себя вернуться к более милым вещам.
О да, Кларк Кент милый! Но в темноте спальни, стараясь забыть от жесткости тюфяка, запуская руку в пижамные штаны, Лекс думает не о его миловидности. Все эти женские романы, описывающие как главный герой запал на красивые глазки – всё это фигня. Вот губки у Кента очень даже! Но будь реалистом, Лекс, вряд ли малыш умеет ими пользоваться. Даже для разговора. Так что оставь губки в покое, вот задок у него – это да! Это нечто! Вот что значит спортсмен. Даже как-то самому в спортзал захотелось…
Лекс половчее обхватывает ствол и начинает плавные неторопливые движения. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Вве-е-е-ерх-вни-и-и-из. Ты на качелях, Лекс. С Кларком. Голым. Он сидит напротив и нагло поедает свои рулетики. Зараза! Жадно обхватывает губами, втягивает в себя. Рука начинает двигаться ритмичней. Вторая ласкает промежность, щекочет яички. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз. А Кларк тем временем приподымается на сиденье и начинает насаживаться на деревянную ручку. Блядь, да трахни ты эту заразу! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕРХ-ВНИЗ! ВВЕ-А-А-АРХ!!!
После столь горячих фантазий холод в квартире не страшен. И думушки, где же взять деньги на оплату отопления, больше не посещают.

ЛЛ – всё-таки баба. Теперь-то Кларк точно в этом уверен. Потому что ее никогда нет, когда она нужна. К концу недели от отчаянья Кларк даже специально засветился какому-то таблоиду. Фото облетело интернет за час. У желтой прессы Метрополиса был красный день календаря. Количество всевозможных домыслов просто-таки зашкаливает.
А ЛЛ молчит. Именно теперь, когда Кларку так надо отвлечься, занять чем-то свой мозг!
Но ЛЛ молчит. И мозг продолжает буянить. Каждую ночь он преподносит Кларку очередную вариацию на тему «У Лекса не было аллергии – ты сделал, что хотел». Даже во сне он понимает, что это насилие. Но раз за разом продолжает вколачиваться в разгоряченное страстное тело. Иногда это трудно – будто ползешь по наполненному криптонитом туннелю, а туннель так и норовит выпихнуть тебя назад. Иногда легко, будто Кларка качает на волнах. Порою он ласкает Лекса – жестко и грубо, но тот стонет так, что слетает крыша. Но чаще – он просто берет, что хотел. Хотел, казалось, с самого первого взгляда, еще там, в подворотне.
Сны изматывают его. Выедают изнутри, как известь. Вместе с юношеским семенем из него как будто выплескивается частичка души.
В итоге все благие намерения побольше бывать дома идут гулять лесом. Вместе с Кларком. Только до леса он, как правило, не долетает: чаще всего работа ждет его прям за углом.

Вот это точно эксклюзив. Лекса даже не смущает, что для него это уже второй пожар в этом месяце. Зато какие фотки! Какой ракурс! Каковский фокус! А баланс! Да что там баланс? Вы гляньте на освещение!
Даже если не удастся сделать статью (судя по тому, что Лекс успел услышать от погорельцев – это обычная «бытовуха»: кто-то что-то забыл, где-то что-то загорелось), будут фотки стоковые: на огненную стихию всегда есть спрос. А еще на водную, да. Ну так счаз пожарные приедут. А пока можно сделать пару кадров, так сказать, изнутри. Первый этаж вроде не слишком задымлен…
Фотографии и вправду получаются… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но они получаются! Лекс впервые за последнюю неделю действительно доволен собой. И снова любит свою работу. По велению сердца, а не в силу привычки.
Он уже почти выбирается наружу, осторожно обходя лестницу, когда слышит этот звук. Ребенок? Или показалось? Дом-то чернорабочий, большинство жителей сейчас на заработках. Могли уйти и бросить. И никто не хватился? Соседи, знакомые – не совершенно же одного они ребенка оставляли. А вдруг мать придавило какой-нибудь балкой? Снова звук. И вправду как плач. Нет, надо всё же проверить. Это как раз тот случай, когда лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать никогда не сможешь.
Бейсболка не спасает от жара, пот течет с него колючими ручейками. Но Лекс всё равно выбирается наверх, задыхаясь от дыма, обжигая пальцы о раскаленные стены. Кругом плавится краска. Стены, полы, рамы набухают и будто дышат, пускают пузыри, как тот эфемерный младенец. Вот это бы сфотографировать! «Водный огонь»… Нельзя. Слишком высокая температура, фотоаппарат может испортиться.
А еще он может здесь сгореть заживо. Лекс понимает это четко и ясно, когда позади него обваливается лестница. Черт! А казалась такой с виду крепкой. Надо прыгать в окно. Осталось только его найти. Кругом дым и пламя. Кругом всё одно и нет направлений. И огненная стихия уже не кажется Лексу прекрасной. Как может быть прекрасным разрушение? И собственная смерть…
Он слышит крики. Дикие крики. Они ударяют по барабанным перепонкам с силой набата.
И Лекс вдруг понимает, что это кричит он сам.

Нет ничего лучше на свете, чем просыпаться под плеск воды. Шурх-шурх пена. Ссссовсссем-сссссовссссем рядом пульсирует прибрежная галька.
Он на причале.
И рядом этот пятнистый придурок.
Лекс надрывно кашляет, стараясь выдавить из себя всю гаревую гадость. Конечно, воздух в мегаполисном порту – тоже не Альпы. Но ведь всё относительно, правда? По сравнению с тем домом – так просто лечебный горный эфир.
– Ты идиот! Кретин! Придурок! Хоть бы курткой накрылся!
– В неё… кхе-кхе… фото… кхе… фото… кхе-кхе-кхе! Фотик завернут!
– Тебе фотик дороже собственной шкуры?!
– Я застрахован… кхе-кхе-кхе! А фотик… кхе-кхе…
– Идио-о-о-о… О-о-о, какой же ты идиот!
– Какой? – хрипит Лекс, правой рукою нащупывая драгоценный аппарат. И даже не глядя на чудо-героя.
– Жадный!
– Я не жадный… кхе… кхе… Я бедный.
«Может, ему денег дать?» – возникает заманчивое предложение в голове у Кларка.
«На содержание возьми», – ехидничает внутренний голос. Кларк невольно вздрагивает. Его внутренний демон не проявлял себя с той самой роковой ночи. И вдруг… Видимо, на него близость лысика так действует.
– Слушай, а давай я тебе денег дам? – действительно предлагает он.
– Зачем? – от удивления Лекс даже кашлять перестает. – Я б еще понял – наоборот.
– Чтоб ты не лез никуда. А то я твои пожары тушить замаялся. Опять же денег налогоплательщиков жалко. И вообще… пусть стоят себе здания.
– Что я, по-твоему, поджигатель какой?!
– Не, просто в следующий раз я буду спокойно тушить дом. Не отвлекаясь на твое спасение.
– Мог бы и в этот раз не отвлекаться, – обиженно бурчит Лекс.
– Да ты б умер, если б не я! Прекратил свое дурное существование! Ты это хоть осознаешь?!
Вообще-то еще не очень. Но всякая дурь в голову уже лезет. А вот чтоб на его надгробии написали? И сколько бы на прямой трансляции его похорон заработал папа? А что б от него вообще осталось? Хорошие статьи? Сгоревший фотоаппарат? Задроченная простынь? Блин, у него ж даже парня не было. Вот так прожил всю жизнь бобылем… Протрахался со всякой швалью в подворотнях… Самые приличные отношения у него были между его кулаком и призраком Кларка Кента. При воспоминании о Кенте становится почему-то особенно горько.
– Эй, ты как? – Встревоженный затянувшимся молчанием герой осторожно трогает Лекса за плечо.
– Я… Спасибо тебе… Мне надо идти…
– Может, в больницу?
– Неделю как оттуда. Нам с местными эскулапами нужно отдохнуть друг от друга. А то никакой страховки не наберешься.
– Может, тебе правда денег дать?
– А мне потом дом поджигать, чтоб тебе долг вернуть?
– Я могу… насовсем…
– Просто так? – голос Лекса насмешлив, но в нем явственно слышна угроза-предостережение.
Кларк рывком ставит Лекса на ноги и прижимает к себе, чтоб не упал. Ослабевшие ноги и впрямь слушаются Лекса плохо. Зато чувствуют хорошо. И сейчас его правое бедро хорошо так ощущает кое-чей стояк.
– Ага, – понятливо тянет Лекс.
Кларку надо что-то ответить. Просто жизненно необходимо. Он даже пытается – но горло пересохло, а грудную клетку сдавило так, будто поблизости криптонит. Даже внутренний голос молчит.
– Мне показалось, ты – гомофоб.
Левая рука уверенно ложится на член Лекса. Пока еще вялый. Но отчетливо дернувшийся под сильной рукою.
– Гомофобы когда-нибудь ласкали твой член?
– Да нет, только оторвать пытались.
– На память?
Лекс не находит, что ответить. Да и что тут скажешь, когда чужие пальцы так настойчиво нежат твоего «петушка»? Интересно, как много людей на планете трахались с метеоритными фриками? Лекс, например, всего двоих знает. А бог любит троицу.
Лекс уже тянет руку в «ответном жесте» – и замирает на полпути.
Так что, говоришь, от тебя останется?
– Прости, мне правда надо идти.
Голос глух, но решителен.
Наломал он тебя с минетом, парень. Эх, тварь неблагодарная! А, может, сон-то в руку?..
Кларк уже видит: и прокушенную до крови губу, и закатившиеся от боли глаза, и сжатые от бессилия кулаки, и даже «криптонитовый» туннель, высасывающий душу…
И в ужасе почти отталкивает Лекса.
Чтоб тут же кинуться ловить вновь. Потому что лысика еще плохо слушаются ноги.
– Давай хоть до остановки доведу.
Лекс силится разглядеть в темноте выражение лица своего спасителя. Спасителя ли? А потом вдруг решается:
– Хорошо, доведи.
И это самые длинные сто метров в жизни Кларка Кента.

ЛЛ молчит. Как молчит внутренний голос. И заснувший дом. Только где-то в глубине, в самых черных глубинах, бьется и беснуется озабоченный внутренний демон. Кларк силится его заткнуть. Но легче пальцем заткнуть Ниагару.
Книжные определения первой несчастной любви бесят своей наивностью. Да и любовь ли это? Подумаешь, парень не дал! Что ж он, сразу Ромео?
Кларк сидит на кровати, прижав ноги к груди. Он даже не раздевался, только ботинки скинул. Стоило вернуться домой, как накатила волной жуткая апатия. И теперь он сидит, забившись в уголок, и даже не пытается вычислить, сколько еще здесь высидит.
Он слышит камешек даже раньше, чем тот ударяется в окно. Как слышит и то, что сейчас раму атакуют и другие его собратья.
Кто и что забыл в их саду в такое время?
Кларк настороженно выглядывает в окно. Пару секунд уходит на осознание. Еще десять – чтоб поднять дурацкую раму. Сорвав при этом с петли.
– Что ты тут делаешь?
– Хотел узнать…
– Сейчас?!
– Мне надо знать, когда у тебя заканчивается домашний арест?
– Зачем тебе? В интервью такого не было.
Лекс зябко поводит плечами и наконец-то решается:
– Хочу знать, когда смогу повести тебя на свидание.

URL записи

Продолжение + 3 авторские иллюстрации к фанфику - в комментах

@темы: Архив dora_night_ru

Comments

[Juliya_Luthor]

04-1

08.06.2010 в 04:54

Пишет  dora_night_ru:

Очередная порция "Сенсации"
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть четвертая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: на манеже всё те же!
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: Лекс Лутор очень любит задавать вопросы. Кларк Кент очень не любит на них отвечать.

На первое свидание Кларк является в черных очках на пол-лица и в мешковатой толстовке с капюшоном. Внутри ревет и беснуется внутренний голос, требуя срочно выпустить его наружу, дать контроль над телом хоть на минутку.
Кожанка, идиот! Черная кожанка! А под ней прозрачная маечка. И джинсики в облипочку! Ты что напялил, придурок?! Мы ж из-за тебя так и помрем девственниками!
Но хуже бесноватого голоса оказался взгляд Лекса, которым он встретил Кларка.
– Ну… внешность ведь не главное… Хотя тебе идет, да! Очень. Шикарно выглядишь! Необычно.
– Это всё из-за тебя, – расстроено бурчит Кларк.
– Ради меня так разоделся? – Лекс еще придирчивее рассматривает парня. – Ну надо же! Нет, я оценил, правда!
– Из-за твоего интервью, – раздраженно поясняет Кларк. – Теперь репортеры других изданий считают, что если я дал интервью тебе, то и им обязан «ответить на пару вопросов».
– А ты пресс-конференции давать не пробовал?
– На тему? «Я и моя личная жизнь»?
– Не стоит. Ты слишком зациклен на этой теме. Любой дурак догадается, что это от того, что этой самой личной жизни у тебя попросту нет.
– Ну, теперь ведь у меня есть ты…
– Еще раз оденешь на наше свидание подобное уродство, и меня у тебя больше не будет, – Лекс улыбается, но Кларк чувствует, что за этой улыбкой скрывается какая-то угроза. Не ему. Для него. Этот парень угрожает перевернуть с ног на голову весь его привычный уклад. Ничего больше не будет как прежде.
На самом Лексе джинсы как раз в облипочку. Да еще и с заниженной талией. При желании Кларк может разглядеть заветную ложбинку. Но лучше ему этого не делать: а то его таки посадят за изнасилование. И голубая маечка в обтяжку – тоже не способствует успокоению Кента. Правда, делу чуток помогает джинсовая куртка. Но тоже не очень…
Вот как надо было одеваться на свидание, придурок! Учись, пока он добрый. Впрочем, пока он добрый – лучше займись чем-нибудь другим… Кларк решительно советует внутреннему голосу заткнуться.
– Ладно, – решается Лутор. – Я планировал совсем не это, но, в конце концов, меня всегда учили жизненной гибкости. В парк не пойдем. Пойдем в кафе. С отдельными кабинками. – О да! – Снимешь там свою толстовку. – О да! Да! – Что там у тебя под низом? – Голый ты! Голый!
– Футболка, – выдавливает из себя враз охрипший Кларк.
Ты еще скажи, что она старая и застиранная. При-и-идурок!
– А я уж думал: пояс верности, – усмехается Лекс. – Кстати, как это тебя папа отпустил на свидание с ужасным Лутором без дуэньи?
«А папа не в курсе», – чуть было не ляпает Кларк, но вовремя прикусывает язык.
– Он уважает мою личную жизнь.
– Ты ему ничего не сказал, да?
– С чего ты взял?
– Брось, Кларк, я ж репортер. Читать между строк – это моя работа.
– Я скажу ему… честно… Если у нас всё получится.
– Ну, это ведь от нас зависит. И не переживай так за отца: я вовсе не тороплюсь вылететь с работы «за аморальное поведение».
Именно с такой формулировкой его выперли из школы. Воспоминание накатывает удушливой волной. Обступившие плотным кольцом придурки… Перекошенные злобой лица, изуродованные злыми ухмылками… «Так вот чем вы тут занимаетесь, Джеффри!» И жалкий лепет неудавшегося приятеля: «Нет, Оливер, нет! Это совсем не что, что ты подумал. Ребята…» Противный запах пота… запах страха… «Да ну? А чё это у нашего Ангела-дурителя штаны спущены? Да ладно тебе, Джеффри, признайся, ты ему вставить собрался!» И ужас… ужас… липкий ужас… «Нет, Джеффри? Значит, ты не расстроишься, если мы отрежем твоему приятелю яйца? Они же тебе ни к чему, правда?» Мертвый отблеск металла… Белый, как простыни в морге… Скрежет по нервам… Холодный пот втекает в уши…
Лекс до сих пор ненавидит садовые ножницы. Острые предметы вообще вызывают у него стойкую неприязнь.
– Папа никогда не стал бы делать ничего подобного, – голос Кларка возвращает Лекса в реальность.
– Значит, с твоим отцом мне повезло. Посмотрим, повезет ли мне с тобою.

[Juliya_Luthor]

04-2

Кафе довольно милое. Напоминает Кларку Смолвилль. Старый добрый милый Смолвилль. Только того блондинчика, Уитни, за стойкой не хватает. От накатившей ностальгии хочется дебильно лыбиться «во всё лицо». Вот только Лекс какой-то молчаливый. Будто на нем табличка: «Ушел в себя, вернусь не скоро». И Кларк не знает, как ему достучаться до этого странного непонятного парня.
Они делают заказ, и официантка выходит из кабинки, оставляя их наедине.
Кларк решительно стягивает толстовку.
– Так лучше?
Судя по загоревшимся зеленым глазам – намного.
– Не замерзнешь?
– Думаю, ты меня согреешь.
Фу, как банально, парень. Но для начала – так уж и быть, сойдет.
– Я постараюсь, Кларк.
У Лутора потрясающий голос. И действует на Кента похлеще криптонита. Кларк чувствует, что краснеет, и торопится сменить тему.
– А как твой отец отнесется к нашим… отношениям?
– На твоем месте, Кларк, я б не торопился быть представленным моему отцу. Знакомство с Лайонеллом Лутором – удовольствие еще то. Большинство жителей Америки предпочли бы никогда с ним не встречаться.
– У него свое ток-шоу, да?
– И интернет-агентство. И еще он периодически выступает на радио. Многие ждали, что он и газету себе заведет. Но так уж вышло, что у нас, Луторов, только одна «печатная страсть» – Ее Величество «Дэйли-Плэнет». Когда-то мой отец мечтал быть ее главным редактором. Но Перри его обскакал.
– Ты поэтому так рвался там работать?
– Нет. Ну, может быть… Отчасти. Отчасти – поэтому. Отчасти – из-за Уайта: он для меня идеал репортера. Отчасти – из-за самого издания, самого крупного и влиятельного в штате. Наверное, тебе стоит знать, что я честолюбив и амбициозен.
– Я думал, на первом свидании стараются приукрасить себя.
– Не хочу, чтоб ты потом во мне разочаровался.
– И поэтому стремишься разочаровать меня сейчас?
– Чем раньше разочаруешься, тем менее болезненной будет разлука.
– Отличная тема для первого свидания. Ты меня крайне обнадежил. Спасибо. – Кларк раздраженно хватает толстовку и поднимается.
– Нет, погоди. Стоит упомянуть моего отца – и я тут же всё порчу. Это тебе тоже стоит знать, и не обращать на это особого внимания. Нет, правда, я больше не буду. Сейчас разукрашу себя так, что ты захочешь причислить меня к лику святых.
Кларк нерешительно опускается назад. Черт, когда лысик так смотрит, Кларк становится тряпка тряпкой. Самому противно. Но этот парень убийственно действует на него – пора уже с этим смириться.
Появление официантки окончательно разряжает обстановку. Лекс очаровательно улыбается, галантно ухаживает за Кларком и даже пытается кормить его с вилки. Но Кларк слишком смущается для подобных игр, и Лексу приходится скинуть обороты.
Про себя Лекс радуется, что привел Кента в эту кафешку на окраине, а не потащил в парк, как собирался. Здесь они могут отвлекаться на еду, а в парке пришлось бы постоянно о чем-то говорить. Вся проблема в том, что для разговоров катастрофически не хватает тем. Лекс ни черта не смыслит в спорте, Кларку глубоко по барабану преступная деятельность Метрополиса (при одном упоминании об этом парень скривился так, будто Лекс предложил ему бурачного сока). В итоге говорить им приходится о чем-то среднем между философией и природой.
– Значит, твои родители нормально восприняли, что ты – гей?
«Ну, после моего происхождения это было не сложно», – хмыкает Кларк про себя, но вслух приходится выдавать очередную банальность:
– Они замечательные люди. Мы гордимся друг другом.
– Да уж. Я даже слышал, что твой отец сделал твою ориентацию одним из пунктов своей предвыборной программы.
– Вообще-то это звучало как «борьба за равные права для сексуальных меньшинств», как-то так. Но, в принципе, ты прав.
– Судя по тому, с каким перевесом голосов его выбрали, у нас в Канзасе полно скрытых геев. Это обнадеживает, должен признать.
Кларку нравится такой Лекс – смешливый и простодушный. Спокойный и с виду открытый. Ага, только с виду, малыш. Но пока он такой нужно ловить момент:
– А твой отец как отнесся к «голубому известию»?
Лекс ехидно ухмыляется:
– До сих пор в трауре.
– Мечтал о внуках и всё такое?
– Ничего подобного. Просто очень трудно шутить над «голубыми пристрастиями» своих телегостей, когда у тебя самого сын немного не того оттенка. Знаешь, каждый раз, когда ему приходится отказаться от жареной новости из-за ее небесного окраса, он высылает мне чек с рассчитанной суммой компенсации.
Кларк неуверенно улыбается:
– Ты шутишь, да?
– Неа. Я должен ему уже 17 миллионов 257 тысяч 485 баксов, – Лекс невозмутимо отхлебывает зеленого чая и как-то даже весело продолжает: – Да я не расстраиваюсь по этому поводу. Я уже всё высчитал. Когда сумма дойдет до 50 «лимонов», засяду за написание автобиографии. Что-нибудь вроде «Правда, которая меня породила». Учитывая репутацию моего папочки в сочетании с моим литературным талантом – на 50 миллионов потянуть должно. А в прологе так и напишу, что все вырученные за книгу средства пойдут на оплату моих «голубых» долгов. Думаю, это будет бестселлер.
Кларк определенно шокирован. И теперь он точно не горит желанием знакомиться с мистером Лутором-старшим. Но Лекс ведь просил его не обращать особого внимания. Кларк постарается, правда. Потому что чувствует, что сидящему рядом с ним парню это жизненно необходимо.
– А что ты напишешь в своей автобиографии о нашем первом свидании?
Лекс отставляет чашку и придвигается ближе.
– Напишу, что в первый раз ты поцеловал меня в полутемной кабинке. Вместо десерта.
У Лекса горько-сладкие губы. И божественный язычок. Неторопливый и гибкий. Как все его жизненные принципы. Он не боится пускать в ход зубы – слегка, дразняще. А еще ему нравится нежно тереться кончиком носа о нос Кларка. А потом снова возвращаться ко рту. И снова. И снова. И снова…
Это не первый поцелуй в жизни Кларка Кента. Но он определенно самый лучший.

Затемненная автостоянка кафетерия подходит для поцелуев ничуть не хуже, чем отдельная кабинка. Это Кларк понимает сразу, как только Лекс вжимает его в холодную дверцу машины.
Се-е-екс! У нас будет СЕКС!
– О да! – Кларк полностью согласен с внутренним голосом.
А правило «не трахаться на первом свидании» пусть соблюдают девчонки. Должны же быть в его гейской ориентации хоть какие-то плюсы? Один такой «плюс» как раз упирается ему в бедро. Хотя по форме он скорей напоминает «минус», но по содержанию – о да, это огромный, просто огромный «плюс»!
Кларк уже готов умолять Лекса трахнуть его прямо тут, на автостоянке (а что? Секс в машине – это так романтично!)… Закинуть ноги себе на плечи… Лаская губами лодыжки… А пальцами тихо поглаживать промежность…
Хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Не то чтобы Кларк всерьез собирался рассказывать богу о своем намерении предаться греху прелюбодеяния почти в общественном месте, да еще и с такими грязными подробностями… Но, видимо, бог всё отлично увидел и сам.
– Моя девочка! О боже! Мой ребенок! Верните ребенка! – какая-то экзальтированная девица промчалась мимо них за стремительно уносящейся в сторону леса машиной.
– В чем дело, мисс? – невозмутимости Лекса позавидовал бы сейчас даже сенатор Кент. Будто он выступает в сенате, а рука его лежит на библии, а не запуталась в кое-чьих штанах.
– Они ограбили магазин! И мою машину! Забрали машину! Моя Мегги!
– Звоните 911. Сейчас же. Опишите машину, назовите номер. Наберите 9-1-1, – Лекс говорит размеренно и четко. Отпирая при этом машину.
– Ты куда? – вопрос, конечно, звучит глупо, но Кларк просто обязан его задать.
– За ними, конечно! – ключ зажигания уже в замке, Лекс разворачивается, даже не захлопнув дверцу.
Кларк успевает запрыгнуть в салон только благодаря своим суперспособностям.
– Это дело полиции!

[Juliya_Luthor]

04-3

– Не волнуйся, как только они появятся, я уступлю им дорогу. Черт, надо было-таки взять фотоаппарат!
– Фотоаппарат? Фотоаппарат, мать твою?! Так тебя ребенок или статья волнует, писака хренов? – Кларк срывается на крик.
Лекс яростно дергает руль, так что машина чуть не слетает на обочину. Из-под колес вылетают искры. Из глаз Кларка тоже – потому что он умудрился тюкнуться о потолок.
– Не смей! Никогда больше не смей называть меня «писакой»! Можешь звать меня «пидарасом» – но «писакой» не смей! Я предупреждал: я люблю свою работу!
– Преследовать преступников – это не твоя работа! – от их криков у него уже закладывает уши. – Твоя работа – брать потом интервью у полицейских!
– Моя работа – делать этот мир лучше! Чище! И интервью – не мой профиль! – впереди мелькают чьи-то габаритные огни. Лекс прибавляет газу, но Кларк и так видит скорчившуюся на заднем сиденье фигурку. – Блин, нужно было тебя пустить за руль! Хоть бы мобилкой поснимал.
– Если бы ты пустил меня за руль, мы бы уже были возле ближайшего полицейского участка! – «А если бы я не сел в эту долбанутую тачку – в ближайшем полицейском участке уже были бы эти уроды-грабители!»
Но пользоваться силой перед Лексом – немыслимо. Остается только молиться. И ждать подходящего случая.
А пока судьба в очередной раз скалит зубы, встречая их во всеоружии.
– Что это было?
– Э-э-э… Гром, наверно.
– Они стреляют! Мать твою, Лекс, сворачивай!
– Там же ребенок!
– Они стреляют в нас, а не в нее!
– Да не боись ты, Кларк, у них скоро кончатся патроны. Вот увидишь.
– Лекс, это чужая машина, ты сам говорил, что обязан вернуть ее до полуночи, в нас стреляют, у тебя нет даже фотоаппарата и, мать твою, там впереди обрыв! Тормози ты, сволочь!!!
Резкий визг тормозов. Поднятые клубы пыли. И две машины, замершие друг напротив друга в каком-то метре от края.
Кларк больше не может ждать удобного случая: он просто легонько тюкает Лекса головой о приборную доску. Слегка. А спустя пару секунд чуток сильнее тюкает головами двух отморозков в соседней машине. А вот теперь можно вернуться на позицию. И сделать вид, что всё так и было.
Лекс глухо стонет. Вообще-то Кларк собирался первым делом бежать к ребенку, но этот звук заставляет его замешкаться.
– Эй, ты как? – после недавнего ора шепот получается каким-то неестественным, непривычным.
– Где они?
Кларк делает вид, что осторожно рассматривает вражескую машину.
– Похоже, в отключке.
– Ребенок! – и Лекс первым вылетает из машины.
Кларк выбирается следом не спеша. Куда торопиться? Странно, но он перенервничал. Хотя дело-то, в общем, пустяковое. Наверно, это оттого, что этот лысый при… приятель был рядом. Блин, они еще даже не пара официально, а он уже сходит из-за этого чудика с ума! Что ж дальше-то будет?
Дальше Лекс распахивает заднюю дверцу угнанной машины – и отлетает назад под аккомпанемент пистолетного выстрела.
В машине диким воем заходится малышка. И надрывно кряхтит очнувшийся раньше срока здоровяк.
На этот раз Кларк не толкает преступников – он толкает машину, в последнюю секунду выдернув из нее ребенка. Рассеянную рожу летящего вниз громилы Кларк запомнит навсегда.
Как никогда не забудет и пятна, розой распускающегося на рубашке Лекса. Вот только роза почему-то фиолетового цвета. Как шторы в маминой комнате.

Голос отца в телефонной трубке звучит как-то механически. И Кларк отлично понимает, что вовсе не связь тому причиной.
– Второй раз за месяц, Кларк. Второй. И опять именно ты привозишь этого придурка в больницу.
– Зато мы спасли ребенка. Представляешь как это поднимет твой рейтинг? – врачи сказали, что Лекс «стабилен», причин для волнений нет, но голос Кларка всё равно звучит тускло и вяло: он всё еще под впечатлением.
– Меня сейчас больше волнует, что мы на этот раз мы скажем прессе? Какое интервью ты давал ему на проселочной дороге?
– Скажи им правду, папа, – Кларк начинает потихоньку выходить из себя. – Скажи им, что у нас было свидание. Мы чудно провели время, да еще и ребенка спасли. И при этом кое-кто рисковал ради этого жизнью, – Кларк из последних сил пытается сдержать раздражение. Но выходит всё хуже и хуже.
– Свидание? С Лутором? Кларк, свидание моего сына с сыном злейшей Немезиды Квинов… Это очень некрасиво смотрится, Кларк. Какой-нибудь параноик мог бы даже решить, что здесь некая хитроумная луторовская интрига. Что Лайонелл тем скандалом расчистил мне путь в большую политику, а я теперь обеспечиваю ему связи в высших кругах. Родственные связи, так сказать. Может, я не совсем ясно выражаюсь. Мне сложно выражаться понятней в пять утра после бессонной ночи. Но я очень хочу, чтоб ты понял то, что я однажды уже тебе говорил: между Луторами и Квинами – большие разборки. Были, есть и будут. И тебе не стоит туда лезть.
– Поздно, папа. Я встречаюсь с Лексом Лутором. И Джейсону лучше оформить это в красивый релиз. Иначе я скажу всё это сам, своими некрасивыми словами. Ты ж меня знаешь, я говорить на публику никогда не умел.
– Кларк…
– Извини, мне пора назад. Держать за руку своего подстреленного парня. Которого я чуть не потерял этой ночью! – Кларк грохает трубкой так, что аппарат разлетается вдребезги.
Назад в палату он заставляет себя идти медленно, вперив глаза в пол и отчитывая шаги по плиткам: здесь везде камеры – любое проявление его способностей может быть чревато. Но ему хочется что-нибудь разбить. Может быть, морду Олли? Кларк устало проводит по лицу рукой, стараясь снять липкую паутину раздражения и страха. Да нет, причем тут Олли? Он ведь ему как брат. И, уж конечно, не он бросил дело на полпути, подставив Лекса под пулю.
– Привет.
Кларк вздрагивает и поднимает глаза. Чтоб утонуть в невозможной зелени. Задурманенной лекарствами, но уже такой родной.
– Как ты?
– Лучше, как видишь. Больницы – наш бич, – Лекс пытается улыбнуться, но лицо сводит болезненная гримаса. – Нет, Кларк, мне уже лучше, правда. Можешь идти домой.
– Я лучше здесь.
– Я в порядке. Не стоит меня жалеть.
– Тогда меня пожалей.
Лекс пристальней вглядывается красивые черты лица. Тоже уже родные.
– Тебе тоже отец звонил?
– Я ему.
– Кларк Кент – самоубийца, – на этот раз улыбка получается гораздо искренней.
– Лично мне не смешно, Лекс Лутор! Отец ясно дал понять: еще один такой раз и он меня прибьет!
– Мне б твои проблемы, Кларк. Потому что мой отец ясно дал понять, что еще один такой раз и он о нас напишет.

P.S. У меня сегодня экзамен, но на все каши комментарии (надеюсь, они будут) я обязательно отвечу вечером. А пока пожелайте мне ни пуха, ни пера!

URL записи

[Juliya_Luthor]

05-1

12.06.2010 в 03:38

Пишет  dora_night_ru:

Маленькая, но прода...
Кусочек небольшой, но у меня впереди большие экзамены – так что решила выложить хоть это. Чтоб пока меня не будет, вы меня совсем не забыли.

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть пятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Статус: по-прежнему в процессе
Саммари: ну вы помните, да?

То ли отец подергал за нужные ниточки, то ли Джейсон Тиг оказался и впрямь настолько прекрасным пресс-секретарем, но к новой официальной парочке «небожителей» метропольская пресса отнеслась даже чересчур спокойно. Кларк аж растерялся немного. Не то, чтобы он расстраивался по этому поводу, нет, прессу Кларк всегда не любил. Лекс являлся приятным исключением из этого правила. Впрочем, Кент подозревал, что где-то в небесной канцелярии записано правило, что Лекс Лутор является исключением во всем.
А кто б еще мог составить пару небесному пришельцу? Заурядные девчонки – не наш случай, малыш. Девчонки – вообще не наш случай.
С тех пор, как Кларк признал Лекса своим парнем, внутренний голос вконец распоясался. Он комментировал всё: начиная от утреннего стояка и заканчивая воскресными проповедями отца Патрика. Наверно, он просто тоже скучал по Лексу. За те две недели, что врачи держали лысика в больнице, Кларк стал угрям и раздражителен. Пару раз он срывался даже на маму.
Кларк бегал к Лексу каждый день. Была б его воля – и спал бы там же. Впрочем, спал в основном Лекс: лекарства делали свое сонное дело. А Кларку оставалось только трепетно держать своего парня за руку.
Его парень. Классно звучит. Вот только жаль, что на деле это пока никак не проявляется. Но Кларк готов подождать. Разве не в таких случаях говорят «я этого ждал всю жизнь»? Он подождет еще чуть-чуть. И еще немного. И, наверно, еще недельку. Потому что доктор Рафферти, выписывая Лекса, отвел его парня в сторонку и, мило краснея, смущенным шепотом настоятельно рекомендовал парочке воздержаться от «активных развлечений» – пока для мистера Лутора не исчезнет опасность расхождения швов.
Так чё нам теперь, на рыбалку ездить? И всё?!
Но Кларк слишком хорошо помнит «фиолетовую розу». И не желает видеть ее снова. Поэтому он подождет.
А еще он почти рад этой отсрочке. Потому что она дает ему возможность лучше узнать «с кем он связался». Это папины слова, не его. Но Кларк слишком привык слушаться отца во всем, чтоб теперь просто так пропустить его слова мимо ушей.
Первое, что Кларк узнает о своем парне – тот действительно любит свою работу. В принципе, Лекс его об этом предупреждал. Но Кларк не думал, что там всё так запущено. Лекс может выйти в туалет «на минутку» и вернуться в кафе с черного входа через полчаса с заявлением, что он «откопал такой материал, что просто держись!» Памятуя о том, куда ходил его парень, Кларк остерегается спрашивать, где и что он «копал». Просто молча предлагает салфетку. Впрочем, Лекс не брезглив – если это для дела. Ради хорошего материала Лутор сделает засаду даже в мусорном баке. Но если чай ему принесут в грязной кружке – вот это будет за скандал!
Кстати о чае. Он пьет зеленый. Как девчонка, ей-богу! А апельсиновому соку на завтрак предпочитает морковный. Потому что у Лекса проблемы со зрением. Вот оттого-то он и носится так со своей камерой: там специальные линзы, индивидуально подогнанные под заказчика. В остальном же младший Лутор не слишком-то заморачивается материальным. Хотя и собирается к 40 годам зарабатывать больше своего папаши. Но это скорей дело принципа, а не «цель всей жизни».
А вообще-то у Лекса великая цель. Сделать мир чище. Даже если это не сделает его лучше. Даже если сам мир будет против. Но кто ж его спрашивает? Если так хочет Лутор – значит так и будет. Потому что Лутор упрям, своеволен и любит быть победителем. Вот только Кларка смущает луторовская жизненная позиция, что цель оправдывает средства.
И Кларк безмерно рад, что цель у Лекса благая. А то у Пятна были бы серьезные проблемы. Потому что Лутор – серьезный противник. Он хороший стратег. И сильная личность. А еще он хитер и изворотлив. Он не брезгует ни подкупом, ни шантажом – если считает, что это даст результаты. Он спокойно врет людям в глаза – чтоб получить сведения или лучший столик в кафе. Не любит платить в общественном транспорте (ради чего готов сходу придумать с десяток уверток) и знает все злачные места мегаполиса.
В оправдание стоит сказать, что цель у Лекса и вправду великая. А что еще важнее – он не пытается переложить ее выполнение на кого-то другого. И если надо спасти ребенка – полезет под пулю сам. Лекс не станет звать супергероев на помощь. Или беспомощно рыдать, стеная, что он, мол, слабый и смертный. И если уж на то пошло, то именно ради таких как Лекс – бесстрашных, но смертных – Кларк и выходит каждую ночь на улицы Метрополиса. Чтобы отсрочить смерть таких как Лекс еще на чуть-чуть.
Нет, правда, вот ради таких, как этот Лутор, Кларк даже готов пострадать за человечество. А то Лекс так и норовит сунуться в пекло самолично. Идиота кусок. Зато не перекладывает ответственность на другого. И никогда не оправдывается. Даже если виноват. Может, оттого что слишком устал оправдываться – даже если не виноват? А, может, ему просто не перед кем…
У Лекса – как и у Кларка – нет друзей. И пусть он сколько угодно твердит: он, мол, волк-одиночка, напарники мешают в работе, мне проще одному – но уж Кларк-то знает, что одиночество простым никогда не бывает.
Наверно поэтому Кларк столько прощает Лексу. Того, что не простил бы никому другому.
Кларк очень щепетилен в выборе друзей. Если ты – инопланетный пришелец, волей-неволей начнешь подбирать друзей поприличней. Потому что всегда есть вероятность, что твою тайну раскроют. И используют против тебя.
Положа руку на сердце, Кларк совсем не уверен, что Лекс никогда не раскроет или не использует. Но верить так хочется! Просто потому что никто не должен быть таким же одиноким, как Лекс. Или он сам.
Кларк помнит, как в школе на факультативе мифологии они проходили легенды о влюбленных. Все эти расколотые надвое души и прочая ерунда. В тот год заучка Салливан отстаивала права индейцев (а потом права сексуальных меньшинств – на примере Кларка. И он ей этого никогда не простит), и ее доклад был посвящен местным Кавачи. В тот год Салливан вообще помешалась на индейцах (и одной конкретной индианке, ага). И, конечно, это помешательство не могло позитивно повлиять на ее работу. В итоге, доклад не понял никто. Кларк тоже не понял. Понял только, что речь там идет о каком-то Намане… Или Йемене? Впрочем, неважно. Важно, что партнером у этого чудика был Сагид. Ну, то есть мужик – стопудово. А Кларка уже тогда ох, как интересовала эта тема! Правда, Хлоя утверждала, что Сагид – само Зло, а Неман, ясен-красен, добр как бобер. И делала из этого вывод (только она могла до такого додуматься), что в любовной паре один всегда олицетворяет «темное начало», а другой – «светлое». Вот такой раскол одной души надвое. Что правда, потом эти двое тянутся друг другу, как «плюсовая» и «минусовая» стороны магнита. Уравновешивают друг друга.
Но Кларка всё равно не устраивала такая теория. Это что ж получается: если он добрый, то любить может только отпетого злодея? А если влюбится в ангела? Тогда он, получается, демон? Не, ребята, так не пойдет. В каждом человеке есть и то, и другое. И плюсы, и минусы. И нельзя любить человека по частям: любить его ногу и ненавидеть руку – это ж абсурдно. Нельзя любить Лекса за силу духа и гениальный ум и ненавидеть за изворотливость и беспринципность. Значит, всё, что остается Кларку – уравновешивать.
Разрываясь между «светлой» целью и «темными» методами Лекс ходит по краю. Кларк это ясно видит. И не важно, что тому виной – гены, воспитание или индейская карма. Если его не удерживать – когда-нибудь он сорвется. А, значит, Кларку надо держать.
Или он просто сорвется следом.

[Juliya_Luthor]

05-2

Лекс выходит на работу на день раньше положенного. Не то, чтобы он жаждал выслужиться – просто за эту неделю у него накопилось до фига материалов, которые стоило бы обсудить с редактором. Лекс надеется, что хоть что-нибудь из того, что он успел накопать, Перри пустит в разработку.
Все его надежды идут прахом, едва он подходит к кабинету главреда. Абсолютно все.
– Джонатан, я всё отлично понимаю. Но и ты пойми: не могу я уволить его просто так. Тут повод нужен. – Ну что за дурацкая мода оставлять дверь приоткрытой? И слух у Лекса, как назло, стопроцентный. – Джонни, дружище, если б в нашей стране увольняли за характер, моя жена не зарабатывала б сейчас больше меня… Нет, это тоже не повод… А я говорю: не повод, мать твою! Нам только исков за дискриминацию по сексуальной ориентации не хватало! Ты тезисы собственной предвыборной кампании забыл? А, вспомнил, наконец! И о сыне своем тоже вспомни… Что значит «только о нем и думаю»? Думал бы – знал бы, что в его возрасте плевать на отцовскую репутацию. Пацанам в его возрасте тупо хочется секса. И за то, что ты его этого секса лишаешь, он тебе «спасибо» не скажет… Джон… Джонатан, возьми себя в руки! Сейчас не время ссориться с этой семейкой… И с той не время, но Луторы сейчас актуальней. Пойми, Джонатан: пофиг, что между собой они скубутся, как кошка с собакой – на их лояльность семье это никак не влияет… Имею в виду, что увольнение сына нам Лутор-старший просто так не подарит… Не ты ли мне все уши прожужжал о новом законопроекте, который собрался выносить на голосование на следующей неделе? Тебе сейчас нужна поддержка общественности. А эта сука Лайонелл и есть общественное мнение, мать его… Ну что значит «подкладываю сына»? А, может, он сверху, откуда ты знаешь? Всё-всё, молчу! – Лекс стискивает зубы еще сильней, чем сжал кулаки. – А вот в этом вопросе я молчать не буду, Джонатан Кент! У нас свобода слова! Демократия, мать ее ити! Нет, я не буду увольнять своего журналиста без всякого повода – должен же из нас двоих хоть один быть умным! – И тут интонация Уайта вдруг как-то меняется: бурный горный поток превращается в нежный ласковый ручеек: – Ну потерпи еще чуть-чуть, Джонни Кей! Это же Лутор! Рано или поздно он и сам всё отлично изговняет. Без всякой нашей помощи… Да, конечно… Вот тут же и уволю… Как только даст мне повод – так сразу… Конечно, Джонни… Само собой… И никто ни к чему не придерется… Угу… Привет Марте… И Кларку, да… Ну, бывай!
Перри кладет трубку и с удовлетворенной ухмылкой откидывается в кресле. А Лекс неслышно пятится назад.
– Да заходи уже, Лутор. Чё застыл в дверях, как неродной? – Лекс растерянно замирает. – Проходи давай. Только на этот раз дверь прикрой.
Лекс всё-таки решается. Не спеша входит в кабинет, небрежно кидает на стол материалы. Впрочем, на бумаги Уайт даже не смотрит. Любовно гладит деревянную коробочку.
– Узнаешь? Cohiba. Любимые сигары Фиделя Кастро. Они считаются самыми дорогими и самыми лучшими кубинскими сигарами, – Перри тяжко вздыхает. – Знаешь, как тяжело, имея такие сигары, курить всякую дрянь?
– Так выкурите их.
– Не могу. Эти сигары мне прислал твой отец. Мы оба метили на это место. А досталось оно мне. А папочке твоему пришлось идти на вольные хлеба. И от злости, не иначе, он сделал себе там такую карьеру, что вместо хлеба жрет теперь только икру. Черную, само собой. А мне на мою первую годовщину в этом кресле он прислал эти сигары. С припиской, что сам я себе их позволить смогу вряд ли. Не с моей зарплатой, знаешь ли. Наверно, он хотел меня унизить. Но я из его подарка сделал совсем другой вывод. Никогда нельзя иметь всё сразу. Чем-то всегда приходится жертвовать. Мне вот моими любимыми сигарами. А твоему отцу – своей мечтой занять это кресло. В общем, всё справедливо. А чем готов пожертвовать ты – ради Кларка?
– Это намек, что мне пора писать «по собственному желанию»?
– Это вопрос твоей готовности завести взрослые отношения. Кто-то всегда будет тобой недоволен, Лутор. Его отец, его друзья. О, его друзья – это отдельная песня! Думаю, история с Квином наглядно продемонстрировала тебе, чего стоит от них ждать, – и видя ошарашенный взгляд Лекса, поясняет: – Ну да, я знаю про бордель. Как бы иначе я смог замять это дело, не зная всех грязных подробностей? История действительно грязная. Но если ты думаешь, что она такая последняя, то зря. Оливер не единственный друг твоего Кларка. И далеко не единственный, кто мечтает надрать тебе задницу. Твои коллеги, как ты, наверно, заметил, тоже не пылают к тебе горячей любовью. Считают, что ты получил должность через койку. В какой-то мере ведь так и есть. Просто койка была больничной. Даже удивительно, как через всю эту грязь вы добрались к чему-то приличному. Но ведь добрались. И теперь я снова спрашиваю тебя: а дальше?
– А дальше мы сами как-нибудь решим. Без родителей, друзей и коллег по работе.
– В том-то и дело, что «как-нибудь».
– Я не намерен выслушивать лекции от человека, который собирается меня подставить!
– Я не собираюсь тебя подставлять, Лекс. Джонатан перебесится, вот увидишь. А не перебесится – так я просто пошлю его на фиг. Я не шутил на счет свободы слова и никому не позволю заправлять в моей газете. Так что ты не об увольнении сейчас переживать должен.
– По вашим обещаниям такого не скажешь!
– Ох, Лекс, это же просто слова. Кому и знать, как не тебе? Ты ж журналист. С чего ты взял, что я сказал Джонатану правду? – Перри улыбается. – Или что я сейчас говорю правду тебе? – Лекс растерянно мигает. – Лекс, сынок, правда – это не ко мне. Правда – это к твоему папаше. Это он у нас любитель правды во всех ее проявлениях. А я… я просто говорю нужные вещи нужным людям в нужное время. Именно поэтому я – главный редактор «Дэйли-Плэнет», а твой отец – ведущий скандальных ток-шоу. Потому что в отличие от него я всегда понимал, что главная задача журналистики – говорить нужные вещи в нужное время. А правда… А правда, сынок, у каждого своя. Джонатан боится, что ты обидишь его сына и мечтает от тебя избавиться, пока этого не произошло – это правда. И я уволю тебя, как только ты дашь мне повод – это тоже правда. Но Джонатан любит своего сына и не станет причинять ему боль, если увидит, что у вас всё серьезно – это тоже правда. А я никогда не подставлю своего, если он сам себя не подставит – святая правда. Поэтому пока у вас с Кларком всё хорошо – тебе не стоит бояться Джонатана Кента. И пока ты хорошо делаешь свою работу – тебе не стоит бояться меня. Всё остальное зависит от тебя.
– Классное отношение к правде, ничего не скажешь.
– Не будь идеалистом, Лекс. Тебе не идет. Хочешь порассуждать о правде? Те парни, которых вы с Кларком заловили в том месяце, которые тебя подстрелили – знаешь почему они на это пошли? Думаешь, им на выпивку не хватало? Нет, просто они всей семьей всю жизнь пропахали на одну компанию. Их отец на рабочем месте и помер. И мать сейчас тоже умирает. На производстве была утечка газа. Да не простого, а какого-то хитровымаханного. Настолько хитровымаханного, что компания открещивается от его производства всеми конечностями. А щупальца там о-го-го! А раз они это не производят, то никакая это не производственная травма. И, значит, больничные счета ребятам приходится оплачивать самим. Вот только с работы их выперли, когда они попытались права «качать». Их с работы, а мать – с больницы. Мол, деньги кончились, бесплатно не лечим. Вот так и лежит старушка дома без всякого медицинского ухода. Разве что сынки за ней судно меняли. И вот когда мать начала агонизировать, взял старший сынок в руки обрез, младшенький взял тесак – и пошли ребятки средства на лечение добывать. Как тебе такая правда? – Перри говорит с таким жаром, что Лексу начинает казаться, что еще чуть-чуть и его самого отправят на скамью подсудимых за то, что помешал этим добрым людям делать свое недоброе дело. – И, между прочим, тот обрыв они таки собирались перепрыгивать. Это был их запасной вариант. По их подсчетам, три из десяти, что машина перелетела б. А если б нет – матери б досталась их страховка. Почему не прыгнули, догадываешься? Ну да, из-за девчонки. Не похищали они ее, мамаша-дура в машине доченьку заперла и пошла себе прокладки выбирать. А пацанам просто с машиной не повезло. И все их планы накрылись медным тазом. Ну не захотели они грех на душу брать – рисковать детской жизнью. Теперь сами будут мотать пожизненное. Нравится тебе такая правда, Лекс?

[Juliya_Luthor]

05-3

Лекс и вправду начинает чувствовать себя виноватым. С этой точки зрения всё кажется не так. И теперь трудно понять, настолько ли хорошее дело он совершил. Пожалуй, Кларк был не так уж не прав: нужно было оставить это дело полиции. Кто он такой, чтоб вершить человеческие судьбы?
– Что, жалко их стало? – Перри цепляет пальцы в замок и наклоняется вперед. Видимо, для того, чтоб Лекс получше рассмотрел его ехидную улыбку. – Жалко, да? А старика Крайти тебе не жалко? Вышел себе старичок купить корма котику – а тут два придурка, один с обрезом, другой с тесаком. Вот у старика сердце-то и отказало. Все кинулись девчонку, типа похищенную, искать и на старика внимания не обратили. Его только следственная бригада нашла, когда место преступления досматривала. Окоченевшего уже. За что ему такая смерть? И кота его, наверно, теперь тоже усыпят: кому он такой старый беспородный нужен? А всё почему? Потому что два придурка с оружием выбрали путь полегче. Они ж не компанию грабить пошли. Которая их так наломала. Нет, там ведь охрана, еще по шапке дадут. Сделают мальчикам бо-бо. Конечно, стариков легче грабить.
– Полагаю, это правда, которую расскажет в суде прокурор.
– Правильно полагаешь.
В кабинете повисает тишина.
Лекс срочно-припадочно пытается справиться с нахлынувшими эмоциями. И вдруг понимает, что ему срочно нужен Кларк. Вот прямо здесь и сейчас. Необходим как воздух.
Откуда взялось это чувство? Еще месяц назад он был твердо уверен, что ему не нужен никто. А теперь выходит, что голубоглазый мальчишка – лучшая панацея от любых душевных терзаний? Осознание этого привносит в душу Лекса легкую панику. Да нет, не стоит волноваться. Наверно, он просто привык, пока лежал в больнице. Кларк всегда старался застать его перед приемом лекарств. А потом держал за руку, пока препараты не подействуют. И вот теперь у Лекса, видимо, рефлекс: сильная боль – приходит Кларк – боль отступает. Ничего, это пройдет. Подобная блажь отлично лечится работой.
– Как называется компания, на которую работали братья-уголовники?
Улыбка медленно сходи с лица Уайта. Будто Лекс спросил о неприличном.
– Завтра команда твоего парня играет с доджскими «Соколами». Раз уж ты всё равно попрешься туда на правах официальной половинки их квотербека, не вижу необходимости посылать туда кого-то еще. На этот раз обойдемся без интервью. Сделай мне репортаж. Заодно проверим, как ты смотришься в этом жанре. Сумеешь себя показать, – Перри придвигает к себе принесенные Лексом заметки, – подберем тебе что-нибудь еще. Ступай. Почитай какой-нибудь спортивный справочник, что ли. В интернете полазь. А то стыдно, ей-богу, встречаться квотербеком и не знать, чем он отличается от лайнмена.
Выходя из кабинета Лекс старательно прячет усмешку. Уж он-то точно знает, о чем будет его следующая статья.

Старого кота Крайти Лекс находит только в девятом по счету приюте. Его и вправду собирались завтра усыплять. И глядя на этого облезлого и тощего уродца трудно осуждать за это ветеринаров.
Когда Лекс приносит кота домой, тот даже не идет обследовать территорию. Хромает до ближайшего половика да там и заваливается. Так ни разу и не мяукнув за всю дорогу.
Зубов у кота практически не осталось, и Лексу приходится сначала варить мясо, а затем пропускать через мясорубку, чтоб накормить этого доходягу. Мясо, подумать только! Да он сам его только в больницах ест.
Но глядя с какой жадностью старый тощий котяра давится едою, Лекс понимает, что об отоплении на зиму можно забыть: деньги пойдут на другое.

URL записи

[Juliya_Luthor]

06-1

17.06.2010 в 04:48

Пишет  dora_night_ru:

Сенсация. Часть шестая.
Прода всё меньше и меньше… Но зато она есть!

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть шестая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: уж полночь близится, а секса там всё нет… Ну, клексового, по крайней мере… Зато неклексового… И очень жесткого – предупреждаю сразу!
Статус: в процессе
Саммари: Можно изменить их судьбы. Нельзя изменить их отношения.

Лекс Лутор и Оливер Квин. В закрытом пространстве. На три часа.
Плохая идея. «Не стоило этого делать», – сказал бы Лекс любому желающему. Если бы кто-то пожелал его слушать.
– Дружище Лекс.
– Дружище Олли.
Ядом их голосов можно было бы заново наполнить Мичиган.
– После нашей последней встречи я ожидал увидеть тебя при других обстоятельствах. Даже немного волновался. Но! Как же приятно осознавать, что всё можно купить! – на лице Оливера сияет гаденькая ухмылка.
– Что ты ожидал увидеть меня при других обстоятельствах, я помню, – Лекс парирует наглой усмешкой. – Как неприятно осознавать, что любимая игрушка не дождалась тебя в витрине магазина. Правда, Олли?
Нет, всё-таки паршивец отлично держит себя в руках. В кабинете директора, после их «маленького инцидента», он, помнится, держался хуже. Нервно кусал губы, то и дело сжимал кулаки. Даже потел.
Лекс гонит от себя неприятное воспоминание. Жаль, что нельзя сейчас также послать самого Квина. Но в ложе они не одни. Значит, надо держать лицо.
А чем готов пожертвовать ты – ради Кларка?
Да вот своими нервными клетками, к примеру. Вытерпеть Оливера Квина для Лекса Лутора – сизифов труд. Ты его терпишь, терпишь, а он твоему терпению сопротивляется изо всех квиновских сил! Если честно, Лекс предпочел бы всю игру провести на поле, уворачиваясь от беснующихся игроков, чем любоваться наглой рожей Квина, рассевшегося рядом в VIP-ложе.
Рядом. В соседнем кресле. Сука.
Приход родителей Кларка только усугубляет дело. «Нестрогая» миссис Кент вежливо улыбается милому симпатичному пареньку рядом с давним приятелем сына Оливером – и равнодушно проходит мимо, совершенно не обращая на него внимания. Зато мистер Кент напоминает сейчас раскаленного быка. И тоже проходит мимо, не говоря ни слова.
– Сдается мне, что Кларк не торопится представить тебя родителям, – ну конечно, чтоб Оливер – и не заметил? Чтоб Оливер – и смолчал? Да не бывать этому! – Наверно, он в тебе не уверен. Может, ты плохо ему сосешь? Может, он прямо сейчас присматривает себе кандидатуру получше…
– Зато он представил меня своим друзьям! И эти друзья приняли меня с распростертыми объятиями! – Спокойно, Лекс. Ты почти сорвался. А тебе здесь еще часа три сидеть.
– Тебе понравилось в моих объятиях, Лекс? Мы можем повторить…
– Ты можешь повторять, что хочешь, Олли. Но без меня. Можешь, например, подрочить на меня в душе – я не возражаю.
– А еще могу представить тебя его родителям. На правах лучшего друга. Хочешь?
– А обнимать меня ты тоже собирался на правах лучшего друга?
– Самого лучшего, Лекс. Кларк мне почти как брат.
– А, так тебя еще и на инцест пробивает? Ты лечиться не пробовал?
– Я еще много чего в этой жизни не пробовал, – Квин провокационно облизывает губы. – Но я попробую.
– Попробуй не быть таким придурком, Олли.
– Ну, это я еще паинька, – «Охотно верю, сука!» – А вообще: на вас же с Кларком смотреть смешно! Ну, ей-богу! Принц и нищий. Прежде чем идти в любовники к малышу, тебе нужно было подработать у меня содержанкой. А то у Кларка на тебя, моя принцесса, боюсь, денег не хватит. Или ты надеешься прожить на то, что папочка выдает ему на карманные расходы? Вам хоть на презервативы-то хватает? Если нет, я дам, – горячо заверяет Оливер. – А то мало ли с кем ты там трахался под забором? Еще подцепит наш мальчик от тебя какую-нибудь дрянь, не дай бог!
– Да не переживай ты так, Олли. Моей зарплаты хватает и на презервативы, и на кино с мороженым.
– Кино, говоришь? – Оливер недобро щурится. Не нужно быть оракулом, чтоб понять: сейчас будет гадость. – Хорошо, что напомнил, Лекси-бой. У нас тут очередной Бал тюльпанов намечается. Ты же знаешь, эти приемы – давняя традиция. Туда съезжаются все официальные парочки Метрополиса. Все достойные официальные парочки. Даже не представленные родителям. Появление на балу – это круче, чем помолвка. Скажу тебе по секрету: на это Рождество Кларк признался мне, что мечтает сходить на это торжество не один. Я, правда, и в самом страшном рождественском кошмаре не представлял, что он пойдет туда с тобой – уж лучше Санта-Хрякус, чесслово – но что поделать? Придется терпеть твое общество. Ты когда за пригласительным заедешь?
У Лекса сдавливает горло. Бал тюльпанов. Культовое сборище элиты. Апофеоз весеннего сезона.
По пять штук за пригласительный билет.
Пять тысяч зелененьких американских баксов, мать вашу!
Ну и где ему взять такие бабки?
Можно, конечно, перевести всё в шутку. Отморозиться. Вывернуть всё так, чтоб Кларк сам его пригласил. Можно…
Нельзя. Нельзя разбивать рождественские мечты. Это святое. Как и сам Кларк.
Значит, опять придется что-то придумывать.
– Я лучше курьера пришлю, Олли. Ты отложи там парочку. Как настоящий друг.
– Ну-ну, – в глазах Оливера – неприкрытая насмешка. Кого ты хочешь обдурить, дурачок? – Я отложу. Ради того, чтоб лицезреть тебя на этом балу, я отложу даже поездку в Европу…
– Извини, мне нужно работать, – прерывает его Лекс и решительно встает, намериваясь пробраться к выходу.
– Конечно-конечно, – Олли галантно сторонится. – Тебе теперь надо много работать.
Лекс доходит до двери и только потом бросает Квину через плечо «последнее занимное слово»:
– Что надо мне – я знаю, Олли. А еще я теперь точно знаю, что надо тебе.

[Juliya_Luthor]

06-2

После игры Лекс терпеливо ждет Кларка в коридоре напротив командной раздевалки.
«Метеориты» выиграли, кто б сомневался! Но Лекс так и не понял как и почему. Он очень старался, правда. Но кто ж виноват, что в этой дебильной игре не фига не понятно? Уж точно не Лекс. Лекс бы такое никогда не придумал. Вали кулем, потом разберем. Потом – как разгребем эту кучу огромных потных тел. Вот только когда потом, если репортаж сдавать завтра?
Ну вот какого Кларк не играет в шахматы? Шахматный турнир Лекс бы отписал на ура. Да что там на ура – на Пулитцеровскую премию. Это же высокоинтеллектуальная игра, а не какие-то там брачные игры горилл.
Лекс раздраженно пинает стену. Ладно, по крайней мере у него есть фото. И интернет. Придется, конечно, полазить по сайтам, ну ничего. И вовсе это не плагиат! Плагиат – это когда воруешь мысли у одного, а когда у многих – это научное исследование. Вот им Лекс и займется. Только с Кларком как следует попрощается.
Кент как назло выходит последним. Сначала Лексу приходится вытерпеть «смотрины» всей его команды. Хорошо хоть гориллы молчат, не пытаясь подколоть, и даже ухмыляются не слишком обидно. Может, устали слишком? Столько гасать по газону – поневоле заморишься.
Наконец появляется прекрасный принц. О да! Красавчик. Везет тебе, Лутор.
– Мы выиграли, Лекс! Ты видел? – а вот Кларк уставшим совсем не выглядит.
– И даже заснял, – Лекс любовно гладит свою камеру. Талисманчик мой!
– И как я играл?
– Превосходно! – надо отдать Лексу должное: он даже не запнулся. Вот они, долгие годы практики.
– А подробней?
– Ну… ты отлично… бегал?
– Ле-е-е-екс!
– Ну, ты ведь бегал?
– Я заработал два тачдауна!
– Это когда?..
– Когда мяч попадает в очковую зону. Это с края поля.
– Так это тебя облапала вся вражеская команда? И даже говоришь – дважды?
– Это игра!
Брачные игры горилл. Но Лекс слишком умен, чтоб произносить это вслух.
– По-моему, мне пора научить тебя играть в футбол.
– Завалить в траву и облапать? Да хоть счаз!
На лице Кларка расплывается довольная улыбка.
– Поле свободно…
Работы до фига.
– Черт! Мне завтра нужно сдать Перри репортаж. Прости, малыш. Как на счет завтра? Учиться ведь никогда не поздно?
– Ладно. Всё равно меня родители ждут.
– И как же ты собирался?..
– Я б что-нибудь придумал.
Придумал что-нибудь. Что угодно, чтоб не знакомить со своей «нестрогой» мамой.
– Сказал бы, что идешь на свидание со своим парнем?
– Нет, конечно! Через пять минут здесь была бы вся отцовская охрана. Папа твердо уверен, что свидания с тобой – опасны для жизни.
Возможно, Лексу стоило бы обидеться. Но когда Кларк улыбается вот так – обижаться невозможно.
Но Лекс всё равно чувствует себя обиженным. Слегка. Чуть-чуть. Да самую малость.
Сдается мне, что Кларк не торопится представить тебя родителям.
Сдается – да.
Наверно, Лексу не стоит накручивать самого себя. Придумывать всякие глупости. Городить огороды. И уж совсем наверняка – не стоит слушать Оливера Квина. А стоит просто спросить. Когда ты собираешься?..
Но ему завтра сдавать репортаж. А сначала придется хорошенько покопаться в интернете. Некогда тратить время на всякую сентиментальную ерунду. Черт, Лекс почти забыл об этом.
Лекс. Забыл. О. Работе.
Он никогда не забывал о работе. Что с ним творится? Из-за какого-то мальчишки – так терять контроль? Сначала с Перри. Потом с Квином. Стоит упомянуть о Кларке – и крыша Лекса превращается в фанеру, улетая в заоблачные дали. А уж когда он сам появляется на горизонте! И это они еще даже не спали. Мать же твою!
– Мне надо домой. Работать.
Кларк чувствует: что-то не так. Какой-то сбой. Мяч еще в воздухе, но падать собрался точно куда-то не туда. И суперскорость тут не поможет.
– Ну хоть поцелуй меня на прощанье.
Лекс хмыкает.
– А чего ради я тут, по-твоему, торчал полчаса?
Лекс медленно притягивает к себе Кларка за ворот рубашки. Легонько проводит язычком по нижней губе. По верхней. Отстраняется, когда Кларк пытается впиться в него губами. Смешок. Еще один недопоцелуй обжигает горячим дыхание скулу Кларка. Кончик носа Лекса очерчивает контур Кларковых губ.
– Лекс, – жалобно хнычет Кент.
– Да здесь я, здесь.
– Лекс, – на этот раз в голосе слышится угроза.
– Не торопись, – и нежно прикусывает верхнюю губу. Языком дразнит нёбо криптонца. И снова отстраняется.
Несколько секунд они просто смотрят друг другу в глаза. И это тоже поцелуй. Феерические лобзанья взглядов.
А потом губы Лекса наконец-то накрывают чужие. И для Кларка это третий тачдаун за вечер.
Они тонут друг в друге. Без надежды выплыть. И воздух – только тот, что они вдыхают друг в друга.
А в затемненном конце коридора за ними пристально наблюдает Оливер Квин. И в глубине его глаз – не поцелуи. Удары.

Ты можешь повторять, что хочешь, Олли. Но без меня.
Ну надо же! Иногда даже головы этих сволочных Луторов навещают дельные мысли. В принципе, не так уж ему Лекс и нужен.
– Весьма необычный для вас заказ. Должен ли я внести поправки в вашу карту клиента, мистер Кей?
– Ты должен держать рот на замке. И удовлетворять мои желания. За те деньги, что я тебе плачу, можно не просто обрить весь твой бордель, но и сделать половине блядей операции по смене пола.
– Операцию, к сожалению, сделать не успели. Но обрить обрили. Как вы и заказывали.
Оливер недовольно морщится. Вот сученыш ехидны. Вроде и кланяется низко, и подходящие фразы говорит. Но чувствуется – издевается, гад. Мол, все вы такие гордые, такие властные… А с моими девочками – и мальчиками – стонете, как последние…
Спокойно, Оливер. Ты не за этим пришел. Плевать на этого элитного сутенера. Приплатишь – и он под тебя ляжет. Ага, и будет смеяться, как же он тебя завел. И попутно развел на бабки.
Хватит!
– К делу, мистер Ти. Мои люди передали вам одежду…
– Да-да. И парик. И так называемые украшения. Кстати, об украшениях. Камеру включать?
– Какую камеру?
– В браслет вмонтирована миниатюрная камера. Мы не проверяли изображение, но память заполнена полностью. Если хотите снова воспользоваться браслетом по его назначению, мои люди могут скинуть лишние файлы. Или у нас есть апартаменты с аппаратурой, гарантирующей гораздо лучшее качество…
– Довольно. Браслет вернёте. Остальное пусть одевает. И ко мне.
Впрочем, когда Оливер входит в комнату, проститут уже там. Худенький, бледный. И в общем похожий. Вот только хастлеру не хватает луторовкой гибкости. Грациозной изворотливости.
И гордости. Уж Лекс-то никогда не лег бы под него за деньги. За информацию – может быть. За деньги – фиг тебе, Олли!

[Juliya_Luthor]

06-3

Квин еще помнит кладовку. Да он ее вовек не забудет! Как Лекс лежал тогда со спущенными штанами. А Олли оглаживал ему бедра и пах садовыми ножницами. Но Лутор молчал. Щенок Джеффри противно скулил в углу. Даже ребята пару раз испуганно взвизгнули. А Лутор молчал. И Квин готов поклясться: отрежь он ему тогда таки яйца – всё равно не проронил бы ни звука. Наверно, потому и не отрезал. Теперь вот расплачивается.
Может, стоит что-то сказать? Нет, у Оливера никакого желания болтать с прститутом. Он сегодня с Лексом наболтался.
Просто подойти. Рвануть платье с плеч. Впиться с горячую кожу угловатого плеча. Вырвать стон боли. Да, боль – это хорошо. Боль – это искренне. Всё остальное здесь притворство.
Минутное осознание этого выводит Квина из себя. И превращает в зверя.
Щеку проститута обжигает яростная пощечина. Парнишка не удерживается на ногах и падает на пол. На мгновение Квин замирает. Затем резко наклоняется, рывком поднимает мальчишку с пола за отвороты декольте. И разрывает платье на груди. Сдирает накладную грудь. Почти нежно обводит пальцами красные прямоугольнички, оставленные пластырем.
И впивается в губы. Резко, жестко, повелительно. До крови.
Олли отстраняется с кривоватой усмешкой.
– Мой Рубикон, – шепчет он нежно.
От нежности этого голоса грубость движений кажется еще неожиданней. Еще иррациональней. Еще страшнее. Проститута начинает бить мелкая дрожь. Да, вот так. Страх – это тоже хорошо. Это тоже искренне. От души. У проститутов есть душа? У Луторов вот точно нету.
Олли толкает «Лекса» на кровать. И тянется к тумбочке. К бокалу. Еще один бокал. Прошлый тебе понравился, Лекси-бой?
Звон разбитого стекла. А затем осколок начинает свою Голгофу. Тонкая красная линия. Эх, не о том придурок Малик кино снимал. Самые бесценные кадры – вот они.
Проститут дергается, жалобно стонет. Но молчит. Может, знает что пощады не будет. А, может, ему с волосами и язык отрезали, чтоб не трепал о клиентах. Впрочем, трепа и впрямь довольно.
Олли ставит пацана в коленно-локтевую. Кажется, тот только рад не видеть своего мучителя. Ничего, зато ты будешь меня чувствовать, Лекси-бой! О да! Ты почувствуешь! На этот раз ты почувствуешь всё!
Квин резко раздвигает ягодицы своего «Лекса» и входит в него безо всякой подготовки. Он знает, эта боль посильнее укусов. Пощечин. Бокалов. Эта боль сильнее его самого.
И это всё для тебя, Лекс Лутор!
Мальчишка не то кричит, не то стонет. Но Квин только сильнее сжимает худые бедра. Дыхание сбилось. В глазах темнеет. И весь мир там – на головке члена.
Вдох – и Оливер начинает двигаться. Разрывая пацана изнутри. Ему самому почти больно. Но так хорошо.
Парик слетел, родная лысина мерцает в полумраке спальни. Но Квину этого мало. Он судорожно толкается внутри мальчишки, одной рукой удерживая за бедро, а другою – пытаясь повернуть к себе голову «Лекса». Заглянуть в лживые луторовские глаза. Ему необходимо посмотреть в лживые луторовские глаза! Увидеть в них свой триумф. За всё! Навсегда! Ну же!
– Я хочу увидеть твои глаза! Мать твою! Лекс, я хочу их увидеть!
Теперь он цепляется в голову обеими руками. Мальчишка пытается извернуться, выбраться из-под него. Врешь, не уйдешь. Я тебя столько лет ловил! Ты теперь мой! Ты…
– Это не ты… Ты не Лекс… Нет… НЕТ!!!
Руки сами впиваются в шею. Худенькую цыплячью шею. И трясут, трясут, трясут.
Хруста костей Олли не слышит из-за собственного крика – его накрывает оргазм. Экстаз в чистом виде.
Квин выходит из проститута с влажным чавкающим звуком. У того из заднего прохода вытекают кровь и сперма. Змеятся по бедрам. Как живые.
Но сам парень мертв.

Несколько минут Оливер лежит на кровати неподвижно. Выравнивает дыхание. Пытается упорядочить мысли. Затем идет в душ – привести в порядок тело.
Не спеша одевается. И выходит из апартаментов, так и не взглянув на тело. Какое ему до него дело, если это не Лекс?
На этот раз мистер Ти не язвит. Не пытается подколоть. Подобострастно провожает Квина до машины, молча выслушивая приказы. Одежду сжечь. От тела избавиться. И чтоб без сюрпризов, мой милый мистер Ти.
– Ах да! Вот теперь можете внести изменения в мою карту клиента, – ухмыляется напоследок Олли из окна машины. И видит в глазах сутенера почти страх.
«Страх – это хорошо. Страх – это искренне. Страх – это от души», – то и дело повторяет Оливер по дороге домой, задумчиво поглаживая ониксовый браслет.

Лекс заканчивает репортаж к двум часам. Пробегает критичным взглядом. И про себя зарекается больше писать про спорт. Ну не его это. Эти статьи неидеальны. А Лекс Лутор привык делать свою работу идеально.
Не отвлекаясь на всяких там Кларков Кентов.
В последнее время этот мальчишка занимает в его голове слишком много места. Без всяких веских на то причин. Окаянные губы не в счет. И вообще…
Лекс грустно вздыхает, подхватывает на руки кота и забирается с ногами на диван.
Нужно отвлечься. Что толку думать о Кларке, когда он в десятке миль от него, видит десятые сны в своей сынсенаторской постели?
Лекс решительно тянется за бумажной папкой. Добыть ее стоило ему немалого труда. Но он чувствует – она того стоила. Обычная бумажная папка. В ней начало его расследования. И начало чьего-то конца. Осталось только узнать – чьего. Кто так нехорошо поступил с бедной старушкой после стольких лет верной службы? Кто толкнул ее сыновей на путь неправедный?
Через минуту Лекс осторожно откладывает папку в сторону. Так, тихо. Тут надо отдышаться, успокоиться. Шампанского выпить!
Лекс до боли прикусывает костяшку указательного пальца. Нет, это не сон. Угольные буквы на серой бумаге не сон. Угольные буквы на серой бумаге гласят:
ИМЯ: Алисия М. Гришем
ПОЛ: Ж.
ВОЗРАСТ: 52
ГОРОД: Метрополис
ШТАТ: Канзас
НОМЕР СТРАХОВОГО ПОЛИСА: 3854FRONT17
ПОСЛЕДНЕЕ МЕСТО РАБОТЫ: Квин-индастриз
Попался! Ну что, Олли, сыграем?

URL записи

[Juliya_Luthor]

07-1

21.06.2010 в 20:29

Пишет  dora_night_ru:

Теперь надолго мы, сестра, расстанемся. Наверно, нам, сестра, так суждено…
Сегодня 21 июня. Все еще помнят, что я вам в этот день обещала? Я ухожу в астрал в компании Громыко. И чувство долга требует порадовать вас на прощание продой…

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть седьмая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: Они добрались до секса!!! Ну хоть какого-то…

Лекс легко перемахнул через забор. А всё-таки в регулярных «диетах» есть свои плюсы: на голодный желудок бегается просто замечательно. Вдогонку ему выли сирены и собаки, территория завода захлебывалась в тревожных огнях.
Нет, хорошо всё-таки Квины охраняют свои заводы, не экономят, как некоторые, на технике безопасности. Но когда Лутору что-то действительно нужно - не поможет ни одна система. Потому что Луторы вне системы. Они вообще не поддаются анализу. Аллилуйя!
Лекс завернул в очередной переулок. Перебрался через очередной забор. Задетое пулей ребро нещадно ныло. Терпи, малыш, папочка скоро даст тебе передохнуть. Может, даже позволит вам ванну... Горячей воды у него, правда, нет уже полгода. Но ведь можно всегда договориться с соседкой. Перекинуть шланг из окна одной квартиры в другую - и потом долго смеяться над хозяином (ох, не зря он тогда удивлялся, чего это Лексу приспичило перетаскивать ванну в зал, что за блажь смотреть телевизор из пустой ванны?). Цена вопроса - пара бутылок пива. Для соседки Герти хватит с головой. А Лексу хватит и по пояс.
Телефон звонит внезапно, заставляет сбиться с шага. Ну и дыхалку сбивает, конечно. Кому там не спится? Пошли-ка вы...
- Кларк? Что случилось?
- Привет. Я соскучился. Но, может... я не вовремя?
- Что ты, малыш... Для тебя у меня всегда найдется... время...
- Что там... Чем ты занимаешься?
- Не изменяю тебе, не бойся, - от смеха дыхание сбивается окончательно. Но о том, чтоб остановится и перевести дух не может быть и речи. Квины всё-таки хорошо охраняют свои заводы: так что отдыхать тебе еще рано, Лутор.
- И всё-таки?
Вот любопытный мальчишка.
- Бегаю по лестнице... - Ну, почти правда. - Доктор велел... Восстановительная гимнастика, ага. - Хорошо б не пришлось встречаться с ним после сегодняшней «прогулки».
- Я знаю гимнастику получше, - в голосе Кента явно слышится улыбка. - Могу описать основные упражнения.
- Для них... случаем... не надо опуститься... на колени?
- О да! Я уже на них стою.
О нет! Мальчик решил заняться сексом по телефону. «Не сейчас! - вопит здравый смысл. - Натрахаетесь еще! Ты только от погони смойся!» «Да ладно, - пожимает плечами либидо. - Уши-то у нас свободны. Да и где она еще, та погоня?»
- А ты... голый стоишь?
Всё-таки прав был старина Фрейд: бессознательное сильнее сознательного.
- Не совсем. Но джинсы расстегнуты.
- А трусы ты сегодня одел?
- Я не люблю нижнее белье.
На этот раз дыхание сбивается совсем не от смеха. Нет-нет, Лексу совсем не смешно.
- Значит, расстегнуты... И твоя рука как раз?..
- Опускается туда... Перебирает волоски... Мягкие волоски...
- Ниже, - требует Лекс.
- Поглаживает основание ствола...
- И по стволу еще ниже, - хрипит Лутор.
- Пальцы соскальзывают на головку.
- Только указательный. Остальные - на ствол. И слегка сожми.
- Да!
- А подушечкой указательного подразнивай головку.
- Я умею дрочить, Лекс, - смеется в трубку Кларк. - Я этим уже пять лет занимаюсь.
- А я в два раза больше. Не спорь со старшими. Лучше ладонь оближи.
- Хорошо.
- Хорошо оближи.
- Да-да! Оближу, как себе.
- Лучше - как мне. Будто это моя ладонь.
На другом конце трубки отчетливо слышно, как на этот раз сбивается дыхание Кларка.
- Да... Твоя рука... Прямо там...
- Прямо где?
- На моем члене, - дыхание у Кларка прерывистое, частое. Под стать Лексовому. - Ты дрочишь мне. Жестко. Властно. Всё ускоряя темп... Мать твою, там что - стреляют?!
Да, определенно мать твою. Не стоило всё-таки отвлекаться на телефонные разговоры.
Лекс резко ныряет в очередной переулок.
- Это что-то на улице. Колесо у машины.
Черный джип визжит на повороте, вслед за Лексом врываясь в сонную тишину переулка. Н-да, пожалуй по прямой им вдвоем будет тесно. Пристрелят на хрен. Такие не церемонятся. Ну да, уже опять стреляют.
- Снова машина, Лекс?
- Определенно, Кларк. Большой черный джип.
И пусть только кто-то попробует сказать, что он соврал.
- Так где ты там бегаешь, милый?
- Лестница, Кларк. Я уже почти добежал.
- Что ты добегался - я и так слышу. Где тебя носит, придурок?!
- Прости, мне надо бежать дальше!
- Лекс, не сме...
Лутор не глядя пихает сотовый в один из карманов. Бегает он, конечно, медленней машины. Зато он маневренней. Обитатели трущоб на джипах не ездят, не под них эти дороги строились.
Поворот. Еще один. Лекс рывком переворачивает за собою мусорный бак. Вряд ли это особо скажется на местной экологии. Зато, возможно, удастся уменьшить работку коронеру.
Дыра в заборе. Срезаем пустырь. Опять переулок. Немного левее... И снова...
Тупик.

[Juliya_Luthor]

07-2

Хреново.
Потому что джип - как по мановению волшебной, чтоб тебя, палочки - заворачивает следом. Притормаживает. Слепит фарами. Играет мотором: то глуша, то вновь ударяя по нервам.
А потом срывается с места, как бешеный зверь. И Лекс понимает, что сейчас его впечатают в стену, как орех в шоколадку. Но не шевелится, нет. Луторы не отступают.
Машина врезается... во что-то перед ним... в такое пятнистое... И всё, что Лекс может - это облегченно сморгнуть. И не какие ни слезы! И даже не пот. Дождик, наверно, собрался...

Разобравшись с машиной, Пятно первым делом утаскивает Лекса на какую-то крышу. Хоть бы разрешение спросил, что ли. Подумаешь, пару раз жизнь спас! Так что ж, теперь всё можно?
- Чем ты думал? - голос супергероя звучит как-то глухо: будто он... переволновался? За машину испугался, что ли? Что страховку платить придется?
- Головой. Лично я обычно думаю головой. А метеоритные фрики думают чем-то другим? Пяткой?
- Как же мне хочется засадить тебе этой пяткой в нос! Придурок! Тебе не надоело еще подставляться?!
- Злить плохих парней - моя работа. А спасать меня от них - твоя.
- Я тебе в телохранители не нанимался!
- Ну нет и нет! Сиди и смотри как меня грохнут. Кто тебе мешает? И вообще: я не виноват, что моя задница так часто притягивает неприятности!
- Твоя задница притягивает не только их... - хрипит тень напротив Лекса - и в следующую секунду он прижат к водонакопительному баку.
От удара из Лекса буквально вышибает дух. Вместе с возможными возражениями.
- Ты слишком много энергии тратишь, пытаясь укоротить себе век, - шипит «герой» за спиною. - Может, стоит направить ее в более мирное русло?
- Миротворцем решил заделаться? - хрипит в ответ Лекс. - Так педиков в армию не берут. Ориентацию смени для начала!
Ой, парень, ты нарвался!
У Кларка темнеет в глазах. Сначала этот придурок заводит его по телефону, затем выводит из себя очередным «геройством», а теперь еще хамить будет?
- Я к тебе... со всей душой... - «душа» как раз упирается Лексу чуть ниже поясницы. - А ты, тварь неблагодарная...
- Да пошел ты в задницу! - не выдерживает Лутор.
- Ну, если ты настаиваешь...
Вот-вот! Сам пригласил! Ишь стоит, задом крутит! Да эта сучка сама провоцирует! Его небось насилие заводит. Вот и старается… Точно! Сначала те отморозки в переулке, теперь эти на джипе. Да групповое изнасилование – это ж его тайная сексуальная фантазия, как ты раньше недопер, Кэл? Ну и кто из вас придурок? Ты его уже месяц романтикой травишь – а толку? Постель всё также далека. А стоило прижать темной ночью в укромном уголке – и сразу же приглашение в задницу. В его узенькую восхитительную попку. Вот как с ним надо-то было, Кэл!
Определенно, в рассуждениях внутреннего демона есть рациональное звено. Вся эта жажда опасности неспроста. Ни один нормальный человек не будет так подставляться ради работы. Да кому он втирает? Нормальный человек вместе со своим нормальным (ну почти) парнем нормально сходит куда-нибудь в нормальное место. Нормально так посидит вечерком дома. Нормально потрахается, в конце концов!
Да он небось и за теми неудавшимися киднепперами погнался в надежде, что ему там что-нибудь обломится. Или хочешь сказать, что он собирался брать двух вооруженных бандюг голыми руками? О, прости! У него ж была камера! Классное оружие, что тут скажешь! А объектив у него там длинный? До простаты как, дотянет? Ну ниче, главное, что раздвижной! Туда-сюда, туда-сюда. Для начальной растяжки самое то! То-то он его по всем переулкам таскает. Всё надеется, бедненький, что тот по назначению используют. А ты, идиот, всё никак эти надежды не оправдаешь. Лекси то, Лекси это! А Лекси совсем не этого от тебя ждет!
Ехидство внутреннего голоса почему-то красного цвета. Он бьется в виски и жаждет вырваться на свободу. У него запах человеческого пота. И голос рвущихся джинсов. Он хочет… крови? Власти? Вот этого дрожащего парня? А, может, власти над этим парнем, выбитой с кровью… Кларк не знает. Кларк запутался. Кларк тоже дрожит. От жажды. От страха. От чего?
«Хватит думать, малыш!» – беснуется внутренний голос. «Заткнись», – по привычке огрызается Кларк. И будто спотыкается о невидимую стену. Что он делает? Это он делает? Чего он хочет?
– Чего ты хочешь?
Кларк и сам не знает, кому задает этот вопрос: себе или Лексу. Но Лекс молчит. А себя самому слушать тошно.
И он цепляется в Лекса, как в спасательный круг. Удержи! Удержи! Удержи!
Он не знает, чего хочет. Но он точно знает, чего не хочет. Не хочет насиловать своего парня на грязной темной крыше.
Лекс боится пошевелиться, чтоб не спугнуть момент затишья. «Ну же, маньяк недоделанный, отпусти меня. Отойди от меня хоть на шаг!»
Кларк и впрямь отступает. Увлекая Лекса за собою. Рука криптонца осторожно соскальзывает на Лексов член. Ни намека на возбуждение.
– В первую нашу встречу ты, помнится, был не против, – в его голосе звучит какая-то детская обида.
– Тебе показалось, – Лекс тоже обижен. Но надо признать: у него есть на это причины.
– Может, мне покажется еще раз? – у Кларка по-прежнему железобетонный стояк, он хочет этого лысика до одури.
– Чувства либо есть, либо нету. А если тебе кажется – то тебе и вправду просто показалось.
Кларк стискивает зубы, чтоб не завыть – и отступает.
Но внутренний демон знает: он уже не отступится.

[Juliya_Luthor]

07-3

Лекс перезванивает Кларку из больницы. Радуясь про себя (ну, и еще удивляясь немножко) отсутствию пропущенных звонков. Пожалуй, из Кента таки выйдет достойный парень репортера.
– Набегался? – голос в трубке усталый. Перенервничал, бедняга. Лекс даже начинает испытывать что-то сродни чувству вины.
– Прости, малыш.
В трубке слышится непонятный треск и что-то, отдаленно напоминающее всхлип.
– Ты не виноват… То есть не ты… То есть…
– Эй, хватит, – мягко останавливает своего парня Лутор.
Мой парень. Мой. И такой еще маленький: ревет из-за всякой ерунды.
– Всё ведь в порядке. Просто забери меня отсюда.
– Забрать? – от удивления Кент даже всхлипывать забывает. – Откуда забрать? Лекс, ты где?
О черт! Он совсем забыл, что малыш не в курсе.
А с чего он вообще взял, что тот в курсе? Что за странные игры подсознания? Видно, и впрямь хорошо его головой приложили.
– Я в больнице.
– О черт!
– Да в принципе ерунда! Так, царапина! Но ты же знаешь этих докторов! Рафферти сказал без сопровождения меня не выпустит. А мне совсем не светит торчать в приемном покое до утра из-за его капризов. Поздно, конечно. Тебя мама, наверно, не отпустит… Или папа…
– Буду через 10 минут.

Кларк появляется через семь. Да и те даются ему с огромным трудом. А уж чего ему стоит разговор с доктором С. Дж. Рафферти!
– Он сказал, что в темноте напоролся на стену. Но это вряд ли, мистер Кент. Разве что стена очень резво двинулась ему навстречу. У него сотрясение. Легкой тяжести, но всё-таки. Организм ослаблен, вы же сами знаете. Так что будьте готовы, что у него может развиться посттравматический невроз или другие, более серьезные осложнения, например, эпилепсия. Поэтому через некоторое время после выздоровления пусть обязательно пройдет электроэнцефалографию и посетит невропатолога. Деньги, конечно, но…
– Он посетит, – и по тону совершенно ясно, что таки да – посетит. Без вариантов.
Лекс сидит на кровати, ему не лежится. Правая половина лица – один сплошной синяк.
– Да ладно, на мне как на собаке, – ухмыляется он левой половиной рта, видя реакцию Кларка.
А ведь это ты его так. Что ж молчишь, внутренний голос?
– Нет, ну правда, до свадьбы заживет. Не хмурься, малыш.
Кларку хочется взвыть. Да так, чтоб треснули окна. Хочется орать – сильней, чем на крыше. На той самой крыше, где он приложил любимого так, что у него сотрясение мозга и сильный ушиб руки.
– Прости меня.
Плевать, что ты даже не понимаешь – за что. Просто прости меня. И за то, что не понимаешь – тоже.
– Ты о чем? – Лекс бы нахмурился, но ему больно.
Титаническим усилием воли Кларк заталкивает чувства в сейф. В свинцовый сейф. Сейчас не время для признаний. Лексу нельзя волноваться.
– Я забыл о нашей годовщине.
С минуту Лутор просто смотрит на Кларка, а затем начинает хихикать.
– Зато я вспомнил! Ха-ха-ха! Видишь, опять в больнице! Где б еще мы могли отметить такое событие?
– Ты хочешь… отметить?
– Конечно, – Лекс опять улыбается кончиками губ. – На чем мы там по телефону остановились?
Лекс рывком притягивает Кларка к себе и запускает руку ему в штаны. Внутренний голос молчит. Наверное, сглазить боится.
Но Кларк его останавливает. И сам тянется к его рубашке. Сползает ниже, выцеловывая каждый сантиметр. Нежно разводит его ноги. Бряцание поясной пряжки. Короткий вжик. Кларк целует Лексу живот, а влажная головка при этом ласкает Кларку щеку.
Где-то наверху громко дышит Лекс. Где-то наверху темные грязные крыши. Где-то наверху планеты со слишком сильными людьми. Где-то – но не здесь.
Кларк касается губами нежной кожи пениса. Ласково втягивает в себя. Глушит им слова прощения. Раскаянья. Нелепых обещаний «никогда впредь». Затем выпускает головку, слегка лизнув языком. Она завораживает его – вся такая влажная и розовая. Почти мерцающая в свете больничных ламп.
Мгновенье – и он снова «на игле». Чувствует как напрягаются мышцы Лексового живота. Зато у самого отпускает внутри.
На этот раз он впускает член глубже и усиливает нажим языка. От вкуса Лекса ему сносит крышу.
Не надо о крыше! Не порть момент, идиот!
Низ живота. Бедра. Яички. Промежность. Лексу кажется, что этой Голгофе не будет конца. Он цепляется в черные волосы – и стонет, стонет, стонет. И даже не может прикусить припухшую губу, чтоб заглушить звуки.
Но Кларку нравятся эти звуки. Это симфония. Музыка сфер. Это его прощенье.
Он вбирает член почти целиком, сжимает губы и дает себе волю, начиная ласкать Лекса с вожделением, которое жило в нем с самой первой их встречи. Двигает головой, нанизываясь раз за разом, опускаясь всё ниже. Помогает себе языком. Руками. Дыханием.
Лекс откидывается назад. Мыслей нет. Ничего нет, кроме Кларка. Что там доктор говорил о сотрясении? Путаются мысли и возможна амнезия? Угадал с диагнозом, паршивец.
А Кларк вбирает и вбирает в себя. Сантиметры. Дыхание. Волю. Что-то меняется между ними сейчас. Потому что это не секс. Это чувство. Это любовь.
Она обжигает горячим дыханием внизу живота – и вибрирует в горле. Она извергается вулканом оргазма. В рот – и в так и не расстегнутые штаны. Она позволяет кончать.
Но не кончается сама.

URL записи

[Juliya_Luthor]

08-1

26.06.2010 в 07:34

Пишет  dora_night_ru:

"Сенсация". Прода №8.
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть восьмая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: всё дальше и дальше в глубины моего подсознания… Вам это еще не надоело?

Лексу нужен сон и полный покой. Ну еще, может, ванна и стакан теплового мятного чая – так мама всегда лечит Кларка.
А еще Лексу нужна новая квартира. Вот прямо сейчас. Потому что со старой его поперли, пока он где-то искал справедливость.
– А нужно было искать деньги на квартплату! Понял, придурок? Меня достали твои закидоны! И вечные задержки с оплатой! И вечные отморозки, которые наведываются к тебе, чтоб выбить дурь, а вместо этого выбивают мне двери! Забирай свой задрыпанный кошачий коврик – и выметайся! Понял?! – орет из окна второго этажа хозяин дома.
И чего только ему не спится в два часа ночи? Впрочем, по этому сразу видать – такой и до утра покараулить бы не счел за труд: лишь бы выплеснуть наболевшее. И содержимое ночного горшка заодно. Хорошо, что у Кларка – суперскорость. А у Лекса – сотрясение. И можно при нем хоть взглядом знак Зорро на стене выжигать, а потом с невинным видом уверять, мол, тебе показалось.
Кларк с удовольствием выжег бы на стене этого конкретного дома кое-что похуже «Z», но воспоминания о крыше еще слишком свежи, и он до колик боится спускать с поводка внутреннего демона. Да и не время сейчас – ему нужно позаботиться о Лексе. Которого от усталости уже шатает. И у которого наверняка нет денег на гостиницу. Но у которого при этом хватает наглости заявить:
– Спасибо, что подвез. Ну, до завтра?
В ответ Кларк смотрит на него, как на умалишенного: может, ему при ударе и вправду мозги выбило?
– Ты правда думаешь, что я брошу тебя вот так: избитого, ночью, на улице? Сделаю ручкой и преспокойно поеду домой?
Лекс уже начинает жалеть, что поддался минутной слабости и позвонил приятелю из больницы. Дотащился бы сейчас спокойно до ночлежки – и никаких проблем. Ну или в ближайшей подворотне заночевал бы – всё лучше, чем жалость и подачки. Тем более жалость и подачки от любимого человека – в глазах которого всегда хочется выглядеть героем.
Хорош герой! Побитый и нищий!
«А я никому и не навязывался! – беснуется глубоко внутри Александр. – И ничего тут!» Но внешний Лекс прикусывает язык. Ты сам хотел отношений – получай.
– Да здесь до гостиницы недалеко. А тебе домой уже, наверно, пора, – пытается он уговорить любовника.
Но Кларк только сильней закусывает удила.
– Насколько недалеко до твоей гостиницы? Как она называется? Туда пускают с животными? На чем ты собрался туда добираться?
От обилия вопросов у Лекса начинает трещать голова. Он непроизвольно морщиться, но мужественно пытается удержать нить разговора.
– Да здесь… за углом… «Астория»… я там…
– Лекс, перестань, – не выдерживает Кларк. – Ну какая гостиница? У тебя на такси денег нету. Были бы – ты б не звонил мне среди ночи, я ж тебя знаю.
– Ну хорошо, и что ты предлагаешь? – Лекс чувствует, что тоже почти сорвался.
Он избитый, голодный и злой. Измученное тело просто хочет лечь. Измученному телу плевать на гордость. А задетой гордости – плевать на тело. Извечный конфликт интересов, мать его.
– Ты мог бы… пожить у меня?
Лекс приоткрывает левый глаз – и когда только глаза закрыться успели? – и пытается по лицу Кларка прочитать, что тот имеет в виду: это жалость или всё-таки… ну, эта… такая… чувство, в общем.
– Означает ли это, что ты наконец представишь меня своим родителям?
И что-то в его тоне заставляет Кларка понять – минное поле. Оступиться нельзя.
– Ох, ну я не думал… Что для тебя это важно и вообще… Мне показалось, что из-за своего отца ты не очень-то стремишься общаться и с другими родителями…
– Вот как раз из-за моего отца я очень даже стремлюсь общаться с нормальными родителями.
– Ну, Лекс, это мои первые отношения! Я далеко не всё делаю правильно! Тебе стоит намекать мне иногда…
– Забей.
– Что значит «забей»? Конечно, я познакомлю тебя с родителями!
– И как ты себе это представляешь? Сейчас три часа ночи. У меня далеко не самый презентабельный вид. И к тому же ты меня не совсем на чай приглашаешь. Ты только подумай, Кларк. Они выпили свое вечернее молоко. Почитали книжку. Чмокнули друг друга в щечку. И спят праведным сном в своих кроватках. И им в самом страшном сне не может присниться, что сейчас их среди ночи разбудит единственный сын, который ткнет пальцем в замызганное избитое чмо с облезлым котом под мышкой и ни с того ни с сего заявит: «Папа, мама, знакомьтесь, это мой парень. Он будет жить с нами». Лично я не могу представить себе более ужасный вариант знакомства с родителями.
– А я могу, – усмехается Кларк. Похоже тирада Лекса не произвела на него должно впечатления. – Вот теперь представь ты. Утро. Кофе. Тосты. Мама идет позвать единственного сына на завтрак. А в его комнате замызганное избитое чмо вколачивает ее маленького сыночка в его детскую кроватку. И на ее ошарашенный вскрик ей сынок заявляет: «Знакомься, мама… о-о-о, глубже! глубже! это мой парень… О боже, да! Он будет жить с на-а-а-ах-ми…»
– Не смей! Ее хватит удар!
– Вот-вот. Так что давай я лучше разбужу их с вечера.
Лекс до боли прикусывает губу, пытаясь совладать с приступом смеха. Потому что этот смех попахивает истерикой.
– Ты извращенец.
– А ты трудоголик. И теперь, когда мы знаем друг о друге худшее, может, вызовем наконец-то такси?
– Кларк…
– Вот только не начинай снова любить мне мозги.
Лекс обреченно вздыхает. Он слишком устал. Тело берет верх над гордостью. Завтра он об этом еще пожалеет. Но сегодня ему нужно поспать. Так почему б не в постели?
Это полная и безоговорочная капитуляция. Только вместо белого флага он вручает Кларку облезлого кота:
– Привыкай, милый. Любить друг другу мозги – это как раз и означает «иметь отношения». Ну, где там твоя тачка? Почему я еще не в постели? Мне доктор велел побольше отдыхать…

Лекс засыпает прям в машине. А, может, просто теряет сознание – Кларк не очень-то сечет в медицине. В религии, впрочем, тоже – но сейчас он как никогда готов помолиться. Только бы у Лекса всё наладилось! Только бы с Лексом всё было в порядке!
Да ты чё? Это ж Лутор! Самое позднее послезавтра опять во что-нибудь вляпается. Так что костюм Пятна ты далеко не прячь. Хотя… Это ж Лутор! Пожалуй, костюм таки спрячь подальше. Ну и весь компромат, что в доме есть – тоже. Так, на всякий случай… Ну там, пожар… наводнение… Луторы в доме…
Кларк не реагирует на внутреннего собеседника. Просто тихонько гладит Лекса по плечу, другой рукой осторожно сжимая его запястье. Слушая пульс. Прерывистый, нитевидный. Такой же слабый, как человек, уснувший на его плече.
Люди… Такая сила внутри! Такая хрупкость снаружи. Отчего вы такие? К вам же даже прикоснуться страшно.
Ну, это ты не ври. В больнице ж не испугался.
Такое впечатление, что в Луторовской сперме были стероиды. Или наркотики. Внутренний голос от нее так и прет. На Кларковом лице расползается довольная усмешка: Лекс Лутор – персональный наркотик Кларка Кента. Ну да, пожалуй, так оно и есть. Из-за его присутствия он даже не заметил, как они подъехали к дому.
В дом Кларк вносит Лекса на руках. Надеясь, что нигде поблизости не засел еще один пронырливый «лутор»: он, конечно, не прочь получить пару подобных фоток для будущего семейного альбома, но сейчас не время расстраивать папу. Им же тут еще жить.
– Надорвешься… – сонно бормочет Лекс, стараясь стряхнуть с себя остатки сна. Организм явно против.
– Обижаешь. Я по 120 кг каждой рукой выжимаю только так.
– Сколько?! – мужское эго задето. И сильно. И доводы «зато ты бегаешь быстрей» не помогают.
– Лекс, ну ты как маленький! А чем я, по-твоему, противников на поле останавливаю? Своей белозубой улыбкой?
– Ну, ты и ею можешь… – Лекс еще и вправду слишком сонный: иначе фиг бы Кларк добился от него таких признаний.
– Комплимент от тебя! Я помечу этот день красным цветом в своем календаре.
– Сейчас ночь, Кларк Кент. Хотя через пару часов действительно начнет светать. Так что потрудитесь объяснить, где вы были, молодой человек?
Вот теперь Лекс точно проснулся.
Строгая мама. И еще более строгий папа. Поджидают сына в гостиной, нервно кутаясь в халаты. Лучше б Лекс провел ночь в больнице!
– Мам. Пап. Познакомьтесь, это мой…
– Друг, – в последнюю секунду у Лекса сдают нервы.
– Ну и это в том числе, – растерянно соглашается Кларк.
Опытный материнский взгляд подмечает всё: и синяки, и грязную одежду, и эту жуткую худобу. Марта ловит себя на мысли, что мальчика надо бы накормить. И еще завернуть с собою. А лучше пусть приходит каждый день, чтоб можно было контролировать процесс.

[Juliya_Luthor]

08-2

– О боже, что с вами случилось? – «Из дому, наверно, выгнали. Или сам сбежал. Года два как сбежал, судя по впалым щекам…»
– В аварию попал.
– Ты ж Рафферти сказал, что об косяк ударился! – тут же щурится Кларк.
– А я ему это сказал, до того как ты мне звонил или после? Ну, помнишь, ты еще предложил описать упражнения…
– После!
– Так у меня ж сотрясение. Мысли путаются. И вообще…
– Сотрясение? Вам срочно надо прилечь! И мятного чаю!
– И, может, ты уже опустишь его? – шипит сквозь зубы отец. Лучше б он еще помолчал. – Или отвезешь домой… – в голосе сенатора Кента явно слышна угроза.
– Понимаешь, пап, ему негде жить. Поэтому он поживет у нас.
Даже Марта растерянно замирает. А на лице Джонатана сейчас, наверно, можно жарить омлет.
– Лутор? У нас?!
– Так вы сын Лайонелла? – хмурится Марта.
– Да. У нас. И его родители не имеют к этому никакого отношения.
– Нет, конечно, причем здесь родня…
– Еще как имеют! Луторам тут не место!
– Это не Лутор! Это мой парень!
– Ох! – Марта прижимает руки к губам. – Почему же ты раньше ничего не говорил?
– Я… В общем, – Кларк делает глубокий вдох и решительно выпаливает: – Папа, мама, знакомьтесь, это мой парень. Его зовут Лекс Лутор. Он работает в «Дэйли-Плэнет». У него есть кот. Он не любит бурак, а апельсиновому соку предпочитает морковный. Ах да, еще он будет жить с нами.
Кажется, у Кента-старшего сейчас будет удар. И Лекс с ним полностью солидарен. Кто ж так с родителями знакомит, придурок? Сдается ему, что в ночлежке они будут ночевать вдвоем.
Ситуацию спасает Марта.
– Очень приятно познакомиться, Лекс. Надеюсь, вам у нас понравится, – и первой протягивает руку.
– Да поставь ты меня на пол, – теперь уже шипит Лекс.
– А ты не сбежишь?
– И бросить тебя на растерзание отца? Мне совесть не позволит.
Кларк осторожно опускает Лекса. И он наконец-то пожимает руку миссис Кент.
– Пожалуйста, зовите меня Марта.
– Лекс.
И вот тут у мистера Кента наконец-то прорезается голос:
– Через мой труп! В моем доме не место пидорасам!
– Джонатан Кент, – потрясенно охает Марта. Почти шепотом. Но мистер Кент сразу сдувается, как лопнувший шарик. – Ты только что назвал нашего сына…
– Марта, дорогая, ты же знаешь, я вовсе не Кларка имел в виду… Я просто не хочу, чтоб этот… Лутор… развращал нашего сына… да еще в нашем же доме…
– Значит, дело не в нем. Не конкретно в нем. И Кларк прав: его родня тут действительно не при чем. Будь на его месте любой другой парень, ты всё равно был бы против «развращения»…
– Марта, ну послушай!
– Я отлично тебя услышала, Джонатан! Ты клялся, что тебе всё равно! Что ориентация Кларка не имеет для тебя абсолютно никакого значения! А сам! На что ты надеялся?!
– Да у него это блажь, родная!
– Блажь?! То есть ты считаешь, что если не обращать внимания – оно само пройдет, как детские корь или свинка?
– Ну Марта!
– У нашего сына не встает на женщин, Джонатан! Его заводят голые парни! Вот этот конкретный парень его заводит! Вот этот парень, который будет спать сегодня в нашей гостевой спальне! А ты будешь спать на диване!
– Но солнышко! – на сенатора Кента даже жалко смотреть. Впрочем, Лекс и сам не прочь сейчас спрятаться под диван: жаль, что Кларк так крепко держит за руку.
– На диване!

Постель удобная. И комната классная. И вообще дом уютный… Но Лексу всё равно не спится.
Жрать охота. Не есть, нет. И уж, конечно, не перекусить. Просто тупо напихать желудок. Может, тогда удастся забыться?
Рука ноет. Ноги заплетаются. Но желудок – двигатель прогресса. Желудок вообще двигатель всего. Не верите? Да если б у человека не было желудка – он так бы и висел на дереве в качестве еще одной макакоподобной лианы. Какие палки-копалки? На кой?
Лекс пробирается на кухню на ощупь. Гляди ж ты, запомнил! Где здесь туалет – уже забыл. А где в этом доме складируют рулетики с персиками – помнит! Эта память на грани подсознания. Интуитивная, можно сказать. Кухня находится даже на темную. Осталось вспомнить, где здесь холодильник.
– Если ищешь холодильник – он сзади.
Вот черт! Ну свезло так свезло!
– Я туалет искал…
– Не знаю, как вы, Луторы, а мы, Кенты, в раковины не ссым. Хотя по молодости было у меня как-то дело: намалевал младший братишка моей пассии снежинку на холодильнике… Хм, да…
Похоже, сенатор не трезв. Слегка. Но чтоб набить «одному пидорасу-растлителю» морду и этого хватит за глаза. А у Лекса один глаз и так подбит. Так что лучше ему, пожалуй, убраться с кухни подобру-поздорову.
Он уже пятится назад, когда вопрос Кента примораживает его к полу:
– Что у тебя с моим сыном?
– Растлеваю помаленьку.
Блядь, что он только что ляпнул?! Наверно, это нервное.
Но Джонатан только хмыкает в ответ.
– До койки, значит, дело не дошло. Хотя… С моим-то Кларком! Вечный девственник. Марта права, я был уверен, что пока он решится пригласить хоть кого-нибудь на свидание – Арктика растает. А тут возьми и ты подвернись.
– Я его сам пригласил.
– А, ну тогда ясно. А чё пригласил? Статью забацать хотел?
– Он мне понравился.
– А ты – ему. Иначе б не согласился.
В темноте снова раздается бульканье. Кажется, Лекс даже контуры какие-то различить сумел.
– Нравитесь, значит, друг другу. И, думаешь, этого хватит? Думаешь, жизнь – мармелад? И если папка в сенате, то геев все любят? Думаешь, легко вам будет? А? – голос Джонатана набирает обороты. Под конец он яростно бахает бутылкой по столу. И тут же испуганно замирает: жену разбудить боится – догадывается Лекс. – Тссс! Люди спят. Одному тебе не спится. Эх, Лутор, Лутор! Думаешь… А! – машет он рукой. Лекс интуитивно отшатывается, когда поток воздуха хлещет по щеке. – Ты-то понимаешь. А вот Кларк… Он думает, я его не люблю… Недостаточно люблю… А ведь я потому что люблю! Понимаешь? Вот именно потому, что так сильно! Понимаешь? Было б мне наплевать… А мне не плевать! Мне для него лучшей доли хочется!
– Человек может жить жизнью принца. Может жить жизнью раба. А может жить своей жизнью. Дайте ему жить своей жизнью, сенатор.
– Хм. Хорошо сказал.
– Это не я. Это древняя китайская мудрость.
– Башковитые парни, эти китайцы. А как у них там к геям?..
– Замечательно. Яой и сёнен-ай там процветают.
– Чё, ой, там?
– Любят там геев, сенатор.
– Врешь, Лутор. Их нигде не любят. Уж я-то знаю. Столько законов… переговоров… договоров… А их всё равно… Нигде не любят… Терпят. Да и то не всегда.
– В политике никого не любят, сенатор. А Кларк в политику и не собирается.
– А куда он собирается? Как он жить думает?
Лекс молчит. Он подозревает, что и сам Кларк не знает ответа на этот вопрос, куда уж Лексу…
– Так что у вас с ним?
– Отношения, – усмехается Лутор.
– Надолго ли? Ты нагуляешься и бросишь. А мне что прикажешь делать? Мой бедный мальчик, он такой ранимый… Что мне с ним делать?
– То же, что и всегда – быть его отцом.
На кухне вновь повисает тишина. И на этот раз Кент не торопится ее прервать. Первыми нервы сдают у Лекса:
– Сенатор, вы ждете от меня заверений в вечной любви к вашему сыну? Обещаний жениться и кого-нибудь усыновить? Гарантий его счастья? Простите, но я не могу дать вам ничего из этого. Это жизнь, а не цветной телевизор. Хоть картинки иногда и совпадают. Но здесь нет гарантий. Если разобраться, ни черта тут нету. И я – та еще сука, тут, пожалуй, вы правы. Но именно такой вот сучоныш и нравится вашему сыну. Знаете, он тоже не подарок. С этой своей прямолинейностью и юношеским максимализмом. Он хочет всё и сразу. А у меня не получается дать ему всё и сразу. Но я пытаюсь. И он пытается. Дайте нам шанс попытаться вместе, – и Лекс задерживает дыхание в ожидании ответа. Но сенатор молчит. Даже когда воздух с шумом вырывается из Лексовой грудной клетки. Вместе с каким-то почти всхлипом. Вместе с почти отчаяньем. И Лекс впервые в жизни просит: – Пожалуйста.
А в ответ получает громкий раскатистый храп.

[Juliya_Luthor]

08-3

Вода в душе ледяная. Ну почти. Просто Лексу надо проснуться. И боль в руке унять. Даже если для этого руку придется заморозить. Черт, видно, он ее окончательно потянул, пока тащил пьяного сенатора на диван. «Да ладно тебе, может, это твой будущий зять», – утешает его Александр. «Типун тебе на язык! Такого зятя!» «А такого мужа? Сына его, в смысле…»
А вот тут у Лекса почему-то не находится слов. Чертов мальчишка как-то неправильно действует на него.
Особенно когда вот так врывается к нему под душ.
– Ауч! Она же ледяная! Ты воспаление хочешь?
– Знал бы ты, чего я хочу, – облизывается Лекс.
То ли воду с губ собирает, то ли… Второй вариант душится поцелуем. На этот раз за главную – рука Лекса. Старается вернуть вчерашний «должок». Всё, как он и обещал: длинные ловкие пальцы поглаживают основание ствола... Указательный палец соскальзывает на головку. Ладонь слегка сжимается. Лекс деликатно отводит верхнюю плоть. Кларка будто током прошибает.
– О да! Господи, Лекс!..
– Кларк, дорогой, завтрак готов.
Лекса второй раз за сутки швыряют к стенке. На этот раз спиною. Кларк упирается рукою в стену над его плечом и старается загородить Лекса собою. Хорошо, что в душе есть стенки. Плохо, что они полупрозрачные.
– Ты скоро, милый? – Марта заходит прямо в ванную. Хорошо, хоть в душевую не заглядывает.
– Пять минут, мам, – ты смотри, а голосок почти в порядке. Теряешь квалификацию, Лекс?
– Кстати, а где твой друг? Его комната пуста.
– Он уже на работу ушел. Он обожает свою работу.
Вот гад! Лишил его завтрака! Ну погоди! Раз бекона мне не достанется – придется заменить его другим белком.
И рука решительно продолжает начатое.
– Йая… а… скоро буду, мам.
– С тобой всё в порядке, дорогой?
– Я душ принимаю!
– О, простите, сэр, – смущенно хихикает Марта. – Не буду вам мешать.
Как только за миссис Кент закрываются двери, губы Лекса обхватывают долгожданный член. Губы посасывают. Подразнивают. Сводят с ума. Язык вылизывает каждую венку. Ласкает головку.
А в следующую секунду заглатывает целиком.
У Кларка подгибаются колени. Будто рядом метеорит намешали. Красный, зеленый, желтый… в этот калейдоскоп, наверно, даже фиолетовый затесался.
О, эта теснота у головки и ниже! Все ощущения тела концентрируются на нижней части члена. А Лекс каким-то образом еще и умудряется сосать и лизать прямо снизу! Да, вот там… А-а-а-а… Как там, оказывается много эрогенных точек…
Мышцами горла Лекс массирует всю длину члена любовника. И чувствует, как по его телу пробегает дрожь. Лекс предостерегающе кладет ему руки на бедра. Только не дергайся! Но Кларка буквально трясет. Приходится выпустить его член изо рта и продолжить в менее экстремальном ритме.
Снова посасывать. Полизывать. Подразнивать. Снова вбирать в себя дрожь. Волю. Сперму.
Кларк до крови закусывает губу, чтоб не заорать на весь дом. Окружающий мир срывается и уносится в душевой слив.
Мира нет.
Жизни нет.
Его самого не существует.
Темнота.
Капли.
И кто-то по имени Лекс.
Кто-то очень важный для него.
Жизненно важный для него.

– Позволь мне…
– Извини, малыш, я уже опаздываю.
– А как же ты?
– Да я кончаю от одного твоего вида, – смеется Лутор. – Как бы иначе я протянул возле тебя всё это время без постели?
– Но…
Нежный поцелуй. Сначала обхватить одну губку. Потом другую. Обе. Языки порхают, как бабочки. И что-то такое порхает внизу живота.
– Всё замечательно, правда. Но мне действительно пора. Не забывай, по твоей милости мне придется лезть через окно. А это тоже лишнее время. К тому мне сегодня нужно заскочить кой-куда.
– Опять расследование? – Кларк бы нахмурился, но после такого оргазма даже лицевые мышцы на полном расслабоне.
– Никаких расследований, пока синяки не сойдут. Обещаю. К десятому числу мне нужно быть в форме.
– А что у нас десятого?
– Сюрприз. Приятный сюрприз для тебя. Я знаю, тебе понравится.

Из-за балюстрады второго этажа Оливер с ехидной усмешкой наблюдает за курьером. Стоит дурачок, рот разинул. Еще бы, ты таких материализованных бабок и в кино не видал. Как же это чувствуется-то сразу! Вон и дворецкий Томас не зря губы кривит: тоже чувствует. Но помалкивает – должность такая. Хотя пол после тебя вымыть наверняка прикажет. Впрочем, приглашения он тебе принес, что еще тебе, оборвыш, надо? Облизнулся и пятится на выход. Боже, как же ты жалок! Что ж ты, Лекс, нормальнее курьера подыскать не мог? Денег, наверно, не хватило. Странно, что на приглашения наскреб.
Где ж ты их взял, Лекси-бой? Неужто и впрямь на углу постоял? Воображение тут же рисует Олли эту шикарную картинку: грязный переулок, мельтешащие крысы, огромный потный дальнобойщик вбивается в хрупкое полуголое тело. Если плотнее зажмуриться, видно каждую дорожку от потекшей туши на зареванном от боли и унижения знакомом лице. Вот ведь всё-таки блядь! Так тебе и надо!
Олли чувствует, как сбивается дыхание, а рука в кармане пытается дотянуться до Императорского Жезла. Черт! И когда он стал гомосеком?
А ведь он действительно никогда не думал о Луторовском крысенеше так.
Но вообще ведь думал? И много думал. Будь хоть с собой-то честным. Признай – он был твоим наваждением в школе. Не сексуальным, нет. Просто по жизни. Ты был лидером, он – отбросом. Но ты чувствовал в нем угрозу. Угрозу своей власти, укладу своей жизни. Угрозу себе. Было в нем что-то… Какой-то стержень… Который тебе до чертиков хотелось сломать. А он не ломался, хоть ты тресни! Хоть сам пополам согнись.
И ты невольно начинал его уважать. И ненавидел за это еще сильнее. Каждый раз, когда он уходил от тебя с синяком на гордо поднятой голове, хотелось догнать… и извиниться? Или добить? Чтоб больше не мучить ни его, ни себя. Чтоб больше не сметь восхищаться врагом. Восхищаться… Да ты и замечать-то его не должен был! Негласный лидерский кодекс гласил: ты – главный, остальные – пыль у твоих ног. Грязь. Просто грязь!
Ага, блядь, голем. Из этой грязи вышел чудный голем. И растоптал всё, во что он верил. К чему стремился.
Что в один прекрасный день попытался отрезать садовыми ножницами.
Ничего сексуального, нет. Он просто хотел наконец-то его сломать.
А Лутор просто в очередной раз не сломался.
Мать твою, да все знакомые парни со своими «хозяйствами» носились, как со святыней. Им только намекни: «Я те яйца отрежу», – враз от страха б обделались. А этот даже не пикнул.
И в той комнате сломался Оливер. Когда не смог доломать врага. А Лутор в очередной раз ушел с гордо поднятой головой. Хоть и со спущенными штанами.
Боже мой! Иногда Квину даже хотелось, чтоб парни догадались: никакой он не лидер – просто до одури запуганный (самим собой запуганный) мальчишка. И все его «зверства» – от страха. От страха не соответствовать. Фамилии Квин. Репутации. Званию. Он просто боится это всё потерять.
Но порой мечтает это всё потерять. Послать на хрен. И чтоб больше не надо было никому ничего доказывать. И не надо было ни с кем бороться. За власть и территорию. За собственное мнение.
Чтоб можно было просто поболтать с парнишкой, который вызывает у тебя восхищение. Силой духа. Стойкостью. Волей. Даже если он лысый уродец. Нищий лысый уродец. Отброс и пыль. Грязь.
Его личный голем.
А потом он почти забыл его. Утопил воспоминания в пьянках и оргиях. Заменил его Кларком. Еще одним стойким оловянным солдатиком. Только на этот раз не уродцем. Достойным выходцем их достойной семьи. Ровней.
По положению, быть может. Но не по духу. Нет, не по духу. Духом тебе до них с Лексом не дотянуться. У тебя не дух – душок. Противный душок. Чувствуешь, как попахивает?
А Лекс всё также тебя восхищает. Всё также тянет сломать. Просто теперь ты знаешь, что член – это не просто красивый причандал, которого нет у девчонок. Им можно пользоваться и по-другому.
Когда ты увидел его там в клубе… Когда ты понял, что это он… Ты почти пожалел, что он не баба. Все телки, что были в твоей жизни – так, для дойного стада. А вот эта породистая буренка могла бы пойти на племя. Чтоб хоть в детях твоих было это достоинство. Дух этот.
Но Лутор в очередной раз тебя наломал. И ты вдруг поймал себя на мысли: «А что собственно мешает?» Чай, не пятнадцать лет, знаешь уже, как это между мальчиками бывает. Может, хоть это-то его, гада, сломит?! Должен же он когда-нибудь сломаться! Даже отец сломался после развода с мамой… И этот… просто обязан…
– Мистер Квин, – один из телохранителей почтительно замер в паре метров. Как же его? Майкл? Майлз? Фиг с ним!
– Что там у вас?
– Мы расконвертировали файлы с браслета.

URL записи

[Juliya_Luthor]

09-1

30.06.2010 в 06:14

Пишет  dora_night_ru:

Начнем с письменных поздравлений…
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть девятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: по логике вещей здесь должен был быть Олли. Но я не захотела портить себе праздник. Обойдемся без него как-нибудь, лады?
Статус: в процессе
Саммари: И Кларк не понимает: как можно заниматься этим с кем-то другим?!

Лоис Лейн – та еще сучка. Это вам каждый скажет. Малолетка еще, но стервозности на четверых взрослых хватит. А уж что касается добывания новостей – если надо, она вырвет их у вас с глоткой. Поэтому лучше не записывайтесь к ней на интервью.
Лекс эту фифочку с хваткой бультерьера никогда не любил: слишком она напоминала ему его самого, просто в более «нарядной» упаковке. Нацепила тушку облезлого тушканчика – и корчит из себя белую и пушистую. Талантливо умалчивая о блохах.
Но сильней, чем Лоис Лейн-потенциального конкурента Лекс не переваривал Олли Квина-детского врага. А в борьбе с Квинами любые «лоис» хороши.
– Это бомбовый материал, Лутор. Если, конечно, хотя бы десятая его часть – правда.
– Ну так проверь. Ты репортер или фотомодель? Так давай я сфоткаю тебя на память и чеши назад к своим софитам. Или сделай эту статью. – «Сделай этих чертовых Квинов!»
– Я-то репортер. Я отличный репортер, Лутор. И как отличный репортер я отлично знаю, что такие материалы не дарятся просто так.
– От меня Перри такой материал не возьмет. Ты же в курсе на счет моего папочки и старших Квинов, а наш старичок Уайт ужасно не любит повторов. Но и материал ты видела! Черт! Такое нельзя упустить! Это же готовая «пулитцировка»! Я это знаю! Ты это знаешь! И всему остальному Метрополису пора об этом узнать!
– И ты вот так просто отдашь эту «конфетку» мне? – щурит кошачьи глаза мисс Лейн.
– Там материала хватит на целую серию статей. Твое дело – заставить Перри это начать. А на финальной стадии я к тебе присоединюсь. Так уж и быть: потерпим общество друг друга. Ради великой-то цели.
– А премию как делить будем?
Скорбный, скорбный миг! Лекс буквально выдавливает из себя:
– Возьмешь себе. – И тут же старается себя утешить: – Я себе еще заработаю.
Лоис пренебрежительно жмет покатыми плечиками. Тянет время, раз за разом пролистывая уже наизусть заученные листки печатного текста. У нее профессиональна память. И профессиональный нюх. Но может быть, не стоит?
Лоис нежно поглаживает краешек папки. Еще раз наугад открывает подборку. Щурится, как кошка на мышку. Но упустить такую «мышку» просто не может. Черт, да она удавится, если такой материал уплывет у нее из-под носа!
– Конечно, я должна его проверить… – недовольно тянет Лоис. Будто это она, а не Лутор делает тут одолжение. – Завтра…
– Завтра у меня свидание. Послезавтра.
– Свидание? – возмущенно шипит репортерша. «Променять работу на личную жизнь?» – вопит ее внутренний голос – и вдруг ехидно ухмыляется: – О, ну конечно, свидание. Выгуливаешь хозяйского щеночка? Я и забыла, что это часть твоей работы. Основная часть.
– Лейн, – предостерегающе обрывает ехидную тираду Лутор, – ни слова о Кларке. Обо мне – сколько хочешь. О Кларке – ни звука.
– О, – понимающе тянет Лоис. И будто гаснет изнутри. Как хэллоуиновская тыква, в которой задули свечку. – Извини, Лутор.
Уж она-то знает: поставить кого-то выше работы и собственных писательских инстинктов – это действительно серьезно. Это уже не шутки.
– Влип ты, Лутор.
О чудо из чудес! В голосе этой заразы слышится сочувствие?
– Переживу.
– Да уж постарайся. Хотя бы пока я статью не закончу.

Кентовский дом стал родным как-то подозрительно быстро. С отцовским пентхаусом было сложнее. После родительского развода всё вообще стало слишком сложно. Как-то запуталось всё. Да так запуталось, что такой узел проще разрубить, чем распутать.
А у Кентов всё просто. А с Кентами всё легко. Когда рядом Кенты – всё в порядке.
И от этого страшно.
Но ведь Лекс обещал попытаться? А Лекс всегда держит слово.
А еще Лекс всегда первым делом по возвращении домой бежит к холодильнику. Уже скорей по привычке, чем по необходимости: оказывается в «Дэйли-Плэнет» неплохо платят, если не приходится тратиться на квартиру и кота. Вполне хватает на обеды. И на такси.
И на те ужасные флоксии, которые так любит Марта Кент. Лексу уже самому надоело их ей таскать. Но миссис Кент каждый раз так радуется, будто впервые букет получила. Просто она забыла уже – каково это, когда мужчина дарит тебе цветы. Не воспитанник какого-нибудь приюта согласно сценарию праздника, а молодой человек. Пусть даже гей. Пусть даже возлюбленный сына. Но молодой ведь. И очень даже симпатичный. И Марта краснеет каждый раз, как девочка, принимая от Лекса букетик.
А мужчины Кент уже и забыли, когда дарили цветы прекрасной половине семейства. Только и знают, что раздраженно скрипеть сенаторскими зубами. Или в лучшем случае – непонимающе хлопать прелестными длинными ресницами. Скрипят, хлопают – а выводы так и не делают.
Лекс грустно вздохнул, запивая сэндвич молоком. Кларку не намекать надо, а целую инструкцию составлять. И чем полнее – тем лучше.

[Juliya_Luthor]

09-2

– Я начинаю подозревать, что наш холодильник ты любишь сильнее меня.
Лекс скользит взглядом по сильной накаченной фигуре, типа небрежно привалившейся к дверному косяку и понимает, что он голоден. Реально голоден. У них не было секса с того утреннего минета в душе. Поцелуи и обжимания на лестнице не в счет. Тем более когда речь идет о Кларке.
Черт, как же он красив! Есть в нем что-то… неземное… сверхчеловеческое…
– Не я. Мой желудок. А вот другая часть моего тела определенно больше любит тебя.
В следующую секунду Лекс оказывается на столе. Припечатанный столь любимым им телом. Он ведь любит только это тело, правда? Только тело и его холодильник. Остальное не в счет…
Лутор, ты жалок со своими дешевыми отмазками. Хватит уже. Будь хоть с собою честным.
«Просто я не верю в любовь», – честно признается Александр. И буквально силком тащит Лекса на попятный.
– Не думаю, что это хорошая идея, Кларк.
– Я соскучился.
– Твоей маме не понравится, как мы используем ее кухонный стол.
– Мама повела папу на оперу.
– Их нет дома? – луторвская бровь так соблазнительно взмывает вверх.
Мать твою, да после недели воздержания Кларк твердо убежден, что Лекс даже дышит соблазнительно.
– И не будет до вечера. Зато вечером папа будет еще большим брюзгой, чем обычно. Я чувствую настоятельную потребность заранее запастись терпением.
А вот руки Кента терпением явно не отличаются: мало того, что рубашку на Лексе задрали, так уже и в джинсах хозяйничают.
– Их не будет до вечера, – довольно тянет Лекс. – Что ж ты, гаденыш, раньше молчал?
– Решил дать тебе спокойно поесть.
– Дать мне? Отличная идея, Кларк. Просто великолепная.
Лекс сам скидывает пиджак. Сдирает рубашку. И майку Кларка – тоже к черту.
– Где там у твоей мамы масло?
По телу Кента пробегает сладкая дрожь.
– Господи, неужели?!
– Лучше «Господи, наконец-то»!
– Лучше поцелуй меня… там… – просит Кларк. И краснеет, как барышня.
– А волшебное слово?
– О Господи, мать твою, ПОЖАЛУЙСТА!
Лекс остервенело дергает завязку Кларковых спортивных штанов, краем глаза автоматически подмечая оливковое масло в уголке у плиты. Жаркой дорожкой из поцелуев он спускается по животу вниз. Стягивает плавки. Выпускает «жеребчика» на свободу…
– Поверить не могу, Джонатан… ха-ха-ха… просто поверить не могу…
Он тоже не может. Даже пошевелиться не может – не то что поверить. Лекс просто впадает в ступор. Ну чтоб тебя! Хорошо хоть в рот взять не успел: откусил бы на хрен.
В последнюю секунду Кларк ватными руками успевает таки натянуть футболку. Лекс накидывает пиджак на голое тело, ногой запихивая рубашку подальше под стол.
Вошедшая на кухню чета Кент застает идеалистическую картинку: их мальчики жуют домашнее печенье, жадно запивая молоком из одного стакана. Вот только как-то подозрительно злобно жуют.
– О, Лекс, ты уже дома, – Марта сама приветливость.
– Угу, Марта, вы тоже, – Лексу даже жаль, что он не может ответить ей тем же.
– А мы с Джонатаном собирались в оперу…
– Да ну?
– А выступление отменили. Вы представляете? В кои-то веки выбрались в театр, а примадонна сломала ногу.
– Ну так сходили бы в кино, – сквозь зубы шипит Кларк. И старательно жмурит глаза, чтоб не подпалить чего ненароком.
Тон Марты тут же меняется: она интуитивно чувствует настроение сына.
– Что-то случилось, Кларк?
– Ничего. Абсолютно ничего! Чтоб вас!
– Кларк! – потрясенно охает Марта.
Она решительно не понимает, что с ее сыном. А вот Джонатан, кажется, догадывается. И мимо воли расплывается в довольной ухмылке. Эх, вечер удался! Не только на этот классический визг идти не пришлось, так еще и домой вернулись – вовремя. А жизнь-то хороша.
– Мне нужно побегать, – Кларк кидается к выходу во двор.
– Мне нужно в душ, – мрачно бросает Лекс, пятясь в зал.
– За это можно и выпить, – довольно лыбится Джонатан.

– Надеюсь, это будет номер в отеле.
– Терпение, Кларк.
– Нет, я серьезно, если ты везешь меня в кафе или в… оперу, – последнее слово Кларк буквально выплевывает, – можешь смело вызывать мне адвоката. Потому что я изнасилую тебя при свидетелях. И чем больше там будет людей, тем больше будет свидетелей.
– Людей там будет много, – в голосе Лекса слышна усмешка.
– И что за дурацкая идея завязать мне глаза?
– А я предупреждал, что это будет сюрприз.
– Мне хватает сюрпризов от моих родителей, которые в последнее время взяли идиотскую моду являться домой без предупреждения. Слушай, может, мы переедем?
– Отличная мысль. Одна моя знакомая как раз сдает трейлер. Чудный миленький трейлер в ретро-стиле с видом на мусорку.
– Плевал я на виды. Там кровать есть?
– Там есть много поверхностей, на которых можно потрахаться. По сути, весь трейлер и есть одна сплошная поверхность для потрахаться.
– Отлично. Просто супер. Слушай, Лекс, к черту твой сюрприз – поехали к твоей знакомой. Или мы туда и едем? Кажется, я слышу запах помойки…
– Угомонись, Кларк, – Лекс откровенно ржет. – Всему своре время.
– Кстати, о времени. Пока мы едем, мы вполне могли бы…
– Уже приехали.
Повязка исчезает с глаз. Кларк пару раз недоверчиво щурится.
– Ты привез меня… к Квинам?
– Я привез вас на бал. Мой принц.
– К Квинам?
– Ради тебя, Кларк, я готов потерпеть даже Квинов.
Кларк испуганно замирает: это было чертовски похоже… похоже на… почти признание… И у Кента мгновенно пересыхает в горле.
– Лекс…
– Официальное объявление отношений, Кларк. Если мы выйдем на эту ковровую дорожку на растерзание репортеров светской хроники – это будет официальное объявление наших отношений. Если ты захочешь.
– Я…
– Или мы можем не тормозить у входа, а просто проехать мимо. Если ты еще не готов. Устрою тебе экскурсию по трейлеру, – Лекс пытается улыбаться. У него даже почти получается. Почти.
– Трейлер, – задумчиво кивает Кларк. – Отличное предложение. Я с удовольствием его приму. После бала.
– Мы… тормозим?
– Наоборот – идем вперед. По-моему, уже время.

[Juliya_Luthor]

09-3

Блеск. Блеск. Блеск. Хрусталь. Зеркала. Наряды. Всё это ослепляет. Даже Лекса. А Кларк и вовсе теряется. Он бывал на подобных мероприятиях только с родителями. И то всё было не так роскошно. Кларк инстинктивно пятится в тень. И чуть не врезается в лакея. Черт, да их тут как статуй. Точней, половина статуй – живые. Предусмотрительные лакеи и просто застывшие актеры. В золотых и бронзовых нарядах. И те, и другие мало отличаются от настоящих скульптур.
Кларк шарахается от лакея и испуганно цепляется за руку Лутора. Тот хотя бы выглядит уверенным.
– Я начинаю думать, что ты выбрал чересчур экстравагантный способ объявить о наших отношениях.
– Неправда. Вот если бы я сейчас разложил тебя на банкетном столе при всех этих матронах и их досточтимых супругах – это, пожалуй, было бы экстравагантно. А так это элегантный способ…
– Развести людей на бабки. Кстати, где ты взял такие деньги?
И получает в ответ шикарную улыбку.
– Выпить хочешь? Пару бокалов шампанского – и тебе сразу полегчает.
– Лекс, – подозрительно хмурится Кларк. – Откуда у тебя такая сумма?
– У папы занял? В счет «голубых» долгов?
– Да ты удавишься прежде, чем возьмешь хоть цент у своего отца.
– У твоего отца?
– И мой отец удавится прежде, чем даст тебе хоть цент.
– В лотерею выиграл?
– Лекс, – парень уже раздраженно поворачивает Лутора к себе.
Они замирают посреди лестницы. Вокруг толкаются люди. И в этом галдеже и суете Кларк силится прочесть выражение лица своего парня. Официального парня.
– А где твоя камера?
– Дома осталась.
– О боже, – потрясенно тянет Кент.
– Кларк, перестань, – Лекс пытается скрыть смущение раздраженным тоном.
– Ты продал камеру? Свою камеру? О боже! Ты…
– Заложил. Я ее заложил. И я ее выкуплю. И не смей больше попрекать меня моим финансовым положением…
– Лекс, пожалуйста…
– Да, я закладываю вещи, чтоб повести тебя на свидание, и если тебя это оскорбляет…
– Но это не вещи. Это твоя камера. Я для тебя правда дороже, чем твоя работа?
– Я заявления на увольнение не писал.
Кларк вдруг улыбается. Светло и солнечно. Ярче, чем все эти хрусталя, зеркала и наряды.
– Тогда это серьезно.
Лекс смущенно умолкает. Он обескуражен этим разговором. А главное – обезоружен этой улыбкой.
– Ты только сейчас заметил? – ворчит он.
– Ну так за это надо выпить. Где там твое шампанское?

Кларк честно отбывает на балу все пять часов. Терпит классическую музыку в исполнении столичного оркестра. Давится черной икрой и этим пузырьковатым шампанским, от которого противно щекочет в носу. Дебильно лыбится знакомым (черт, со сколькими придурками он, оказывается, знаком!). Заодно представляет им Лекса. Своего официального парня.
Кларк не позволяет себе жаться по углам и шарахаться от прислуги. И даже получает какое-то извращенное удовольствие от происходящего.
Потому что это – самое малое, чем он может отблагодарить Лекса.
Такого спокойного, самоуверенного Лекса. Лениво потягивающего шампанское. Пренебрежительно усмехающегося. Отпускающего саркастические замечания. Так быстро освоившегося тут. Которому все эти патроны улыбаются, как родному.
И даже не догадываются, что он заложил единственную ценную вещь, что у него была, чтобы быть тут. Быть тут с Кларком.
Разве это не лучшее доказательство любви?
Но внутренний голос предательски молчит. Конечно, это ж тебе не на крыше трахаться. Человеческие отношения – это сложнее. Сложней, чем желания.
– Хочу тебя, – шепчет Кларк в округлое жемчужное ушко.
– А как же танцы? – Лекс хочет казаться насмешливым, но его выдает враз севший голос.
– Потанцуем дома. Если понадобится – я запру родителей в кладовке.
– Садюга, – смеется Лекс. – Исключительно из уважения к твоей маме и чтоб избавить ее от издевательств родного сына – я снял нам сегодня номер в отеле.
– И всё это время молчал? Ну и кто из нас садюга?
– Мне казалось, тебе здесь нравится.
– Нравится, – соглашается Кларк. – Потому что ты рядом. Но я хочу, чтоб ты был еще ближе.
И это тоже – почти признание. Признание захмелевшего мальчишки. На него не действует алкоголь. Зато действуют поступки. Черт возьми, он чувствует себя принцессой, ради которой рыцарь зарубил дракона. Какого-нибудь грязного и не слишком симпатичного. Которого не жалко.
Блин, ради Кларка никто и никогда… Из-за своих способностей рыцарские доспехи всегда перепадали ему. И вдруг кто-то взял эту роль на себя. Сам. Добровольно. Пожертвовал чем-то ради Кларка. Ради него еще никто… ни разу… Родители не в счет. Это ж родители. А вот чтоб друзья… девушки… парни…
Это чертовски похоже на доказательство любви. Ну правда же? Правда?!
«Да любит он тебя, любит! – не выдерживает внутренний демон. – Валите уже в койку…»
Кларк только усмехается и приказывает гормонам заткнуться.
Всему свое время.

Лекс целует его, едва захлопнув двери номера. Его жадный жаждущий язык буквально берет рот Кларка приступом. Тараном. Сметающим барьеры. Сметающим сомненья. Язык исследует каждый уголок столь желанного рта. Их накрывает. Обоих. Эта потребность – одна двоих. И времени нет. Только полумрак спальни. Только прохлада простыней. Только стоны. Чьи-то стоны. Его? Лекса? Его или Лекса?
Их стоны. Их желание. Их потребность друг в друге.
Губы Лекса ласкают его лицо. Руки Лекса ласкают его тело. И он всем телом льнет к нему. Ластиться. Пытается впечататься в него. Навеки.
Времени нет.
И одежда уже куда-то подевалась.
Эта кровать повидала много метрополисских парочек. Но вряд ли когда видала столь самобытный танец страсти.
Наконец руки Лекса вжимают Кларка в матрас. Хулиганский язычок ныряет в пупок. Танцует танец живота. Во всех смыслах. И обещает… Обещает… Обещает… Будет дальше. Будет лучше. Будет больше. Но главное – будет. Всё у них будет.
Рот на правом бедре переходит от быстрых укусов к медленным посасываниям и легким поцелуям. Кларк интуитивно раздвигает ноги шире, предоставляя лучший доступ горячему сумасшедшему языку. Язычок скользит вниз. И Кларк будто проваливается в горячую магму. И тонет с головой.
Вскрик. Бедра инстинктивно дергаются вверх. Лекс снова вдавливает их в матрас. Горячее дыхание – там. И весь мир Кларка сужается до точки. До отверстия телескопа. В которое видны звезды. Вся его вселенная.
Вселенная требует: кончить. И эта потребность сильней чем потребность в кислороде. Потому что он задыхается от желания.
Горячий рот отпускает. И от этой потери хочется выть.
И стонать от желания.
И кричать от счастья.
Определись, дружок. А пока не определился – не мешай.
О, привет, внутренний демон. Ты прямо к десерту. У нас на десерт яички. Вместо леденцов.
– А-а-а-а…
И это всё, на что Кларк сейчас способен. Кричать и подчиняться.
Развернуться. Прогнуться. Стонать.
Когда язык входит в анус. Проникает так далеко, как только может. И Кларк забывает собственное имя.
Когда язык выходит из него – хочется кричать. От разочарования. Когда в него входит палец – хочется кричать. От счастья. Конечно, это не так хорошо, как язык. Но это лучше, чем вообще пустота.
Снова перевернуться на спину. Не выпуская палец из себя. А теперь – второй. Который задевает что-то внутри. Что-то что заставляет вскинуть бедра и кричать. И молить. И просить о большем.
Лекс входит в него одним резким движением. Точным. Выверенным. Четким. Как к себе домой. Будто всю жизнь только этим и занимался. И даже внутренний голос не находит к чему придраться.
Единение. Слияние. Единство.
Это ошеломляет. Оглушает. И расставляет всё по местам. Да, только так. Только – с ним. Только с Лексом. Как можно заниматься этим с кем-то другим?! Нет-нет, только с ним. Только с Лексом его сердце бьется в унисон. И этот стук – глубоко внутри, в самом-самом его естестве – заставляет Кларка чувствовать себя таким уязвимым. И таким невероятно сильным.
Его бедра непроизвольно двигаются навстречу партнеру, из раза в раз встречая его на полпути. Будто предугадывая каждое движение. Еще один толчок, задевший ту самую точку – и Кларк кончает. И кричит, будто в последний раз.
Лекс в последний раз входит в него так глубоко, как только может – и кончает внутри Кларка.
Их языки снова сходятся в танго, пока тела содрогаются в только что пережитом оргазме.
– Я люблю тебя.
Это же так очевидно.
И маленький пугливый Александр сдается. Отступает, позволяя Лексу:
– Я тебя… тоже…

URL записи

[Juliya_Luthor]

10-1

08.07.2010 в 00:51

Пишет  dora_night_ru:

"Сенсация". Прода №10.
Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть десятая.
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: неладно что-то в Датском королевстве...

– Где вы были?
Учитывая, что ушли они вчера в седьмом часу, а сейчас уже начало второго – у сенатора Кента есть все основания задавать этот вопрос своему сыну и его… гм, уже точно любовнику. Но вот в чем беда: у Лекса нет ни малейшего желания на него отвечать. Лекс в последнее время и так что-то слишком много болтает.
Нет, ну в конце концов, это ведь дом Кларка. Отец Кларка. И любовник – тоже Кларка. Может, он сам как-нибудь… А Лекс пока сходит в душ. Молча.
Подленько, конечно, звучит. Даже для внутреннего диалога. А уж сказать такое вслух у Лекса язык не повернется. Хоть он и Лутор. Тем более – что он Лутор. Боязнь быть хоть в чем-то как отец – для Лекса это уже фобия. Поэтому надо собраться с силами и перетерпеть очередную истерику Кента. Просто набраться сил…
– Лекс, ты не оставишь нас на минутку?
Может, это и подло, но Лекс чувствует облегченье. И затыкая совесть отмазкой, что это «Дом Кларка. Отец Кларка. Любовник Кларка», молча выходит из гостиной.
– Так где вы всё-таки были?
– Лекс возил меня на Бал тюльпанов.
– Угу. Джеб мне уже сообщил. И еще парочка знакомых сочла своим долгом просветить, с кем встречается единственный сын.
– И?
– Я поблагодарил их всех за беспокойство. Но с выводами решил подождать. Только вот ждать пришлось долговато. С бала уже даже официанты часов шесть как разошлись. А вы где шлялись?
– Лекс снял номер в отеле.
– Господи! Он что, потащил тебя в какой-то клоповник?
– Ну почему. Очень даже приличный мотель.
– Я так понимаю, тебе всё понравилось.
– Очень.
– Ну хоть какая-то с этого Лутора польза.
– Папа, я люблю его.
– Кларк, сынок…
– Я его правда люблю.
– Сын, послушай! Первый раз… да еще с таким пройдохой, как Лутор… Абсолютно новые ощущения… Ясное дело, ты растерян. Но ты сам знаешь: секс не повод для знакомства. В том плане, что это еще не…
– Я люблю его, папа.
Джонатан осекается на полуслове – да так и замирает с приоткрытым ртом. Свет всех аргументов вселенной теряется в черной дыре юношеской убежденности. В слепой вере первой любви.
– И что теперь?
– Ничего не поменялось. Ты мне всё так же дорог. И ты, и мама. Но теперь у нас есть еще и Лекс.
– У нас, значит. А, может, без меня как-нибудь?
– Папа!
– Ну хорошо, хорошо! У нас есть теперь Лекс. Помимо того, что он живет в моем доме, он теперь еще и будет спать с моим сыном. Где вы, кстати, будете спать? – недовольно ворчит Джонатан.
– Одна знакомая Лекса сдает внаем трейлер. Почасово.
– Знаю я его знакомых! – вскидывается сенатор.
– Откуда? – хитро щурится Кларк.
– Ну… Может, и не лично… – Кенту приходится идти на попятный. – Но моему сыну ни к чему шляться по трущобам. Чай, не бездомный ты у нас.
– Но вы с мамой всё время приходите не вовремя.
Джонатан окидывает сына пристальным взглядом. Силится рассмотреть в нем хоть малейший намек, что всё еще можно исправить… Пустое. Остается только смириться.
– Ну так поставь на дверь щеколду, балда, – и отвешивает сыну ласковый подзатыльник.

Лекс принимает душ и заваливается спать. Он сейчас не в состоянии думать. Анализировать. Что-то решать. Он выжат. Эмоционально выжат. Тело готово трахаться до потери пульса. Но душа изнасилована недавним недопризнанием.
Я тебя… тоже…
Люблю.
Но вот этого-то он и не сказал.
Он может первым пригласить на свидание. Может простить почти изнасилование. Заложить любимую камеру. Отодвинуть работу. Черт, он даже может найти что-то приятное в трехчасовом футбольном матче!
Не может сказать «люблю».
Именно потому что любит.
Именно потому что хочет любить. Жаждет. Алчет. Вожделеет.
Любви. Любви вот этого наивного мальчишки. Маменькиного сынка, который и жизни-то, наверняка, не видал еще. Который не знает потерь. Не знает предательств. Чистый, невинный мальчишка. Которому не место рядом с ним.
А он… Он мерзкий и грязный. Расчетливый сукин сын. Лутор – и этим всё казано. Он его отравит. Когда-нибудь. Сделает больно. Или Кларк сделает больно. Кто-то из них сделает другому больно… Так всегда было. В жизни Лекса все отношения кончались болью. Он почти к ней привык. Сроднился с ней даже. Она позволяет ему чувствовать себя… человеком… Потому что единственное общее у Луторов с людьми – их общая способность чувствовать боль. Во всем остальном Луторы – звери. Хуже зверей.
Лекс любит боль за то, что она дарит ему иллюзию, будто он – как все. Тоже человек.
Лекс любит боль. Но он, мать твою, не готов испытать боль от Кларка! Не готов и никогда не будет готов! Потому что боли от Кларка он не выдержит… Он интуитивно… своим звериным чутьем чувствует… что эта боль его сломает. Поэтому ему не место рядом с Кларком…
Который спит рядом.
Со сна Лекс не сразу понимает откуда это тепло. И почему так спокойно. И не хочется ничего, кроме…
Черт, осознание собственной слабости шпарит крутым кипятком. Буквально выкидывает с постели. С дневного сна мутит. Тело в испарине. А в горле пересохло. Голова чумная. И хочется рухнуть назад. Прижаться к родному телу…
И плакать, мать твою, как сопливой девчонке из-за дурацкой невозможности разобраться в себе!
Но лучше, наверное, выпить и пойти прогуляться. Хотя бы по саду.
Но просто выпить не получается. Черт, ну почему все Кенты напиваются в кухне? Не в кабинете, не в спальне, не где-нибудь под забором? В конце концов, кухня – это почти общественное место… За исключением тех моментов, когда Лексу с Кларком приспичивает там потрахаться.
Хотя не так уж миссис Кент и пьяна. Бокал вина рядом – это скорей часть декорации. Но иногда лучше бутылка виски, чем детский альбом.
– Знаешь, Кларк всегда был замкнутым ребенком. Ни друзей, ни хобби. Футбол вот, разве что… Да и тот – в последних классах. И почти ни с кем никогда не дружил. И никогда ни на что не жаловался. Я никогда не знала, что у него на душе. Он только с виду – открытая книга. Вот только такой клинописью написанная! Ничего не разберешь. Если сам не захочет. А он не хочет. Из благородных побуждений, конечно. Чтоб не тревожить. А я мать… Мне иногда хочется… потревожиться… Попереживать за него…
– Марта…
Лекс умолкает на полуслове. Что тут скажешь? Он не умеет общаться с матерями. Они для него не просто клинопись – тайновязь. За семью замками тайновязь. И каждый замок по больной мозоли натер.
– Не обращай внимания, Лекс, – Марта с трудом глотает слезы, стараясь незаметно утереться рукавом халата. – Я просто… Это кризис среднего возраста, наверно. Синдром пустого гнезда. У вас ведь с Кларком теперь свое гнездо?
Ком сдавливает горло. До слез. Не то что сглотнуть – вздохнуть нельзя. Лекс в отчаянии сжимает кулаки. Нельзя! Только не перед Мартой!
– Он еще даже университет не закончил.
– Да, конечно. Джонатан тоже твердит, что это не навсегда… То есть… Прости, я не знаю, что несу! Просто… Я упустила момент, когда он стал взрослым. Понимаешь? Что же я за мать, если упустила такое?
Ну хоть здесь он знает, что ответить. Честно и прямо.
– Вы отличная мать, Марта. Лучшая из всех, кого я знал.
– Но он даже не сказал, что вы встречаетесь! Он меня боится? Не доверяет? Почему он не сказал, что ему кто-то понравился? Что он влюблен…
Лексу снова нечем дышать. Да что ж такое? Он до конца разговора доживет? Или сдохнет от удушья?
– Кларк очень вас любит.
– Но он со мной не откровенен. Разве ты скрыл бы такое от своей мамы?
«Лекс, сынок, мама взяла кое-какие мои документы… И забыла выложить. Женщины… Вечно всё забывают. Но мы не будем на нее за это обижаться. И беспокоить по пустякам тоже. Пусть себе принимает ванну. Она устала, ей нужно отдохнуть. Этот судебный процесс отнимает у нее столько сил. Еще бы, такое громкое дело! Такое любопытное громкое дело… Мда… Мы не должны ее отвлекать. Так что просто принеси мне их, а? А я пока потру маме спинку. Мы с ней поиграем немного в свои взрослые игры… ха-ха… А ты возьми бумажки из зеленой папочки – и отнеси в мой кабинет… Она даже не вспомнит о них…»
– Между любящими родственниками не должно быть тайн.
– Тогда почему он ничего не обсуждает со мной?
«Дрянь! Малолетняя дрянь! Ты рылся в моих документах! Признавайся, маленькая скотина! Твой отец выполоскал на своем шоу все подробности моего дела! И ты ему помогал, признавайся! Ты, Иуда немощная! Рылся в моих вещах! Рылся?! Говори! Говори, гаденыш! Откуда они у него?»
– Он обсудит. Когда это будет ему нужно. Или вы сами поговорите с ним – если это нужно вам. Не тратьте время на обиды. Просто поговорите с ним.
– О Лекс! Ты хороший мальчик. Твоей маме с тобой повезло.
«Машину и домик в Колорадо я забираю. А этого стукача оставь себе. Он тебе еще пригодится. Информацию добывать»
Он больше никогда ее не видел.
Губы кривит жалкая улыбка. Хорошо, что миссис Кент не видит ее из-за слез.
– Это вряд ли.

[Juliya_Luthor]

10-2

Если Оливер и мечтал когда о младшем брате, то только о таком как Кларк Кент. Щеночек с обожающим взглядом, который в случае чего может стать доберманом.
Вот только питомцы никогда не врут своим хозяевам.
И Оливер сейчас чувствует себя так, будто его укусила любимая собака. Верный преданный пес. Ты доверял ему как себе. А он цапнул тебя за самое дорогое. И умотал в соседний двор к какой-то сучке как ни в чем не бывало. Конечно, у сучки течка, стоит сделать на это скидку.
Олли снова пролистывает фото с приема. Вот снисходительно ухмыляющийся Лутор. Вот он приобнимает Кента за талию. Вот треплется о чем-то с миссис Куран. Старая грымза. А вот на балконе. Расслабленный галстук, запрокинутое лицо, подставленная ветру шея. Глаза прикрыты. Но это ничего не значит: Олли уверен, эта луторовская шалава отлично знает, что Кент рядом. Вот как раз прижимается сзади. Вжимается бедрами в задницу. Суки!
Ну, ладно, Кларк, пользуйся, пока можешь.
Можешь и дальше мне врать. Можешь и дальше корчить из себя героя. Можешь пустить пять лет дружбы псу под хвост. Можешь даже увести у меня Лутора. Недалеко. За угол. Но скоро старина Олли всё вернет по местам.
Ты еще прибежишь ластиться к моим ногам, псина метеоритная! Но не сейчас, нет. Сейчас мне нужен твой дружок. Он, оказывается, охренительно как мне нужен!
– Привет, Лекси-бой. Угадай, где твой любовник?

Лекс на взводе. Еще чуть-чуть и сорвется. Он чувствует это. Каждым натянутым нервом чувствует. Переживания, бессонная ночь, разговор с миссис Кент. А теперь вот Кларк не берет трубку. И это после всех грязных намеков Квина.
– «Видел бы ты этих цыпочек, Лекс!» – передразнивает он Оливера. – «У тебя на них никогда денег не хватит!» «А что вытворяет наш малыш!» Вот-вот, что там вытворяет наш малыш? Где носит эту маленькую сволочь?
«Абонент отключен или нах…» Лекс с силой давит «отбой». Вот именно – нах! Нах всё! Достало! Мобилка летит в угол. Прямо в руки Лейн. Вот кто, верно, сечет в американском футболе. Вот кому стоило бы быть подружкой квотербека.
Может, именно в этот момент?.. С каким-нибудь проститутом…
– В чем дело, Лейн?
– Я тоже самое у тебя хотела спросить, Лутор. Какая муха тебя укусила? Или дружок с утренним минетом наломал?
– Отвали!
– Слушай, по-моему, тебе пора валерьянки выпить. Или чего покрепче.
– По-моему, тебе пора отвалить от меня!
Лоис не понимает, что случилось. Это ведь Лутор, так? Чертов «Ледник» Лутор. Он всегда спокоен, как удав. Этим и бесит. А сейчас он бесится сам.
– Эй, приятель…
– Я тебе не приятель! У меня нет друзей! Я же Лутор, забыла? У меня ни черта нет!
– Мозгов – так точно, – растерянно тянет Лоис.
– Черт, отъебись от меня!
– И пропустить такое шоу? Да ни за что! В общем, так. Вдох-выдох. Взял пиджак. И мы идем выпить. Иначе ты тут на хрен разнесешь редакцию. А мне же здесь еще работать.

Кларк находит их в баре через дорогу. И облегченье, которое на него накатывает при виде знакомой лысины, покруче оргазма. По крайней мере, некоторых… С тем последним не сравнится, конечно… С тем, последним, ничто не сравнится…
Вот только что это с Лексом? Ужас ледяными щупальцами снова сдавливает сердце. Блин, он даже по Северному полюсу гуляет без шапки, но сейчас – да, это определенно холод. Внутренний.
Восемнадцать пропущенных вызовов. Конечно, что-то случилось. Лекс вообще не звонит просто так, а тут такая настойчивость. И вообще… Лекс в последнее время странный. После того, как они занимались любовью – да, только так – он почти не разговаривал с Кларком. Отмалчивался по дороге домой. И в кафе по дороге домой. И дома. Завалился спать ни свет, ни заря. А утром смылся, как так и надо. Даже записки не оставил. Нет, записочки – это, конечно, по-девчоночьи, Кларк от Лекса такого и не ждал. Но чего-то ведь ждал? Хотя бы поцелуя на прощанье. Хотя бы в лобик. И не говорите, что Лекс целовал. Разве что воздушным поцелуем, сворачивая на соседнюю улицу. Потому что Кларк очень чутко спит. Он вообще очень чутко реагирует на Лекса. У него на Лекса внутренний сенсор. Очень чувствительный, между прочим.
Странное поведение бойфренда беспокоит. А то, что он посреди рабочего дня напивается в компании какой-то девицы – это вообще последняя капля. Или последний литр – судя по его виду.
– Привет.
– Ой, кто пришел! Кто к нам явился!
Издевательская ухмылка заставляет Кларка насторожиться, а брюнетку – смутиться.
– Э-э-э, привет. Я Лоис Лейн.
– Я Кларк Кент.
– Знаю. Видела пару раз фото. Ну и на матчах. Хотя там ты обычно в шлеме. Я напарница Лекса, – торопливо поясняет она. – Хотя сейчас больше похожа на собутыльницу.
– Да, это… ик… моя напар… пар… Не парься, Кларк, я с бабами не сплю.
– Лекс, что случилось?
– А где ты был?
«Ликвидировал последствия взрыва промышленного завода в Нешвилле», – чуть не ляпает Кларк, но вовремя прикусывает язык.
– Гулял.
– Один? – брови Лекса издевательски-удивленно ползут вверх, а голос прям-таки сочится ехидством.
– Да. Я забыл дома телефон. Вернулся – там пропущенные звонки. А ты не отвечаешь. И я решил к тебе заехать.
Забежать точнее. На суперскорости, да так, что даже запыхался.
– Ну натрахался, а теперь ко мне… конечно… Чтоб я тебе облизал после твоих проституток…
– Каких проституток? Ты о чем? – у Кларка впечатление, что Лекс внезапно заговорил на суахили. А с этим языком Кларк еще не сталкивался. Ему нужно время, чтоб адоптировать восприятие.
– Тебе видней.
– Ему видней, что ты напился, – ворчит недовольная Лоис. – И то, что ты напился из-за него – его мало утешает.
– Так пусть катится к Олли! Тот его сразу утешит!
– Что здесь происходит? – нет, точно, еще чуть-чуть – и Кларк заплачет. От бессилия и злобы. От собственного бессилия и злобы в родных зеленых глазах.
– С кем ты трахался, мать твою?! – Лексу уже плевать на посетителей.
– О господи! – Лоис пытается сползти под стол. По пути перехватывает взгляд их фотографа, Джимми, и молча отрицательно мотает головой: нет, за такой материал Перри точно по головке не погладит.
Хорошо, что в кафешке тусуются в основном ребята из «Дэйли-Плэнет», поэтому из других изданий сюда предпочитают не соваться. Раздел территории, чтоб тебя. Но сейчас это хорошо. Свои есть свои. Свои не сдадут. Чтоб они там не болтали за спиной, на страницы издания это не выйдет. А болтать пусть болтают.
А вот Лексу лучше заткнуться.
– Я тебя спрашиваю, с кем ты трахался?
– С тобой, – растерянно шепчет Кларк, искренне не понимая, в чем проблема.
Лоис с умилением подмечает, какая забавная у Кента мордочка. И глазенки – как у лемура. Не удивительно, что Лутор запал. Она б и сама от такой плюшевой игрушки не отказалась. Может, подобрать после Лекса? Всё равно тому недолго осталось пользоваться. Это ж надо: сам себя и так больно!
– О да! Со мной ты потрахался. Только тебе, видно, мало показалось! Добавки захотелось?
Лоис с вожделением поглядывает на пустую бутылку из-под скотча: может, шандарахнуть Лекса по башке, пока еще есть возможность?
– Перестань, – просит Кларк. Ему кажется, что на них смотрят все. Даже прохожие с улицы. Даже случайные проезжие. Он ненавидит публичное внимание. И сейчас – почти ненавидит Лекса.
– Кстати, он был снизу! – вдруг вспоминает Лекс, обращаясь к коллегам.
И Лоис понимает, что возможность шандарахнуть Лекса по башке она уже упустила.
– Прекрати!
– Стесняешься? А ночью не стеснялся…
Красный. Весь мир красный. Застит глаза. И душит, душит, душит! Кларк задыхается. Хочется ударить. Вбить обидные слова назад в глотку. И лучше через задницу. Впечатать в стену… как там на крыше…
Крыша.
Воспоминание отрезвляет покруче ледяной воды. Сотрясение мозга и сильный ушиб руки. Правая половина лица – один сплошной синяк. И ты хочешь опять? Ты этого хочешь?
Нет! Нет-нет-нет! Кларк отступает и отчаянно трясет головой, стараясь скинуть воспоминания.
– Нет, не стесняешься? Так, может, продолжим? Или устал?
– Тебе нужно проспаться.
«А мне нужно остыть», – и Кларк почти бегом выскакивает из кафе.
– За добавкой побежал? – надрывно хрипит Лекс в след.
– За мозгами для тебя, – отзывается откуда-то из-под столика Лоис.

[Juliya_Luthor]

10-3

Кларк возвращается домой в половину двенадцатого ночи. Он с удовольствием погулял бы еще (Неаполь – чудный городишко), но комендантский час никто не отменял, не стоит ссориться еще и с мамой.
Прогулка пошла на пользу: обида притупилась, ее забила апатия. И даже плакать уже почти не охота.
Вот только в свою комнату он поднимается, как на Голгофу. Может, поспать на диване? Или в гостевой? То-то отец порадуется. Блядь! И хочется сказать: «Этот придурок сам виноват!» – да не получается.
Любовь – это когда интересы другого человека ставишь выше своих.
Никогда не понимал, что мать имеет в виду. До этого момента. Чтоб же ж тебя! Лекс опозорил его перед всей редакцией. А он всё равно не может опозорить его перед своим отцом. Обречь на снисходительно-презрительную усмешку: «Это же Лутор! Чего еще ты от него ожидал?» Они сами разберутся. Ведь разберутся же, правда? Потому что он не готов его потерять. От одной мысли об этом глаза щиплет и хочется выть. Если на одной чаше весов – гордость, а на другой – жизнь без Лекса, то страх потери еще перевешивает. Еще да. Еще страшно представить, когда «уже нет».
Лекс в душе. Слышно, как льется вода. И у Кларка мелькает злорадная мыслишка сбегать отключить колонку: пусть остынет под холодной водичкой. Но это так по-детски. И вообще… Если бы Кларк был уверен, что причинив Лексу физическое страдание, он хоть немного исправит их душевный разлад – ей-же-ей, он бы его ударил. Потом лично бы прикладывал лед, носился, как курица с яйцом, извинялся б, конечно… Если б это хоть что-то исправило.
На кровати открытый ноут. Опять строчил что-то лежа. Кларк чувствует глухое раздражение, ужасно похожее на беспокойство: итак ведь зрение ни к черту, а он всё равно! Ну сколько раз говорить?
Глаза мимоходом скользят по строчкам. И впиваются в них, как приклеенные.
Говорят, что слова – пустой звук. Забывая, что чересчур громкие звуковые волны способны нарушить сердечный ритм и вызвать внезапное приступообразное сердцебиение. Именно на сердце влияют наши слова. Сердце всегда в ответе за пустоту этих звуков. Сердце болит. И от слов болит подчас сильней, чем от поступков. Потому что слова – это тоже поступок. Отражение внутреннего «я». Я боюсь – значит, я огрызаюсь. Значит, я агрессивен. Значит, сегодня я нарушу чей-то сердечный ритм. Потому что собственное сердце не в силах справится с этой болью само. Оно жаждет ей поделиться.
Вот только от причиняемой боли еще больнее. И этот замкнутый круг не разорвать тишиной. Значит, снова нужны слова. Слова как поступок. Станет ли от них легче?
Ваша запутавшаяся ЛЛ.

Кларк обессилено сползает по стенке. Его разбирает истерический смех. Так вот ты какая – ЛЛ! Не, ну попка – что надо, как он и хотел! Плоскогрудая и волос не много. И теперь «она» стопудово ответит на все его вопросы, никуда не денется! Потому что пару ответов Лекс ему точно задолжал.
– Ты вернулся? – Лекс мнется в дверях, стыдливо прикрываясь полотенцем.
– Угу. За добавкой.
Лекс опускает глаза. Голос звучит глухо, и от этого еще более агрессивно:
– Я тебя предупреждал.
– Угу, – снова соглашается Кларк. – Я помню: чем раньше разочаруюсь, тем менее болезненной будет разлука. Не рановато ли ты решил меня разочаровывать?
– Как по мне, уже поздно.
– Но лучше поздно, чем никогда?
– Кларк…
– Что это было, мать твою?!
– Ревность, – пожимает плечами Лекс. А что тут непонятного?
– С чего ты вздумал меня ревновать?
– Ну…
Лекс запинается на полуслове. Ясно ведь, что звонок Квина – полная подстава. И ты попался, Лутор, как последний имбецил. Даже на дурака не тянешь.
– Всё было слишком хорошо.
– И в чем проблема? Или ты ярый противник излишеств?
– Я не привык. Точней привык не к этому… Если всё слишком хорошо – потом будет очень плохо.
– А если плохо не наступает, то мы сами кузнецы своего несчастья?
– Ты не понимаешь, – и, кажется, Лекс этому даже рад: хоть что-то идет так, как он и предполагал. – Ты рос в другой семье, у вас всё по-другому.
– У нас, Лекс, всё как есть. Потому что мы – это ты и я. Я и ты. И только от нас зависит, как у нас всё будет.
– Будет ли?
У Кларка сжимается горло. Господи, только не это! Я никогда не молился, но услышь меня сейчас, господи! Раз этот придурок не слышит.
– Ты меня бросаешь?
– Ты сам меня бросишь. Рассмотришь получше и бросишь.
– Не дождешься, – у Кларка всё-таки выступают злые слезы.
И именно в этот момент Лекс решает-таки поднять глаза.
– Кларк! Ты чего?
Кент бы засмеялся – уж больно растерянная у Лутора мордашка – но ему не до смеха.
– Ты бросаешь меня, и еще спрашиваешь: чего я? Я чего?!
– Кларк.
Наверно, Лутор тоже владеет суперскоростью: как иначе объяснить, что он так быстро оказывается рядом. Опускается на колени между раздвинутых ног Кларка. Нежно берет в руки его лицо. И наконец-то признается:
– Я тебя люблю. И боюсь потерять. Больше всего на свете боюсь. А когда я боюсь…
– Становишься агрессивным? – вспоминает Кларк запись в блоге.
– Даже жестоким.
– И с этим мне тоже придется мириться?
– А ты готов?
– Я не готов… тебя потерять…
Лекс обессилено прислоняется разгоряченным лбом ко лбу Кларка.
– Я не знаю, что делать.
– Я тоже не знаю, что делать. Зато точно знаю, чего не делать. Не бросай меня. А еще не набрасывайся без всякого повода! Господи, ну почему я, восемнадцатилетний пацан, должен объяснять тебе, взрослому самостоятельному и с виду адекватному парню, такие прописные истины?
– Мудрость не зависит от возраста, Кларк.
– Не подлизывайся.
– Ну что ты, – нервный смешок, – разве ж подлизываются так?
Лекс собирает слезы губами. Накрывает рот любовника. Тот пытается сказать что-то еще, но Лекс буквально затыкает его рот своим языком. Завязывается борьба. Языки толкаются, губы сминаются, сталкиваются зубы. А потом с глухим стоном Кларк уступает: под натиском этого властного рта он просто забывает, что хотел сказать. Слова – пустой звук. Зачем тратить на них время? А вдруг Лекс передует? Может, это – в последний раз? Значит, надо ловить момент.

Осторожные поцелуи нежно скользят вниз. Шея. Ключицы. Грудь. Живот. Впадинка пупка. Влажно и властно.
Рука Лекса ложится Кларку между ног, гладит член через ткань. Стон. Дрожь. Заевшая молния. Блядь! Кларк просто рвет ткань, выпуская горящий член наружу. В объятия Лексовой руки. В объятия Лексовых губ. От этих влажных прохладных губ у Кларка сносит крышу. Каждая венка горит. Кларк слышит, как шумит в паху собственная кровь. Требует этого плена. Ну же, глубже! Дальше! Обхватывай сильнее! Можно даже зубами… Ай! Я ж пошутил.
А вот Лексу не до шуток. Для этого он слишком занят. Лижет, посасывает, гладит, вбирает в рот нежную головку и проводит языком по всей длине. С такой страстью, что Кларк забывает, как дышать: сбивается, давится воздухом, трясет головой, пытаясь нащупать кислород. Он уже не просто стискивает кулаки, у него даже пальцы на ногах поджимаются от желания.
Кларк едва не воет, когда Лекс выпускает член изо рта. Приподымается. Устраивается на пятках поудобней и тянет Кларка на себя. Хорошо, что от брюк Кент уже избавился: путь открыт. Для смоченного слюной пальца. Который лаская и массируя стремится вглубь. Кажется, до самого сердца. Еще один палец. И третий. Трутся, растягивают. Как бы говоря: «Сейчас будет больше». Кларк ерзает, подается назад, навстречу этим «первопроходцам». Ноющий член толкается Лексу в живот.
Пальцы исчезают. На смену приходит член. Большой и твердый. Пульсирующий горячим желанием. Желанием войти глубже. Добраться до точки. До той самой точки. Точки невозврата. От прикосновения к которой у обоих темнеет в глазах, и окружающий мир подергивается сизой моросью. И теперь Кларк уже сам насаживается глубже. Дальше. Сильнее.
В едином порыве они сплетают ладони. Сливаются ртами, даря друг другу свои стоны и вскрики. Дышат в унисон.
Скорость толчков нарастает. До самого пика остается немного. Еще один толчок. Еще один стон. Перешедший в крик. Сменившийся тишиной, дробящейся прерывистым дыханьем.
Некоторое время Кларк так и сидит у Лекса на коленях. Они уткнулись друг другу в изгибы шей и считают чужие пульсы.
– Подлизываются вот так, – хриплым шепотом прерывает молчание Лекс.
И по движению губ на коже Кларк чувствует, что тот улыбается.
– Я запомню на будущее.
Никуда он от нас не денется. Мы бегаем быстрее. У нас рентгеновское зрение и вообще…
Кларк расслабленно улыбается: и тебе привет, внутренний голос.

[Juliya_Luthor]

10-4

На следующее утро Кларк просит у отца ключи от старенького форда и сам отвозит Лекса на работу.
– Ты б мне еще тормозок завернул и в кабинет отвел за ручку, – ворчит Лутор. – Что я, маленький, что ли?
– Ну, по-моему, мы вчера установили, что психологически я старше тебя.
Лекс косится недовольно, но усугублять тему не решается: а то еще «сверху» попросится, не дай бог! Остаток пути проходит в молчании. Но молчании легком, без напрягов – и оба совсем не против такой тишины.
А потом они долго целуются в холле «Дэйли-Плэнет», шокируя прохожих. И на этот раз Джимми всё-таки делает пару снимков. Так, для личной коллекции.
– Милые бранятся, только тешатся, – Лоис специально подгадывает свой выход к моменту, когда Лутор скрывается в недрах редакции, а Кларк еще не успевает добраться до выхода. И стереть с лица дебильную улыбку.
– Ну, отношения – это нелегко.
– Знаю. Потому у меня их и нету. И уж тем более я б никогда не рискнула иметь дело с таким дикарем, как Лутор. В отношениях он напоминает ребенка, выигравшего в лотерею новенький Порше. Машина классная и всё такое. Вот только он водить не умеет.
– Он учится.
– Смотри, как бы он тебя не «разбил», пока учиться будет.
– У меня крепкие кости.
– С Лутором лучше иметь крепкие нервы. И как ты его терпишь только?
– Без комментариев, мисс Лейн.
Лоис чувствует, что от улыбки Кента у нее начинают дрожать колени. Будто школьница, ей-богу!
– Улыбайся ему так почаще, Кент. Глядишь, у тебя и получится… приручить Лутора…
– Я постараюсь.
Кларк уже подходит к дверям, когда Лоис решается:
– И держи его подальше от своих друзей. Особенно от Квина.
Кларк резко оборачивается. Она знает?
– Что… ты имеешь в виду?
– Ну… Лекс неспроста вчера так взбеленился. Ему Квин звонил. Сказал, что вы вместе развлекаетесь в каком-то борделе. И у Лекса тут же крышу снесло. Он… не привык верить людям, Кент. Он и себе-то не верит. А от людей всегда ждет худшего. Издержки профессии.
– Олли не мог…
– Тебе лучше знать. Он же твой друг, – Лейн легко идет на попятный. Но в этой легкости Кларк чувствует… осуждение.
– Ты точно знаешь… про Олли?
– Слышала своими собственными ушами. Они болтали довольно громко. Лутор вообще громко матерится.
– Ты подслушивала.
– Работа такая, – Лоис пытается скопировать улыбку Кента. Эх, не удалось. Наверно, это врожденное.
Кларк с минуту молчит, а потом решается:
– Не волнуйся. Я Лекса в обиду не дам.

– О, Кларк… Дружи-и-и-ище… Что ж ты так долго?
Кларк недовольно хмурится: еще один алкоголик на его голову. Может, стоило сначала позвонить? Но он слишком привык приходить вот так, без приглашения. Как к себе домой. Потому что это и есть его второй дом. И его старший брат. Который никогда раньше не напивался в драбадан.
– Что случилось?
– А я тебе звонил, – обиженно тянет Оливер.
Ну да, было дело. Вот только он увидел в списке пропущенных вызовов «Лекс» – и Кларку как-то сразу стало не до надписи «Оливер».
– И не только мне.
– Да… еще кому-то… Папе… Джеффри… Отцу МакКхели звонил…
– Зачем тебе священник? Вы с Джеффри решили пожениться?
Оливер осоловело смотрит на Кларка, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом вдруг замирает и почти трезвым голосом выдает:
– У меня ребенок умер.
– Что?
Если бы Квин сейчас сказал ему, что это он, а не Кларк прилетел с Криптона – Кларк и то удивился бы меньше.
– В каком смысле?
– У Джози был выкидыш. Мы катались на моей новой тачке. Наверно, она переволновалась… Скорость и всё такое… Значит, это я виноват?
– Олли, нет!
Кларк и сам не понимает, что пытается отрицать: эту трагедию, его вину, свою вину за то, что обвинял не разобравшись? У Оливера такое горе, а он… Подумаешь, повздорили чуть-чуть… Так ведь и помирись уже! А бедный Олли…
– Ол, старина, всё образуется, – Кларк прижимает друга к себе, позволяя размазывать по рубашке пьяные слезы.
– Она уезжает. Назад, в Шотландию. В свою гребаную Шотландию. А я даже не могу поехать с ней. Она не хочет, понимаешь? А как она одна? Вот как она одна, а, Кларк? После такого…
– Хочешь я ее отвезу? – слова срываются с губ прежде, чем Кларк успевает осознать, что вообще хотел сказать. А, впрочем, что тут думать: друг в беде – значит, надо помочь. Точка.
– Кла-а-арк, – вот теперь Олли рыдает навзрыд. Как могут рыдать только очень пьяные люди.
Или очень счастливые.

Всё гениальное просто.
Оливер вымывает из глаз остатки гримерских кристаллов. Крокодиловы слезы. Говорят, все голливудские актеры ими пользуются. Хотя куда им до Оливера Квина? Он сегодня наработал на Оскар. Не меньше.
Вчерашняя ссора была хороша. Давно Оливер не получал такого удовольствия от просмотра домашнего видео. Жаль только, помирились быстро. Впрочем, он на долгий эффект и не рассчитывал. Так, развлекался. Почву прощупывал. Настоящая игра впереди.
Квин осторожно промокает веки льняным полотенцем и удовлетворенно смотрит в зеркало. Завтра Джози увезет чудо-мальчика в холодную Шотландию. И продержит там не меньше недели. Кларк ведь джентльмен – он не посмеет бросить даму в депрессии.
И ты останешься совсем один, Лекси-бой. Но не надолго, не бойся. Скоро. Совсем скоро папочка тебя утешит.
А пока… Оливер тянется к телефону.
– Как там мой заказ, мистер Ти? Обрить успели?

– Что опять учудил наш придурок?
– Присаживайся, Джонатан.
– Перри, у меня дел про горло.
– Сейчас будет по макушку. Ты лучше сядь, Джонни.
– Я слышал, что они поругались. И если кто-то заснял, как пьянствует луторовское отродье – это проблемы Лайонелла. Пусть поучаствует разнообразия ради.
– Лучше б он пил, Джонатан. Глядишь, не было бы времени на всякие… расследования, – последнее слово Уайт почти выплевывает. – На, читай, какой писатель растет у тебя под боком.
Джонатан придвигает к себе папку. Пролистывает пару страниц. И садится. М-да, такое можно читать только под ослабленный галстук. И стакан-другой бренди.
– Но здесь другая подпись.
– Я тебе и сарай подписать могу. Но поленья от этого хуями не станут. Что я, по-твоему, не знаю, как пишут мои журналисты? Авторский стиль, подача материала, комментарии, мать их за ногу! Лейн, конечно, хорошо это всё разбавила. Вот только луторовский дух фиалками не перебьешь! Это Лекс писал, правое яйцо ставлю. И еще напишет.
– Куда ж еще-то? – слабо тянет Джонатан. И отчаянно рвет с шеи чертов галстук.
– Это серийный материал. Все признаки. Так быстро эта парочка не угомонится. Господи, да если Лекс согласился подарить материал конкурентке – он вообще не успокоится! Пока не утопит Квинов.
– А я только начал привыкать к пацану.
Джонатан с трудом выбирается из кресла. Наливает себе выпить. Перри не предлагает: тот и так уже вылакал полбутылки.
– Не пускай материал в печать.
– Не поможет. «Дэйли-Плэнет» не единственная газета. Я, конечно, потяну время. Но рано или поздно им надоест: и Лексу, и Лоис. Они оба – горячие головы. И, как назло, именно им всегда везет на сенсации! Хоть бы немного чувства самосохранения! Так нет же! Рим подожгут – лишь бы передовицу себе застолбить. И плевать на ожоги.
Кент молчит. Он думает. Хотя придумать тут что-нибудь будет нелегко. Еще и Кларк…
– Я возьму на себя Лоис. С Лутором разбирайся сам. Слышишь, Джонни?
– Слышу.
– Что делать-то будешь?
– Костюм заказывать. Траурный.

URL записи

[Juliya_Luthor]

11-1

12.07.2010 в 20:24

Пишет  dora_night_ru:

Прода для Juliya_Luthor. «Сенсация» №11.
Я не планировала выставляться так быстро. Но очень хотелось порадовать одного хорошего человека… В наказание за поспешность у меня дома полетел комп. Восстановила на работе, что успела и смогла… Поэтому сразу предупреждаю - мало!

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть одиннадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: кошка с дому – мыши в пляс… Точней, одна подлая крыса…

Лекс стоит возле южного терминала, комкая в руках дурацкую кепку, и впервые в жизни чувствует себя абсолютно беспомощным. Ну вот абсолютно.
Мимо снуют беспокойные люди. Рыдает в углу какая-то рыжая пацанка, судорожно цепляясь за презрительно усмехающегося рокера – благо цепей на нем до фига: уцепиться есть за что. Да, нелегко ему придется прощаться еще и с металлодетектором. У окна молодая мамаша с отчаянной решимостью роется в сумочке левой рукою, правой пытаясь удержать на месте непоседливую дочурку. В женской сумочке одной левой? Да она героиня!
Лекс с удовольствием сфотографировал бы всё это на память: и девицу, и мамашу, и карманника, крутящегося возле престарелой дамочки, и саму старушку, со злорадством поглядывающую на почти отчаявшегося пацана – будь у него камера. Он согласился бы даже на мыльницу. Всё, что угодно – лишь бы отвлечься. Не думать о том, что и рокер, и мамаша на грани истерики, и еще десятки других абсолютно левых людей – гораздо счастливее его.
Потому что летят вместе с Кларком.
А он остается. Совсем один. Даже без фотоаппарата.
Кларк всё-таки бросает его. И гораздо раньше, чем обещал. Чем сам Лекс мог представить. Он, конечно, твердит, что это всё ненадолго. Так, пару дней. Отвезет домой горюющую девицу – бледную пародию на Вайнону Райдер – и тут же домой, к Лексу. Девица как раз сидит возле мамаши. Вся такая в образе. Бледная, зареванная. За всю дорогу в аэропорт не сказала ни слова. Даже на малолетнюю «террористку» в розовом платьице внимания не обращает. А должна бы. Как-никак своего только что потеряла. Для нее все дети сейчас, по идее, что красная тряпка для быка. И интуиция подсказывает Лексу, что «воровка» Кларка – не бык, и даже не корова. А большая такая свинья. Знать бы еще, кто подложил им эту свинью. Кларк сказал: «Один мой друг» – и не стал уточнять какой. А Лексу гордость не позволила расспрашивать: если сам не хочет – то и Александр навязываться не станет. Но сейчас он почти жалеет об этом. Надо было таки расспросить. Вдруг такой – как Квин? А Кларк ведь еще дите неразумное, всякому отребью верит.
– Слушай, ты там не задерживайся. Довезешь ее до порога – и назад. Ей сейчас полезно побыть одной. Покой, тишина, никто не беспокоит.
Кларк досадливо прикусывает губу: он бы с удовольствием бросил ее прямо здесь, не доходя до трапа. В конце концов, ей самой было бы лучше, чтоб ее сопровождала какая-нибудь подружка. Должна же у нее быть хоть какая-нибудь подружка?! Если б не чувство вины Оливера! Бедняга, он так переживает. Кларк должен ему помочь. Хоть так.
– Всего пару дней, – пытается он уговорить и любимого, и себя. – Небольшая разлука – это даже полезно для отношений. Представляешь, какой секс у нас потом будет?
В ответ Лекс смотрит на него как на идиота:
– Кларк, – с болью в голосе тянет он, – если я это представлю – ты никуда не полетишь. Я просто изнасилую тебя в ближайшем туалете. Причем насиловать буду все эти пару дней.
Кент невольно оглядывается на двери туалета. И в глазах у него такая тоска, что Лекс почти решается реализовать свою угрозу…
– Дамы и господа, завершается регистрация на рейс 242 «Метрополис-Эдинбург»…
Равнодушный металлический голос возвращает обоих в реальность. Равнодушному металлическому голосу плевать на человеческую боль. Он просто делает свою работу. Разлучает людей.
– Всего пару дней, – отчаянно шепчет Кларк.
– Конечно.
– Позвоню, как только приземлимся…
– Ага.
– Мама готовит твое любимое рагу…
– Угу.
– Прекрати, я сейчас расплачусь!
Лекс резко прижимает Кларка к себе. Втискивается в него каждой клеточкой тела. И даже поцеловать не решается – только больнее будет. Обоим.
А из-за плеча понтующегося рокера за слившейся в прощальном объятии парой наблюдает Оливер. Прищуренные глаза жадно впитывают каждую черточку созданной им скульптуры «Разлука». И красивые губы складываются в злорадную усмешку.
Кажется, он нашел способ сломать эти стержни.

[Juliya_Luthor]

11-2

Жизнь без Лекса не имеет смысла. Зачем ему этот Старый город со средневековой архитектурой и постройками периода шотландской Реформации, если некому ехидно откомментировать вон ту туристическую надпись? Хорошая, кстати, надпись. Пошлая немного, но это даже пикантно. Лекс обязательно б сфоткал. И выдал соответствующее пояснение. Или даже предложил бы опробовать. Вот прям сейчас. Побежали в гостиницу, Кларк?
Но Лекса нет, и Новый город с его неоклассической архитектурой – просто груда камней. Имеющая с античностью и классицизмом столько же общего, сколько и улыбка Кларка – с искренней радостью.
К счастью, до северной части Вест-Энда они с Джози не доходят. У нее начинается очередная истерика, и приходится срочно ехать домой. Заваривать мятный чай. Делать холодный компресс. Принимать холодный душ.
И мечтать, мечтать, мечтать – о Лексе…

Жизнь без Кларка не имеет смысла. Даже работа стоит. С Лексом такое впервые. Чтоб никуда не тянуло. Ничего не хотелось.
Кроме него.
Галимо. Этак он нескоро на фотоаппарат насобирает. А ведь малыша давно пора спасать из ломбарда. Может, он тоже скучает без него – как Лекс без Кларка? Тогда это просто ужасно. Пора искать деньги…
Или новую работу? Кажись, Перри – вурдалак. И только сейчас показал свое истинное… морду, то есть? Иначе с чего это вдруг Лоис шипит, как василиск? Раньше она от главреда никогда в таком состоянии не выходила. В редакции шушукались: «Любимица… Золотое перо… Любая тема…» Вот тебе и любимица. Так Лексу еще и грех жаловаться…
– Что случилось? – он перехватывает журналистку за локоть чисто инстинктивно. И только потом задается вопросом: на кой ему эта головная боль? Своих проблем, что ли, мало?
Да ладно, он же хотел отвлечься.
– Эта скотина зарубила мою статью!
Лекс удивленно вскидывает правую бровь.
– Ну ладно! Нашу! Хотя за последнюю неделю я ее столько раз переделывала, что от тебя там остался только мышиный хвост!
– И что не устроило нашего главного?
– В том-то и дело, что всякая ерунда! Придирается по мелочи! Один абзац исправит, на следующий день прихожу – он второй править начинает. А всё сразу слабо? Или впадлу?
– Может, и слабо, – задумчиво тянет Лекс. – Ты ведь ему не репортаж о благотворительном обеде подсунула. И не рекламную статью, за которую бабло срубить можно. За то, что ты ему принесла – можно запросто получить по шее.
– Ага, нам.
– Ну так мы и получаем. Квины пока отдыхают.
Из Лоис, как из резиновой куклы воздух – выходят разом все эмоции.
– И смеются над нами. Думаешь, они его купили?
– Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Но купили они многих.
С минуту они просто смотрят друг на друга. Молча. Пери – идеал журналиста. Для каждого из них. Признать его продажность…
– У нас нет фактов, – первой пасует Лоис.
– Нет, конечно, нет, – слишком охотно соглашается Лекс.
И снова молчание. Что тут скажешь?
– Но выбора у нас тоже нет, – наконец решается Лекс.
– Ну, «Дэйли-Плэнет» не единственная…
Только не для них.
– Можно попробовать поговорить с ним еще раз.
– Или сесть и поправить вместе…
Звонок мобильного избавляет Лекса от необходимости тянуть эту агонию – принижение собственной газеты.
– Да? – бросает он отрывисто, даже не глядя на номер.
И будто каменеет.
– Буду через полчаса. И тебя туда же, Квин.
– Кто?! Кто это был?
У Лейн глаза горят, как у кошки. Того и гляди вцепится когтями и зашипит.
– Старый приятель Олли хочет поговорить.
– Думаешь, и вправду уже знает?
– Куда ты дела пленки и записи с завода?
– В надежном месте.
– На разговоры нет времени. Не знаю, что он знает, но материал нужно выпускать сейчас. Я слишком хорошо знаю Квинов. Они умеют заставлять людей передумывать. А я себя уважать перестану – если в этот раз передумаю. Просто не дай мне передать, ладно? – и почти нежно добавляет: – Напарник.
Но Лоис на комплимент не ведется:
– Ты чё, правда попрешься к Квину?
– Мне надо. К тому же я не к старику иду. Это просто Олли.
– К Квину, мать твою?! К тому Квину, под которого копаешь?
– Ну, может, еще чего накопаю, – пытается отшутиться Лекс.
– Себе могилу?
– Мне надо, Лейн.
– Ты охренел, Лутор!
– Мне правда надо.
– Только не говори мне, что он взял в заложники детский приют.
– Хуже. Он выкупил мою камеру.

[Juliya_Luthor]

11-3

Встречаться в лабораториях Квина – плохая идея. В принципе, Лекс сразу об этом подозревал. Но Олли ясно дал понять – только там. Ладно, будем надеяться, он не знает о той лазейке, по которой Лекс ускользнул отсюда в прошлый раз…
В конце концов, что он может ему сделать? Ну морду набьет. В первый раз, что ли? Наркотой снова пичкать вряд ли станет: старина Оливер умеет учиться на своих ошибках. И садовые ножницы – уже тавтология… А морду Лекс как-нибудь переживет.
Или нет. Слишком уж радушная улыбка у хозяина кабинета.
– Я так рад, что ты пришел.
Оно и видно: счастье аж из ушей лезет.
– А я не очень.
– Надо думать, – сухой издевательский смех.
– Но я пришел. Говори, что хотел, – не в правилах Лекса тянуть кота за хвост.
– Может, выпьешь?
– Общаться с тобой на трезвую голову – удовольствие, конечно, еще то. Но и напиваться в твоем присутствии я не намерен.
– Может, чаю?
– Может, пойдешь на хуй?
– Вообще-то, я предпочитаю сверху.
В принципе, Лекс и не надеялся отделаться малой кровью: чтоб Квин и упустил возможность поиздеваться? Это был бы не Квин. Лекс мысленно смиряется, что гостить тут ему придется долго, и вальяжно устраивается в ближайшем кресле, закинув ногу на ногу. Если уж терпеть общество Оливера, то с максимальным комфортом.
– Я понимаю, вот так сразу говорить, что хотел, ты не станешь. Ты ж, наверно, целую приветственную речь заготовил. Страницах этак на десяти. Слушай, а может, ты мне ее факсом перешлешь? Обещаю почитать на досуге. Честно-честно. И не будем тратить время друг друга.
И нервы.
Но Олли на провокацию не ведется. Не спеша вытаскивает из-за стола свое кресло и спокойно усаживается напротив. Копирует позу Лутора, почти задевая его подошву. Такое соседство вносит в душу Лекса ощутимый дискомфорт. Но он скорей удавится, чем отодвинется.
Лекс готовится к долгому ожиданию, но:
– Мне нужен ты.
– В каком смысле? – Лекс снова чувствует себя пятнадцатилетним школьником, не понимающим, за что же король школы с ним так? Какого черта он прицепился?!
– Я еще сам точно не знаю. Но, думаю, у нас будет время это выяснить. Мы попробуем всё. Начнем с обычного минета. А там посмотрим. Может, секс – это всё, что мне от тебя надо? Я сам не знаю. Но что-то мне надо – и так продолжаться не может, – кажется, Оливер сейчас просто размышляет вслух. Во всяком случае, ответа точно не ждет. И хорошо: потому что Лекс не в состоянии сейчас связать и пару слов. – Я хочу тебя с первой встречи. И не совсем секса. По крайне мере, не только его. Потому что если бы это был просто секс – я б ревновал тебя к Джеффри. Но я не ревновал. Я и к Кларку-то тебя, по сути, не ревную. Но ты не вылезаешь у меня из головы. Даже во время секса. Просто спать с кем-то стало для меня… неудовлетворительно. А вот иметь тебя… – Оливер прикусывает нижнюю губу. Окидывает Лекса маслянистым взглядом. Оценивающим. Раздевающим. – Да, начнем мы, пожалуй, с секса. Не поможет – придумаем что-то еще. Я не зря услал Кларка. Времени у нас теперь валом.
– Постой, – Лекс пытается поставить челюсть на место. – Так ты пригласил меня сказать, что ты меня хочешь? Великий Гетеросексуал Квин мечтает трахнуть Грязного Извращенца Лутора? – на Лекса нападает истерический смех. – Все эти годы… О господи! Все эти годы… ты просто… «дергал меня за косички»? Поверить не могу! А где ж цветы? Серенады? Что ж сразу в койку-то, Олли? – Лекс уже не может сдержать судорожные всхлипы смеха. – Все эти годы… Мать твою… Я начинаю чувствовать себя Клеопатрой!
Оливер никак не реагирует на его истерику. Ну вот просто никак. И именно это спокойствие отрезвляет Лутора лучше любой пощечины. Снова выпускает наружу страх, прогнанный смехом.
– А я не хочу, – Лексу самому не верится, что всё так просто. Знал бы – давно сам бы прибежал «поболтать с другом Олли». Так просто решили бы все детские проблемы. – Я просто тебя не хочу.
В наступившей тишине звук пистолетного затвора звучит как приговор.
– А кого здесь интересуют твои желания?

URL записи

[Juliya_Luthor]

12-1

15.07.2010 в 20:35

Пишет  dora_night_ru:

«Сенсация» №12.
Боюсь, что на этот раз я впустила Олли слишком глубоко в себя. И он там порядочно нагадил. В принципе, это единственное, что он умеет порядочного.
Предупреждаю сразу: НАСИЛИЕ. На ночь лучше не читать.

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть двенадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
ОСТОРОЖНО: Насилие! И если уж я об этом предупреждаю…
Саммари: кошка с дому – мыши в пляс… Точней, одна подлая крыса…

Лоис прикрывает за собой дверь и опирается на нее спиною. Минуты сменяют друг друга. В молчании. Первым не выдерживает Перри:
– Ты пришла помолчать?
– Я пришла сказать, что ты для меня – образец репортера. Честного. Принципиального. Неподкупного. Идеального. Для стал для меня таким с первой встречи, когда явился к нам в школу на День профессий. В грязном измятом костюме и с разными носками. От тебя несло перегаром, а под левым глазом красовался синяк. Увидев тебя, твоя дочь разрыдалась. Я знаю, что с тех пор она так ни разу и не заговорила с тобой. Может, как дочь она и права. Как отец ты поступил тогда не красиво… Но как репортер! Господи, Перри, ты мою жизнь перевернул! Ты так страстно тогда говорил. Что свобода – это то, что мы позволяем себе сами… Что за свои слова нужно отвечать. Всегда. Или быть тварью бессловесной. Что неважно, сколько синяков тебе подбили, сколько помоев на тебя вылили, сколько ты мерз под забором… Если ты увидел в метро, как читающий твою статью улыбнулся или хотя бы нахмурился – значит, всё было не зря. Вся жизнь была не зря, если ты сделал кого-то свободным. От его предрассудков. Или страхов. От заблуждений и лжи. Ты сказал, что костюм – это не главное… Главное – то, что ты делаешь. Или не делаешь. Ты сказал так тогда. И это изменило мою жизнь. И пусть мои одноклассники смеялись над тобой в открытую. Пусть твоя дочь выскочила из класса в слезах… Ты бросился ее догонять, помнишь? Но ты не можешь помнить, как я выскочила следом. Сказать тебе… Я сама тогда не знала, что хотела тебе сказать. Но просто сидеть среди этих регочущих над тобой придурков не могла. И твои слова, сказанные дочери на грязной автостоянке, я тоже запомнила навсегда. «Всю свою жизнь я жил так – чтобы ты гордилась мной. И даже если ты больше не скажешь мне ни слова – я всё равно хочу, чтоб ты гордилась мной. Пока я жив – ты будешь гордиться мной. Чего бы мне это ни стоило». Как бы я хотела, чтоб мой отец сказал мне когда-нибудь такое! Хоть раз. Иногда я даже представляла, что это ты – мой отец. И тоже хотела, чтоб ты мной гордился. Как я гордилась, когда тебя через месяц восстановили главным редактором «Дэйли-Плэнет». Когда получил свою первую Пулитцеровскую премию. Когда тебя выбрали Почетным гражданином Метрополиса. Каждый раз, когда очередное общество приглашало тебя в очередную комиссию. Знаю, каждую награду ты отсылал ей… Ради нее, а не ради меня ты делал всё это. Но мать твою, Перри, я гордилась тобой! Все эти годы я гордилась тобой не для того, чтоб ты одним махом всё похерил! Ты не имеешь права… Как ни имел права приходить в школу своей дочери в прикиде бомжа… – Лоис душат слезы. И очень хочется придушить еще кое-кого. Кое-кого, кто сидит сейчас с пришибленным видом и делает вид, что он ни фига не понимает. – Ты идеал не только для меня. Ты идеал для Лекса. И я уверена, что он тоже предпочитает считать своим отцом тебя. Ты идеал для всех в этом издательстве. И ты не имеешь права подводить всех нас.
– Лоис, – потрясенно хрипит Перри.
– Нет, мать твою! Не смей! Не смей играть словами! В очередной раз выворачивать всё наизнанку! Просто позволь нам и дальше гордиться тобой.
– Иногда позволить что-то – труднее всего, малыш. А порой – это просто невозможно.
– Невозможно? Невозможно?! Я скажу тебе, что такое «невозможно», Перри Уайт. Невозможно быть принципиальным по отношению к каким-то дурацким сигарам Лайонелла Лутора – и одновременно положить на все журналистские принципы, когда речь зашла о Квинах.
Перри тяжело откидывается в кресле, до боли зажмурившись. Будто надеясь, что если не видишь проблему – ее нет. Ничего нет.
Как уже десять лет нет у него дочери.
– Эта дурацкая статья…
– Это не дурацкая статья! И мы оба это прекрасно знаем! Вот только я не знаю, сколько тебе заплатили, чтоб ты не пускал ее в печать.
– Лоис Лейн! Что ты себе позволяешь?
– А что мы с Лексом еще можем думать?! Как это еще понимать? Объясни! Мы хотим тебе верить. Так дай нам хотя бы повод тебе верить!
– Ты не понимаешь. Не представляешь даже, насколько опасны эти люди…
– Именно этим они и опасны, Перри. Тем, что запугали всех нас. Тем, что мы позволили им… запугать нас… Свобода – это то, что мы сами позволяем себе. Ты еще помнишь это?
Перри вздыхает и тянется к коробке Cohiba. Такое дело нужно обкурить.

Очнулся Лекс от боли. Даже странно, ведь именно из-за нее он и потерял сознание. Сильней всего почему-то ныла рука, хотя он мог бы поклясться, что больше досталось ребрам. И лицу. Он осторожно провел языком по зубам. Так и есть: правых верхних не хватает. Но хуже сломанных ребер и выбитых зубов – липкий холодный пот. И дыхание у него слишком частое – не от страха. Слабость, головокружение, шум в ушах и – хоть здесь и темно, как у афроамериканца в заднице, но Лекс готов поклясться – потемнение в глазах.
Внутренние кровотечение.

[Juliya_Luthor]

12-2

Лекс слишком часто попадал в передряги: энциклопедию первой медицинской помощи знает на зубок. Потому что слишком часто по этим зубам получал. Но зубы можно вставить. А вот отбитые почки… или что там у него… Здесь нужен врач. И как можно скорее. Если можно, конечно. Ты ж не забыл, у кого ты в гостях, Лекси-бой?
– Очнулся? Ну прости, лапа, я погорячился. Твой отказ слишком меня огорчил. Хотя я и предполагал нечто подобное.
Лекс осторожно поднимает глаза, стараясь не делать резких движений. Стоит красавец. Ухмыляется. Но Лекс не злорадной ухмылкой любуется, синяк на всю скулу – вот что греет его сердце. А еще хороший такой укус на руке, почти до лучевой кости достал. После чего и лишился правых верхних зубов. Вид собственной крови действительно огорчил Олли. Настолько, что дальше Лекс уже ничего не помнит. Если б еще и не чувствовал.
– Больно?
И не скажешь, что издевается, гад. По тону – так само участие и доброта. Ага, блядь, сестра милосердия! Передника не хватает…
– Мне тоже больно видеть тебя таким. Не волнуйся, мои врачи всё исправят. Будешь, как новенький, – Олли почти нежно проводит по щеке Лекса. Стараясь держаться подальше от зубов. – И мы начнем всё с начала. Может, на этот раз даже до секса доберемся.
– Что ж сразу не трахнул?
– Ты был без сознания, – поясняет Квин, как само собой разумеющееся.
– Блядь, Олли, – Лекс не может сдержать хриплого каркающего смеха. Хоть ребра и вопят о неуместности веселья. – Если ты ждешь моего согласия – то лучше присядь: стоя замаешься ждать. Какая тебе разница в каком состоянии меня насиловать?
– Я не собираюсь тебя насиловать.
– О, так значит всё-таки цветы и серенады?
– Просто немного здравого смысла. Рано или поздно ты ведь поймешь, что сопротивляться бесполезно, правда? Ты всегда был очень сообразительным мальчиком.
– Я уже не мальчик.
– Но ум-то, надеюсь, от этого меньше не стал? Или у тебя мозги в жидком состоянии и при трахе выплескиваются вместо спермы?
Лексу очень хочется найти достойный ответ. И желательно остроумный к тому же… Вот только голова гудит всё сильнее. И жутко хочется пить. Во-о-о-оды… И пару литров крови внутривенно.
– Мда, – Квин подымается и делает пару шагов назад. Чтоб удобней любоваться было? – Похоже, я и впрямь перестарался. И ты еще спрашиваешь, почему я не воспользовался ситуацией? Да с тобой даже разговаривать скучно, не то что трахаться, – и оборачивается к дверям: – Где там ваша чудо-сыворотка, доктор Гарднер?

Светящаяся зеленью эмульсия по капле входит в тело. Лекс чувствует каждую песчинку. И готов взвыть каждой клеточкой тела. Если б он своими глазами не видел, как исчезают с тела синяки и кровоподтеки – решил бы, что Олли нашел новый вид пыток. Но следы избиения исчезают – чудо-сыворотка действует. Очередное хитровымаханное изобретение «Квин-индастриз». Не для серийного производства, надо думать.
И всё это время, каждую секунду, каждую каплю – Оливер стоит рядом. Держит сведенную судорогой руку. Трепетно гладит проступившие венки. А потом и вовсе начинает поцелуями собирать выступивший на висках пот.
И это больнее всего.
Если бы Лекс не боялся, что, разжав зубы, заорет во всю глотку – он бы послал Квина так далеко, как даже звездолеты не летают. Но орать при Квине? Черт с ним, пусть лучше гладит: у Марты отличное мыло. Если, конечно, Лекс когда-нибудь снова увидит Марту Кент.
Капельница подходит к концу. Олли сам отсоединяет иглу, заклеивает ранку пластырем. Влажной салфеткой протирает Лексу лицо.
Вены горят огнем. И будто рвутся наружу. Кажется, что все его вены разом обкусали комары… А он еще и расчесал их сдури…
Спокойно, Лекс, только спокойно. Терпение – главная добродетель.
– Потерпи, лапа. Ш-ш-ш… Всё пройдет. Всё скоро пройдет, – нежный шепот пробивается сквозь боль. Обволакивает. Утешает.
Пока Лекс не понимает – чей это шепот. Он дергается всем телом, стараясь отодвинуться как можно дальше, избежать малейшего контакта.
Оливер отстраняется. Только поджатые губы выдают обиду. Впрочем, на голосе, когда он заговаривает, это никак не сказывается.
– Тебе нужно отдохнуть. Окончательное восстановление займет какое-то время, – и добавляет таким тоном, будто сообщает случайному знакомому время: – Я немного переживал из-за твоей реакции на химические препараты. Но, похоже, на метеориты и их производные она не распространяется.
– Это… так это… было… – говорить еще трудно: горло как будто натерли изнутри наждачной бумагой. И сил нет, даже чтоб языком пошевелить.
– Гарднер называет это «смоллвильской евгеникой». Он считает, что с ее помощью можно вывести суперчеловека. Пока получается выводить только синяки. Но это ведь только начало. Правда, Лекс?

Кровать Лекса подняли на 45 градусов к полу.
– Это чтоб тебе лучше было видно, мой хороший. Тебе сейчас противопоказаны любые физические нагрузки. Но я не могу ждать, – Квин беззаботно смеется. Напоминая Лексу того, школьного, Квина – короля школы, идеала мальчишек, образца для подражания. – Ты ж меня знаешь, я терпеньем никогда не отличался. Я ж не ты. К тому же сама ситуация… Ты наконец-то в моих руках. Так близко. Совсем рядом. И наша драка тоже добавила адреналина. Мне нужно… снять напряжение. И раз ты не можешь… мне в этом помочь… Я хочу видеть твои глаза. Каждый раз хотел. Мне так… будет легче… – Олли как-то особенно пошло облизывает губы. – Да. Почти с тобой.
Лекс нервно сглатывает. Этот безумный взгляд. В сочетании с детской улыбкой. Это выглядит дико. Это ему не нравится. И он абсолютно уверен, что и предстоящее зрелище ему не понравится. Ну вот стопудово уверен.

[Juliya_Luthor]

12-3

Окончательно он в этом убеждается, когда в палату вводят хастлера. Лысого.
Парнишке лет двадцать. Староват для своей профессии. Уже пару лет как отработанный материал. Лекс писал о проститутках, Лекс знает. О таких вот мальчишках с детскими личиками и равнодушной мудростью в давно потухших глазах. Которые точно знают, что всем всё по фиг.
И этому мудрецу с повадками ребенка тоже всё это не нравится. Ты это чувствуешь, да? Какие-то вибрации в воздухе? В предвкушающем взгляде заказчика? В прикушенной губе привязанного к кровати парня? А, может, ты почувствовал это раньше? В прощальном кивке сутенера?
И эта палата… с прикованным пациентом… Какие-то мудреные аппараты… Столик с фруктами возле койки. Симпатичный графинчик с водой, с такими, знаете, селянскими ромашками…
И полная противоположность на второй половине комнаты. Вычурная кровать. Ажурный столик. Хрустальные бокалы. Всё как в романах. Или очень дорогих борделях.
– Нравится? – Олли от радости едва не скачет. – Как тебе, Лекс? Зацени! Ну зацени же! Кому, как не тебе, а?
Горящие азартом глаза, рванные фразы, капельки пота над верхней губой – Олли взволнован, как ребенок на первое рождество. И даже не скрывает этого. И вот то, что он этого даже не скрывает, не пытается даже – пугает Лекса сильнее всего. Потому что это какой-то незнакомый Оливер. Хищник. Или даже Чужой. Что-то ужасное. Лекс совсем не этого урода думал здесь застать, идя на встречу. Старый детский враг. Гадость, конечно, редкая. Но гадость своя, родная. Знакомая…
Оказывается, нет. Такого Оливера Лекс видит впервые. Такого Оливера Лекс никогда в жизни и не думал увидеть. Наверно, вот также чувствовали себя бывшие одноклассники старины Тэо Банди. Потому что в этом Оливере есть что-то маньяческое, ей-богу.
– Так тебе нравится?
– Я в восторге, Олли. Ты молодец, даже обрить не поленился.
– Я старался, – кажется, Квин даже не замечает издевки. – Для тебя. Кстати, он и тебе может отсосать? Хочешь?
– Спасибо, не стоит.
– Ах, ну да, малыш Кларки. Всё ждешь? Всё надеешься? Ну, сейчас перестанешь.
Этот тон. Блядь, Олли, ты меня пугаешь!
Лекс только сильнее стискивает зубы. И в сотый раз уговаривает себя потерпеть. Всё образуется, парень. Всё будет в порядке.
Он верит в это, даже когда Оливер засаживает хастлеру без всякой подготовки. Он верит в это под каждый хлюпающий шлеп. Под каждый приглушенный стон.
До тех пор, пока Квин не тянется за бокалом…
След от осколка даже не виден. Поначалу. Пока не наливается кровью. Не сплетается с десятком других…
Лекс всю жизнь мечтал быть репортером. Репортером криминальной хроники. Он всякое видал. Но это был результат. Еще никогда ему не доводилось наблюдать процесс. Вживую.
И он вдруг четко понимает, что у него нет ни малейшего желания наблюдать его сейчас.
Просто закрыть глаза… Просто сделать вид, что эти стоны – дешевая порнушка соседа по общаге…
– Смотри на меня! Смотри на меня, мать твою! Я хочу их видеть! Твои глаза хочу видеть!
Ни за что. Лекс просто не может. Да он даже не хочет…
Это даже не крик.
Это нечто извне.
Это нечто из ада.
Глаза распахиваются сами собой. Реагируют на опасность рефлекторно: рядом опасность – нужно ее оценить. Принять меры…
Проблеваться…
Потому что Олли вырезал проституту глаз… Осколком бокала…
Потому что Олли засунул свой член прямо в рану… И член весь в крови… в мозгах… В чьей-то голове…
Еще на живую…
Последняя связная мысль Лекса: «Так вот что означает выражение "ебать мозги"».

Противное пиканье какого-то аппарата. Противный медицинский запашок. И даже заботливые руки докторов – противны. Сама реальность, в которую его заставляют вернуться – отвратительна. Как отвратительно их показушное спокойствие. Трое докторов хлопочут над грохнувшимся в обморок Лексом. Старательно не замечая распятого на полу парня.
Мертвого…
Покромсанного…
Искалеченного…
Такого ни в чем не виноватого…
Перед глазами снова всё плывет. И хочется выть. И вспомнить о Боге. Потому что тело на полу до ужаса напоминает распятье.
Окровавленное…
Искалеченное…
Умершего за тебя.
Может, это абсурдно. Но это ведь так? Он умер за тебя, Александр. Ты должен был сдохнуть. Он должен был жить. Загнуться лет через пять от СПИДа под каким-нибудь мостом. Или пойти в монахи. Может, он стал бы писателем… Или подстилкой писателя… Может, он…
Умер за тебя.
А-А-А-А-А-А-А-А…
– У него истерика, мистер Квин. И при его реакции на бензодиазепины…
– А вы что скажите, Гарднер?
– Дайте ему валерьянки. Обычной валерьянки. И пусть себе спит. Я уже говорил: ему нужен покой.

Когда Лекс снова приходит в себя – в комнате уже убрано. Даже кровати нет. Ничего нет. Прожить вот так – чтоб от тебя ничего не осталось…
Александр приказывает совести заткнуться. Просто молчи! Или мы свихнемся.
А, может, наложим на себя руки…
Или вцепимся Квину в глотку. Если он подойдет поближе…
Он подходит. С телефоном в руке. С его телефоном в руке.
– Тебе тут Кларк звонил. Наверно, тебе стоит перезвонить. Малыш ведь волнуется.
Первые несколько секунд Лекс даже не понимает, что Олли несет. Он дает ему телефон? Сам дает ему телефон?! В чем здесь подвох?
Лекс нажимает кнопку быстрого набора, стараясь, но не умея скрыть предательскую дрожь. Заткнуть надежду. На том конце звучат изматывающие гудки. А на этом – издевательский голос Олли:
– Интересно, а как Кларк смотрелся бы лысым?
Уши будто закладывает. А перед глазами – кровь… и розовые ошметки… и остекленевший глаз… один остекленевший глаз…
– Лекс, ты где был? Во что ты опять влип без меня? Эй!
– Знаешь, Кларк, нам стоит расстаться.

URL записи

[Juliya_Luthor]

13-1

20.07.2010 в 02:10

Пишет  dora_night_ru:

«Сенсация» №13.
Прода маленькая, но для сюжета необходимая...

Название: Да это ж сенсация, мать вашу! Часть тринадцатая.
Автор: ну я! А что?
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21
Жанр: AU, ангст, экшен
Статус: в процессе
Саммари: пора ответить на кое-какие вопросы…

«Думаю, Оливер тебе лучше объяснит…»
Сученыш. Нет, ну каков сученыш! Мало того, что Кларк теперь мчится в Метрополис на всех парусах – так еще и прямиком к Оливеру. Чертов Лутор! Даже больной и прикованный умудрился его подставить!
– Ты встретишься с ним в людном месте. Его отец будет в курсе, что он идет на встречу с тобой. И мой отец будет в курсе. И если ты ему что-то сделаешь…
– Ты не в том положении, чтоб мне угрожать, – всё самодовольство Оливера разбивается о сталь Лексовых глаз.
– Кларк – всё, что у меня есть в этой жизни. Если я его потеряю – больше терять будет нечего. И если ты ему что-то сделаешь… Олли, поверь, ты пожалеешь.
Квин недовольно щурится: это объяснение в любви совсем ему не понравилось. Ну вот ни капельки.
– Значит, предлагаешь мне придумывать отговорки для твоего благоверного? – циничная усмешка некрасиво кривит красивый рот Квина. – Вообще-то байки – по твоей части.
– Ничего, у тебя всегда была богатая фантазия, – а вот у Лутора даже презрение получается… красивым. Олли им откровенно любуется.
– Не боишься, что малышу не понравится моя фантазия? Мало ли что я ему нарассказываю…
– Языком трепи что угодно. Главное – руки держи при себе.
Вздохнув, Квин отступает. Раздраженно проводит рукой по склоненной голове. Будто смиряясь. Сейчас он опять похож на прежнего – школьного – Олли. Лексу даже начинает казаться, что всё было сном. Кошмаром. Глюком после лекарств. Ему этого очень хочется. До чертиков.
Но не сильнее – чем хочется безопасности Кларка. А здесь рисковать нельзя.
– И я еду с тобой.

И вот теперь Оливер сидит в этом дурацком гольф-клубе. Ждет приятеля Кларка.
И нервничает.
Глупо, конечно. Но он действительно нервничает в ожидании пацана. И дело тут не в сверхспособностях этого фрика. Даже не изученных до конца. Дело в глазах Кларка. Его почти брата. Оливер столько лет был для него старшим товарищем. Образцом и примером. Он не хочет его разочаровывать. Он боится его разочаровывать.
Блядь! Он только вчера в очередной раз убил человека. Четвертого, между прочим. А Кларк и сам не святой. Сколько лет врал ему не краснея…
Но Оливер не хочет разочаровывать этого мальчишку.
Потому что даже таким скотам, как он, нужен кто-то, кто будет ими гордиться.

– …А потом отец узнал и устроил так, чтоб Лекса… выгнали, в общем… Он пришел ко мне поговорить. А не вышел. Ты, наверно, считаешь меня таким скотом, Кларк! И трусом. Но мне было пятнадцать. Я хотел, чтоб отец мной гордился. Ты разве никогда не хотел, чтоб твой отец тобой гордился? Но я до сих пор помню, как он стоял под моими окнами… под дождем… мокрый… Всё ждал, что я выйду. А потом наш дворецкий позвонил Лайонеллу. И, в общем, мы с ним не виделись шесть лет. Когда я увидел его в клубе… Черт! Я просто попугать его хотел! Я никогда не позволил бы тебе… Ты ведь не думаешь, что я позволил бы тебе кого-то изнасиловать? Не думаешь, Кларк?
Кларк не думает. Вообще ничего. Он не в состоянии думать. Дышать. Жить.
Его любимый заявил, что уходит от него к его лучшему другу.
Господи, только сегодня утром он снимал напряжение в душе, представляя руки Лекса на своем члене – чтобы через пару часов услышать, что в это время эти руки ласкали другого. Не просто другого, нет! Господи, да кто угодно, кроме него! Кроме лучшего друга! Которого он считал братом.
Который трахнул его любовника.
– Быстро же ты забыл Джози, – Кларку хочется быть саркастичным. Ехидным. Злым.
Но он апатичен и жалок.
– Мне нужна была поддержка, Кларк. Небольшое участие. Я правда ничего такого не планировал! Попросил его встретиться в баре. Выпили немного. А дальше… Это просто сильнее нас. Господи, Кларк, кто угодно, но только не ты! – Кент вздрагивает, слыша собственную мольбу из уст Квина. – Я никогда не сделал бы тебе больно. Никогда. Но это… Это же Лекс. Если ты его любишь – ты меня поймешь.
Кларк сжимается в кресле. Съеживается весь. Уходит в себя.
Потому что он понимает.
Это же Лекс.
– Он?.. – голос отказывает Кларку: он не в силах спросить. Вынести самому себе приговор.
– Наверно, вам стоит поговорить, – в голосе Квина – сплошное участие.
В глазах – сплошное ехидство.

Лекс раз за разом проводит языком по новым зубам. Отрасли всего за ночь. Просто взяли и отрасли. Впрочем, нет – не просто. Чертово зелье Квина. Залечивает всё.
Кроме смерти.
Значит, он не может допустить, чтоб с Кларком… что-то случилось… То, что уже не исправит никакое зелье. Значит, он скажет своему малышу всё, что Квин велел.
Вопрос в том – как он это скажет. А второй вопрос – догадается ли Кларк. Поймет ли? В доме Кентов Лекс не раз замечал, как Марта с Джонатаном общались взглядами. Перемигивания. Улыбочки. Одним им понятные шуточки. Интересно, это передается по наследству? Или исключительно наживное? А то ведь они с Кларком нажить-то не успели… Но Лекс всё равно обязан попробовать. Не только ради себя. Не только ради Кларка. Но и ради того паренька… Который уже никогда не станет писателем.
Скрип двери. Лекс бросает быстрый взгляд на настенное зеркало. На секунду ему даже кажется, что он видит силуэт Квина по ту сторону хитрого стекла. А потом он видит Кларка – и все Квины планеты идут гулять лесом.
«Маленький мой! Что ж я сделал с тобою? Ну прости ты меня!»
Внутри вулканом взрывается дикое неподвластное желание кинуться к нему, прижать покрепче, заградить собой от всех пуль, всех напастей… всех бокальных осколков…
Спокойно, Лекс, только спокойно. Терпение – главная добродетель. Ты сделаешь эту суку Олли. Ты всегда одерживал верх. И сейчас его поимеешь. А потом вы с Кларком будете жить долго и счастливо. А о Квине – напишешь статью. И забудешь, как страшный сон.
– Кларк…
Он делает шаг вперед. И будто натыкается на стену. Потому что у Кларка лицо – будто он гнилых помидоров объелся. Нет, даже не так. Будто это Лекс разит гнилью. И Кларк отшатывается от него, как от прокаженного.
– Я не могу… Просто не могу… Ты… Меня сейчас стошнит… – и Кларк пулей вылетает за двери.
Ну вот и поговорили. Обменялись взглядами. Перемигнулись. Улыбнулись. Проржались, мать твою, от души! Как сейчас, наверно, ржет от удовольствия Оливер за тонкой зеркальной перегородкой.
– Кларк, – зовет Лекс тишину.
И даже не замечает, как оседает на пол.

[Juliya_Luthor]

13-2

Кларка тошнит в ближайшем туалете. Чертовы метеориты! Откуда? Почему здесь? Почему сейчас?! Какого хуя?! – простите за честность!
Соберись, придурок. Вдох и… на выдох времени нет: беги назад. Тебе еще с этим Брутом объясняться. Как ты мог смыться, не выслушав лысика? Подумаешь, тошнит! А вазы там на кой?! И вообще… Может, он только каяться собирался, а ты, идиот… У-у-у, придурок! С кем я связался? Иди назад. Пусти слезу. Пообещай, что в отличие от Квина ты его под дождем никогда… ни за что… Тем более без зонта! Представляешь? Белая рубашечка… мокренькая… вся прилипла… всё обрисовала… Ни за что не бросишь! Иди назад. По боку нам все метеориты. Если чё – мы себе свинцовый презерватив закажем. Было бы для кого…
– Простите, мистер Кент, но мистер Лутор уехал две минуты назад с мистером Квином. Нет, передать ничего не просили.
И Кларк даже не знает, в какую сторону.
Черт, да ты даже не в курсе, на какой Олли сегодня машине.
А что у него их несколько?
Ага, блядь. Целых две. Может, и тебе пора второго парня завести? Про запас…

Лекс как чумной. Молчит и ни на что не реагирует. Просто позволяет делать с собой всё, что угодно. Поднять. Вывести. Усадить в машину. Сел. Встал. Молча. Будто кукла на веревочках. В клубе это играло Олли на руку, но здесь, на вилле, начинает беспокоить.
– Эй, лапа, ну что ты? – Олли не больно бьет свой трофей по щекам, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Лекс уворачивается. Но как-то равнодушно.
Ах так? Посмотрим как тебе это.
Олли облизывает любезно подставленную ему скулу. Легонько чмокает в висок. Затем язык скользит в ушную раковину. Очерчивает матово светящиеся перегородки. Если хорошенько присмотреться – можно разглядеть в них свернувшегося человечка. Лысенького. Этакого миниатюрного Лексика в его собственном ушке. Просто немножко фантазии… Ну вот же ты спрятался! Ишь как изогнулся…
От жаркого дыхания в ухо Лекс весь покрывается пупырышками. Забавные милые бугорочки. Их Оливер тоже попробует на вкус. Языком. Губами. Подушечками пальцев. Особенно красивы они на сосках. И ниже. Ниже…
– Подумать только, а здесь у тебя, оказывается, волосы растут. Прикольно! Вот только рыжие… Блин, Лутор, так ты чё, рыжий что ли? – давно Оливер так искренне и беззаботно не смеялся. Ах ты ж, мое рыжее сокровище! – Жаль, что у тебя нет веснушек. Тебе бы пошли. Подлецу всё к лицу.
Олли болтает и болтает, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. Потому что от Лексового молчания становится уже не по себе. Оливер даже не решается достать смазку. Просто гладит. Целует. Проводит носом по впадинкам.
Лекс пахнет нагретой солнцем кожей. Этаким рыжим теплом. Медовым загаром. А ведь такой с виду бледный. Но эта медовая дерзость, разморенная вечерними лучами… Она окутывает Оливера. Проникает в каждую пору. В ней есть что-то от луга… И что-то от неба… И что-то от ада. Личного ада Оливера Квина.
Он вдыхает этот запах. Слизывает его с кожи. Стирает ладонями.
А Лекс молчит. Молчит, когда на груди распахивается рубашка. Когда вжикает молния брюк. Когда руки Квина, его рот, нос, глаза – всё устремляется к члену Лекса. И снова поднимается выше. Олли мечется между его членом и сосками. А Лекс молчит. Олли трется, стонет, всасывает кожу, оставляя влажные клейменые засосы. А Лекс молчит. Даже когда его член наливается кровью, и Квин утробно урчит от радости – Лекс молчит. Молчит каждой венкой, каждым волоском, каждым пупырышком дрожи.
Олли рычит. Елозит, как змея. Трется всем телом. Словно хочет пропитаться Лексом насквозь. Его собственный член давно пульсирует яростной жаждой. Бьется громче, чем сердце. Его язык скользит проворней, чем руки. Горячий, жадный язык. Почему не стал он питоном? Проглотил бы сейчас, вобрал целиком, сделал частью себя… Навсегда.
Член Олли сочиться спегмой. Оставляет влажный след. И уже не разобрать: где прошелся язык Квина, а где его пенис…
Но Лекс молчит. Равнодушно прикрывает глаза. И зачем-то раз за разом проводит языком по отросшим зубам.
Олли уже трясет. Колотит мелкой дрожью. С низким рыком он впивается Лексу в предплечье, глотает вместе с запахом кровь… Отдавая взамен свое семя.
Таких оргазмов у него не было с отрочества. Будто время повернулось вспять. Словно он случайно законсервировал тогда один для себя – и сейчас выпустил этого джинна из бутылки. Как будто впервые. Новое щемящее чувство. Запретное удовольствие с примесью греха. Разбавленное сладостью открытья.
– Ты мой джинн, – шепчет Оливер вялыми губами. – Оргазм из бутылки… – и сонно хлопает золотистыми ресницами.
А Лекс молчит.

Завтрак в постель – это банальность. А вот ужин в постель – это необходимость. Потому что Олли с утра ничего не ел. Сначала нервничал из-за Кларка (пхе, было бы из-за чего на самом деле!), затем изображал Искреннее Раскаянье (а с куском бифштекса во рту оно изображалось как-то неискренне), а потом… потом у него был секс. В кои-то веки эта зараза Лутор был таким покорным… податливым… согласным на всё… Променять всё это на омлет? Да за кого вы меня держите?! Зато теперь он перекусит.
Они перекусят.
Потому что он несет Лексу ужин в постель. Ни одной своей шалаве не носил никогда. А лапе своей сволочной несет. Рыжей своей привереде.
Но это же Лекс.
И пусть не говорит теперь, что Оливер Квин не умеет ухаживать. Да он вообще на редкость милый парень. А базиликовый соус, кстати, получше любой смазки. И Олли готов это доказать. Вот съест этого цыпленка – и займется другим своим «цыпленочком»…
Оливер ногой открывает дверь, не сводя глаз с подноса с опасно зашатавшимися склянками.
– Та-да-да-дам! – торжественно пропев, он гордо замирает посреди спальни.
Склянки тоже замирают. И Оливер наконец-то поднимает глаза…
Поднос летит на пол. Разлетается по ковру желто-красно-зеленой феерией. Дикая инсталляция шока.
Базиликовый соус ярко-желтой струйкой змеится к кровати. Смешиваясь с темно-красной кровью. Из перегрызенного запястья. Зубами перегрызенного запястья.
Ну, это же Лекс...

URL записи