Фандом "Тайны Смоллвиля"

[Juliya_Luthor]

Работа на дом

Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»

01

29.09.2010 в 15:07

Пишет  dora_night_ru:

Хоть что-нибудь...
После отпуска навалилось стока работы. Плюс еще преподы рефератов накидали. Дома полетела операционка на компе. А в остальном, прекрасная маркиза… Но писать-то всё равно хочется. В общем, выставляю хоть что-нибудь. Надеюсь, вам понравится…

Название: Работа на дом
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…
Ах да, это сиквел! Угадайте – к чему…


Эх, всё-таки Оливер Голдсмит был умный чувак. «Предоставленные самим себе, мы вынуждены сами ковать и искать свое счастье». Это ведь он сказал, да? И был абсолютно прав. Интересно только, к кому из них двоих это больше относится: к нему или к Лексу?
К нему… Который лежит сейчас окровавленный и разбитый… Подыхающий из-за собственной глупости…
Или к Лексу… Который, кажись, сдохнет чуть позже. Но опять-таки из-за Кларковой глупости… Если не сумеет выковать их счастье. Вот только ковать придется самому: Кларк сейчас немного… не в силах… точнее, совсем без них…
А ведь у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…

***
У Кларка божественная улыбка. А у Лекса – божественная задница. Каждому свое. То есть Кларк с превеликим удовольствием лапает Лексову задницу и лыбится счастливейшей улыбкой, от которой у Лутора сносит крышу. И по идее все счастливы.
Были бы. Если бы кое-кто не торопился в редакцию. И можно было бы от поглаживаний перейти… в спальню для начала. И чтоб на весь день. И на всю ночь. С небольшими отлучками в кухню. И чтоб…
– Извини, я опаздываю. Давай вечером, а? Я постараюсь не задерживаться.
То есть часам к трем ночи явится. Если повезет.
Черт! Улыбка заедает оскалом. И почему-то хочется выть. И подрочить, кажись, было б неплохо. А еще им, наверное, стоит поговорить. Хотя бы друг с другом. Родители давно намекают, что после пережитой трагедии им не помешал бы психиатр. Но объяснить какому-то незнакомому мозгоправу проблему Кларка и Лекса «я чуть тебя не потерял», не открывая проблему Кларка «несмотря на все свои суперсилы» – мда, объяснить такое постороннему сложновато. Даже при умении Лекса играть словами. Даже при умении Кларка играть под дурачка.
Но поговорить им всё-таки стоит. Потому что он действительно «чуть его не потерял несмотря на все свои суперсилы». И теперь каждый раз, когда Лекс исчезает из поля зрения дольше, чем на минуту – у Кларка сносит крышу. Автоматически включается рентгеновское зрение. И, кажется, даже нюх… немного того…
Хочется приковать его к себе… ну хотя бы наручниками. Хотя… Если подумать… Что такое для Лекса наручники? Да любой Оливер Квин вам скажет, что наручники для Лекса – это фигня, снимет – не заметит. Нет, тут нужно что-нибудь понадежней. Кандалы что ли стащить из музея? Вот только – приковать Лутора? Можно, конечно. Но надолго ли? Вот в чем вопрос. Он и так уже чувствует что-то. Потому и бегает в свою редакцию даже по выходным. Сделал из работы ширму и укрепляет ее потихоньку «кирпичиками». Последний месяц – сплошные приступы трудоголизма.
А у Кларка – похоти. Это уже и желанием-то назвать нельзя. Прям вожделение какое-то. Нужно всё время трогать. Касаться. Вдыхать запах. Слышать дыхание. Видеть, как бьется жилка на шее. Нужен всё время. Лекс. Весь. Без остатка. Целиком и полностью. И чтоб только его. И чтоб больше никто не смел… даже дышать на него… Потому что Лекс такой хрупкий. От любой пули – сразу рана. От любого удара – синяк. А Кларк не может видеть на любимом теле синяки и шрамы. Ну просто не в состоянии он! В конце концов, он герой или кто? А какой он, к чертям, герой – если не может защитить собственного парня?!
Вот только Лекс делает вид, что не нуждается в его защите. Что и сам… самостоятельный мальчик… жил же он без него как-то целых двадцать лет… и вообще…
Господи, ну неужели он не понимает, насколько панически Кларк боится, страшится, ужасается даже – что Лекс вдруг может решить, что в состоянии жить без него? Тем более, что жить с Кларком… Эх, в общем, тяжела ты доля бой-френда супергероя. Да и характер у младшего Кента… А уж у старшего! Что, если Лексу и впрямь надоест? Если он… уйдет?
Хотя если уйдет – это еще не беда. А если… чья-нибудь пуля… с какой-нибудь крыши… Кларка передергивает. И глаза сами по себе зажмуриваются до боли. Нет! Нет-нет-нет! Никогда! Не бывать такому. Лекс самостоятельный мальчик. Жил же он без него как-то целых двадцать лет. И вообще. А у Кларка просто нервы. Посттравматический синдром. Он ведь чуть было его не потерял. Несмотря на все свои суперсилы.
И от этого страшно.
Страх делает его слабым. А выглядеть слабым перед любимым человеком – ох, как не хочется! Тем более что Луторы не терпят слабаков. И вообще… При патологической способности Лекса влезать в неприятности – ему нужен сильный партнер.
А Кларку нужно сильнодействующее успокоительное. Потому что вместо того, чтоб пойти в библиотеку писать доклад по политологии, ноги сами несут его в центр. Редакция «Дэйли-Плэнет» манит его. Как кое-чья попка. И он просто обязан проследить, чтоб эта попка не навлекла на себя очередные неприятности.
Даже если для этого придется следить за собственным парнем.

Уровень преступности в городе вырос на два пункта. Фигня вроде бы. Конечно, очередной кандидат в мэры – этот пронырливый старикашка Эдж – будет кричать о бессилии полиции, но уж Лекс-то знает, что в разрезе криминальной хроники эти два пункта – просто пара удачных операций, не более. Странно только, что Кларк умудрился их проморгать.
Нет, у мальчика, конечно, экзамены на носу, футбольные сборы, общественная деятельность и всё такое. Но целых два пункта? Луторовская бровь сама собою ползет вверх. Чем же так занят его парень в последнее время? Экзамены, сборы, благотворительность – это всё у Лекса на глазах. Но ведь и в свои «дозоры» его «пятнистый» любовник выходит регулярно. А уровень преступности от этого только растет…
При этом Кларк выглядит в последнее время жутко усталым. Где же ты так выматываешься, малыш? Еще пару месяцев назад Лекс бы с мазохистским удовлетворением посчитал бы это лучшим доказательством измены любовника. Напридумывал бы всяких ужасов. Собрал вещички. И ушел с гордо поднятой головой, не слушая никаких оправданий.
Но теперь Лекс знает, что такое настоящий ужас. И придумывать ничего не спешит. Просто хочет понять. Просто хочет не заморачиваться еще и этим. Просто хочет… жить. Просто жить со своим парнем. Любить его. Ходить на работу. Болеть на футбольных матчах. Гладить своего кота по вечерам. И закрывая глаза – не видеть крови и страха. Он просто хочет закрывать глаза… без страха… Разве он многого хочет?
Лутор досадливо встряхивает головой. Нужно отвлечься. Работай, работай, работай! Не вспоминай! Напиши вот статью о росте преступности. Порадуй старикашку Моргана. А на гонорар своди своего парня в ресторан. Ужин при свечах и всё такое. Заодно спросишь у Кларка, что с ним творится. Вот только как бы не услышать встречный вопрос о том же…
А, в принципе, что с ним самим творится? Ну, подумаешь, пара ночных кошмаров… И от чужих прикосновений его воротит… И на бокалы аллергия… В принципе, это не страшно. Может, это даже пройдет. Когда-нибудь. Со временем. Надо просто взять себя в руки. Выпить мятного чаю. Кота опять же неплохо было бы погладить. И, может, сходить к психиатру. Марта давно намекает. Вот только пустить кого-то в душу? Позволить копаться в своих мозгах… Просто выебать их…
Лекс с трудом сглатывает подступившую к горлу желчь. Не вспоминай. Не надо. Всё обошлось. Всё в порядке. Всё просто отлично. И доктор тебе не нужен. Зачем? Ты ж к шринку не ходил даже после развода родителей. Лайонелл не позволил. Еще бы! Половину своего компромата он как раз через мозгоправов и собирает. Пустить к ним своего сыночка – свидетеля и пособника – было бы непредусмотрительно с его стороны. Да Лекс и сам не любит доверять кому-то свои секреты.
Но он растерян. И тоже устал. Наверно, ему всё-таки нужна помощь. Не может же он прожить всю жизнь, прикасаясь только к Кларку? Попивая шампанское из чайной кружки? Не закрывая глаз? Может, и впрямь отрезать веки?
Чтоб к моему приходу открыл глаза… Или я срежу тебе веки! И заварю тебе чаю, как этот придурочный Та-мо! Ты же любишь чай, Лекс?
Чертова профессиональная память! Ты просто не в состоянии что-то забыть, правда? Может, не веки – может, лоботомию сделать? Или всё-таки?.. Нет, к шринку нельзя: он будет спрашивать о Кларке, а это опасно. Может, самому? Взять какую-нибудь книжку… Жаль, что у миссис Кент нет никакой такой литературы… ну, там о кризисе среднего возраста хотя бы… Правда, какая-то книжонка завалялась у Кларка. Про марсиан, которые крутят с женщинами с Венеры… или что-то в этом духе… Кларк заказал себе этот «шедевр психологии» по интернету, когда пытался определиться с ориентацией. Правда, помогла она мало. И Кларк просто сходил в мужской душ после урока физкультуры. В женский даже идти не пришлось.
А вот Лексу придется. Что-то решать. И что-то делать. Чтоб как-то жить.

– Ой, вот ты где!
При виде растрепанной напарницы Лекс чуть воздухом не подавился.
– Гм, Лоис… Знаешь ли… Может, ты не заметила… Но это вообще-то мужской туалет…
– Да я, – Лейн неопределенно взмахнула правой рукою над ухом, – ну, просто соскучилась по тебе. Вот. Так вдруг захотелось тебя увидеть! Прям, знаешь… Ну жутко…
– Что за жуткий лепет?
– Лепет? Ха-ха-ха… За кого ты меня принимаешь, Лутор?
– А ты меня?
– Я просто… Я…
Лекс выжидающе приподнял правую бровь. О нет, Лейн, дорогуша, подсказок от меня не жди! Только не после того, как захапала мою Пулитцеровскую премию. И плевать, что я сам ее тебе отдал. Попробовал бы не отдать при виде твоей опухшей от квиновских побоев рожицы – совесть в лице Уайта мне б проходу не дала. И теперь его премия стоит в окружении ее фиалок. Фиалок, мать вашу! Лучше б она кактусы завела! И вообще…
– Хватит мне лапшу на уши вешать. Что случилось?
– А Кларк не звонил?
– Что с ним?
– Почему с ним? Да что с ним может быть? Да с чего ты вообще…
– Лейн! – Лекс предупреждающе встряхнул подругу за плечи. Если речь зашла о Кларке – Лексу уже не до куртуазности. – Ты. Скажешь. Что. Случилось. ПРЯМО СЕЙЧАС!
На лице Лейн заедает жалкая улыбка.
– Квин сбежал.

– Поверить не могу! Это же просто уму не постижимо! Куда смотрела полиция? Не думал, что когда-нибудь соглашусь с сукой Эджем, но их всех точно пора гнать в шею!
– Джонни! Сядь и успокойся, – главный редактор «Дэйли-Плэнет» вольготно развалился в кресле и перевел взгляд с мечущегося по его кабинету старого друга на коробку кубинских сигар. – Эх, и «палочки-выручалочки» как на грех заканчиваются. Надо бы Лайонеллу намекнуть, что пора обновлять запасы. Хотя с его сыночком никаких сигар не напасешься. Вот и у тебя нервы сдают, старый друг.
– Нервы? Нервы?! Не осталось у меня больше нервов! Ничего у меня уже больше не осталось!
– Ну, эт ты врешь, Джонни Кей. А как же тот чудный домик на Гавайях, который ты собрался дарить Марте на день рождения? И ферма в Смоллвилле. И новая машина…
– Ох, Перри, лучше заткнись.
Сенатор Кент устало рухнул в кресло. Выпить бы. Черт, из-за луторовского щенка он скоро алкоголиком станет! Или лучше сразу удавиться?
– Ну как он смог? – в голосе сенатора звучала почти детская обида. – Я только понадеялся, что скоро конец.
– Ну, это ж Квин. Уверен, он и не такое может, – Перри не спеша прикурил сигару. С минуту полюбовался тлеющим кончиком любимой Cohiba. И осторожно предложил приятелю: – Слушай, а, может, и впрямь на Гавайи? Устроите себе с Мартой второй медовый месяц? Ребят с собой прихватите! Оттянетесь по-семейному! Кровати там обновите, – Перри выразительно поиграл бровями.
– Угу, – хмуро кивнул Кент. – И ребят. И всю твою редакцию. Всех возьмем. Позабиваем окна. Запремся в подвале. И будем молиться, чтоб Квин не достал. Правда думаешь, что поможет?
Врать Уайту не пришлось.
– Как это случилось? – Лекс потребовал объяснений прямо с порога.
Правда, особой паники в Лексовых глазах Перри не разглядел. Так, настороженность, не более. Значит, старого черта ты не боишься, щенок? Значит, всё дело в сынке… Закончить мысль Уайт не успел – Лекс решительно шагнул в кабинет, готовый если понадобиться выбивать правду кулаками и замер, наткнувшись взглядом на Джонатана.
– Мистер Кент.
Перри невольно скривился. Мальчишка уже третий месяц живет в сенаторском доме. Спит с сенаторским сыном. «Семейный альманах политической элиты наших штатов» просил его присутствовать на фотосессии сенаторской семьи (Перри это хорошо запомнил, у него из-за этой чертовой съемки интервью чуть не сорвалось: пришлось Мейси посылать. Уайт даже подозревал про себя, что Лекс нарочно затянул тогда фотопроцесс – ну, не любит этот гаденыш интервью брать, хоть убейте! Перри его и впрямь чуть не убил… Даже вспоминать как-то неудобно… Хорошо, Марта вмешалась, сгладила углы). Но сколько бы газет их великой родины не называло Лекса членом сенаторской семьи – для мальчишки Джонатан так и остался «мистером Кентом». И фиг ты здесь что изменишь.
– Лекс, – сухой кивок в ответ. Тьфу ты блин! Будто с политическим оппонентом здоровается. И куда Марта смотрит?
А вот Лекса, кажись, всё устраивает: повернулся к начальнику как ни в чем не бывало:
– Так ты мне скажешь, Перри, как всё-таки эта гнида умудрилась сбежать из муниципальной тюрьмы?
И обращается к Уайту – не к Джонатану, нет. Эту детальку Перри тоже подметил. И тоже обдумает. И тоже потом. На досуге.
– А он не из тюрьмы сбежал. Его под залог отпустили. Каких-то жалких 25 миллионов. Разве ж для Квинов это деньги? Так, тьфу, мелочь одна. Чаевые за глупость.
– Что говорит прокурор?
– Боюсь, комментарий прокурора мы на страницах нашей газеты дать не сможем. Нас же дети читают, в конце концов. Долбанная цензура! Хотя заголовок был бы… смычный такой!
– Догадываюсь, – кривится Лутор.
– Слушай, мальчик мой, а, может, ты в отпуск сходишь?
– Не наработал я еще на отпуск, Перри.
– Да лучше в отпуск, чем на больничный, – Перри пытается скрыть неподобающее ему волнение кривоватой улыбкой.
Но Лутор на улыбки не ведется.
– Я в подвале прятаться не буду, – решительно заявляет он.
Джонатан давится кислородом и вперивает удивленный взгляд в главреда своей газеты. Перри незаметно качает головой: да нет, не подслушивал, просто мысли сошлись. У вас больше общего, чем ты думаешь, старина Джонни Кей.
– Да тебе в подвале и не предлагает никто. Возьмешь своего парня, съездите куда-нибудь на пару недель…
При упоминании о парне взгляд Лекса невольно устремляется к окну. Что-то Кларка не видать… Тут такие новости, а его где-то носит… И Лексу почему-то кажется, что где-то рядом. О-о-очень близко. Слишком близко.
– Хорошо, мы это обсудим.
– Правильно. Посоветуйтесь. Посовещайтесь. Вот прям счаз! Езжай домой и всё с ним обсуди. А что? Пока машина Джонатана здесь. Звякни водителю, Джонни. Поезжай, мальчик мой. Отдохнете. Поговорите.
– У меня работа.
– Завтра доделаешь.
– Я так до сдачи номера не успею.
– В следующий номер пойдет. Делов-то!
– Перри, – предостерегающе тянет Лекс – и, чудо из чудес, старина Уайт предпочитает заткнуться.
– Хорошо. Делай свою работу. Но из редакции ни на шаг. А вечером Джонни таки пришлет за тобой машину. Усек, малек?
– Сэр, есть, сэр.

– Они же вправду не думают, что я добровольно засяду под домашний арест? – Лекс мечется меж двух столов, как лев в клетке. Этакий лев без гривы. Ну или гепард. Лоис еще не определилась со сравнениями.
– Ну, наверно, они надеются на твое благоразумие.
– Где было это чертово благоразумие, когда выпускали старого черта из-под стражи? – Лекс на секунду замирает у стола Лоис. ¬– На полицейскому волне что-то слышно?
Лейн пожимает плечами:
– Они обыскали его пентхауз и домик в горах. Никаких следов.
– А виллу?
– Какую виллу?
– У Олли была вилла. Ее обыскали?
– О вилле в протоколах ни слова, – и тут же подозрительно щурится: – На какую это виллу он тебя возил? Я думала, вы и на заводе отлично устроились. И тут вдруг всплывает какая-то вилла…
– Лейн, не сейчас.
– Да у тебя уже третий месяц «не сейчас»! Одно сплошное «погоди»!
Иногда Лекс жалеет, что у него в роду не было глухонемых: можно было бы притвориться, что это передается по наследству. А вдруг бы Лейн поверила? Поверила же она, что ее пепельницу разбила уборщица… И что вместо нее в командировку он ну никак не может, потому что Кларк заболел… Точно, идея!
– Ой, – Лекс хватается за живот, передразнивая их беременную корректоршу, – что-то у меня живот прихватило… От таких-то новостей… Ох! Или это вчерашние кальмары? – он осторожно попятился к дверям.
Лоис проводила его скептическим взглядом:
– Может, тебе клизму? Ты скажи – я сбегаю за Перри.
– Лучше за активированным углем! Только в мужской туалет больше не суйся. Ты лучше Джимми попроси…
– Может, Кларку звякнуть?
– С ума сошла! Это не совсем то, что ему стоит знать обо мне! Я сейчас… Ты подожди пока… Не уходи никуда…
Лекс опрометью вылетает за двери. Какое счастье, что пожарная лестница у них рядом с туалетами!
Жаль только, что на лестничной площадке его уже поджидает Кларк.

– А я-то думал, где тебя носит?
– Ты туда не пойдешь.
– Такие новости – а ты и не позвонил даже…
– Лекс, пожалуйста!
– И какой-то подозрительно усталый в последнее время…
– Лекс, не сейчас!
– Вот! Вот именно! Как Лоис и говорила! Не люблю признавать правоту других людей… Но у нас с тобой одно сплошное «погоди».
Кларк запускает в волосы пятерню. И цепляется в них так, будто вырвать хочет. Или заглушить этой болью – другую.
– Хорошо. Да, ты прав: нам стоит поговорить. Обсудить… всё это… – и вдруг резко вскидывает голову, будто его осеняет: – Слушай, а может, тебе бронежилет купить?
– Ага, и машину бронированную. Я видел что-то такое на сайте Вейн-корпорейшен. И окна в доме вставим пуленепробиваемые…
– Да вставил я! И окна, и двери! Вот только лаз для кота нарушает всю охранную систему периметра…
– Господи, Кларк! У тебя паранойя.
– А что ты хочешь, мать твою?! У меня стальное тело, а не стальные нервы! Я чуть тебя не потерял! Не прошло и двух месяцев, а ты опять ищешь себе неприятности на заднюю точку! Меня заколебали твои геройства! Давай из нас двоих героем буду я! А ты спокойно постоишь в сторонке! Просто будешь писать свои статейки…
– …сидя в сейфе.
– Я… – Кларк умолкает на полуслове.
И весь сжимается под Лексовым взглядом. Тот будто укоряет его за что-то. Да только за что, мать вашу?! Он же хочет как лучше…
– Ну вот и поговорили, – Лекс презрительно кривит губы. – Теперь мне, видимо, осталось сделать тебе примирительный минет и пойти запереться в подвале?
Сейчас у Кларка не только усталый вид, но еще и глаза больные. Вот только болен он Лексом. Давно и уже безнадежно.
– Лекс… Прости. Ну, я не это имел в виду… Мы как-то не так поговорили… Мы в последнее время вообще ведем себя как-то не так… Давай попробуем сначала? Давай поговорим как-нибудь по-другому, а?
Лекс стискивает зубы. Он будет сильным. Черт, он уже сильный! Каждый прожитый им день – лучшее тому доказательство. Он будет сильным. Он не позволил живому Квину разрушить их с Кларком отношения, мертвые – ему и подавно не угроза. Поэтому он возьмет себя в руки. Разожмет челюсти. И скажет своему парню:
– Всё будет хорошо, Кларк. Всё образуется. Мы справимся. Если хочешь – конечно, поговорим. Только давай поговорим по дороге, лады?

URL записи

02

01.10.2010 в 01:45

Пишет  dora_night_ru:

Мало - ну и ладно!
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Разговор не клеится. Фразы комкаются. Слова глотаются. Взгляды соскальзывают в сторону.
Наверно, Кларку стоит притормозить. Может, даже буквально. Свернуть на обочину. Предложить прогуляться. Пройтись по осеннему лесу, шурша листвою. Нащупать Лексову руку. Нырнуть под нее, как под мамину шаль в детстве. Чтоб тебя прижимали к самому сердцу. Холили и оберегали. Чтоб у твоего уха билось его сердце, а под его рукою – твое. И, может, тогда и слова не понадобятся.
Но Кларк упорно гонит на запад. Давит на газ. И раз за разом давится словами. Будто в него злой дух вселился. Будто он какой-то не такой.
И Лекс какой-то не такой. Заиндевевший. Строгий. И сильный. Самоуверенно сильный. По-луторовски. Кларк так никогда не сумеет. Его так никогда не учили. Да и не хотел бы он такому учиться. Впрочем, Лекс, наверное, тоже учиться не хотел… Жизнь заставила… Или отец? Или, может быть, Квин? Тот самый Квин… или другой… Или они все для тебя одинаковые, милый?
Да будет вам дано помнить – откуда вы идете. Видеть – куда вы идете. И знать – когда остановиться, дабы не зайти слишком далеко.
Эту ирландскую пословицу мамина прапрабабушка вышила на собственной шали – единственной теплой одежке, которую взяла с собой, эмигрируя в штаты в поисках лучшей доли. И когда Марте приходится нелегко – из-за упрямства мужа, из-за геройств сына, из-за молчания Лекса – она достает цветастый кусок ткани, чтобы вспомнить откуда пришла. Напитаться силой предков, переживших гонения, голод, нищету и унижения – в поисках лучшей жизни. И благодаря этому сравнению – понять, что ее жизнь действительно лучше. Гораздо лучше, чем у многих. Так что лучше притормозить, сдать чуток назад, охолонуть – и сгладить острые углы добродушной улыбкой.
«Тормози, придурок, – шепчет Кларку внутренний голос. – Тормози, пока судьба пинком не закинула тебя слишком далеко. И пока тебя не послал туда лысик»
Но тормозить уже поздно: из-за поворота величественно выплывает зловещая белоснежная вилла.

Белый мрамор. Сплошной белый мрамор. Будто его белизной Квины хотели осветить черноту своих душ. Французские окна. Колонны вместо стен. Много открытого пространства. Слишком много. Лексу начинает казаться, что у него сейчас от этого места начнется приступ агорафобии. Или стошнит на этот шикарный ковер от гадливости воспоминаний. Прямо на желто-белый ковер. Ворс которого до одури напоминает шершавость Оливерового языка. А та розовая вазочка на камине – совсем как его член. Такая же кривая и плюгаво-тонкая.
Ему хочется бежать отсюда. Развернуться и броситься вон. Вырваться из этих стен – как он уже вырывался когда-то. И для этого Лекс готов перегрызть себе второе запястье. Лишь бы вырваться отсюда!
Но вместо этого он заставляет себя дышать: размеренно и спокойно (ведь у Кларка отличный слух) и нарочито уверенно идти вперед. Вдох. Шаг. Выдох. Шаг. Взгляд в сторону. Шаг. Вдох. Черт, чуть не сбился!
Кларк идет рядом. Ничего не боясь. Ничего не тревожась. Здесь нет теней, способных его напугать. Здесь для этого слишком светло. Так просторно и уютно. Огромные окна дарят ощущение свободы. За окнами – сливается с бескрайним небом сизые воды озера. Плеск волн. Бодрящий влажный ветер. Теперь Кларк понимает – за что Олли так любил это место. А ему почему-то кажется, что Олли очень его любил. И Лекса, наверное, тоже…
Кларк переводит задумчивый взгляд на своего парня… Как раз вовремя – чтобы перехватить ладонью направленную в голову пулю.
– Черт!
Но отталкивать не приходится – Лекс уже и сам ныряет за диван. И простор и уют виллы наполняются оглушительной какофонией выстрелов.
Охранники жмутся за лестницей. Один приткнулся за колонной. Рентгеновское зрение выхватывает метания группки людей в подвале – пока тело несется вперед. Почти на автомате. Шваркнуть об стену. Стукнуть головами. Отшвырнуть пистолеты подальше. И, пожалуй, стоит двигаться быстрее, потому что люди внизу ускользают, буквально исчезают в каких-то лабиринтах, уходящий в сторону леса. Только один бежит по направлению к озеру. Его-то Кларк и перехватывает, пробив к черту пол.
У мужичка странный вид: белый халат, очечки – неизменный атрибут непризнанных гениев и неряшливая кипа бумажек в руках. Он выглядит таким безобидным. Но именно он заставляет Кларка отступить, пшикнув ему в лицо какой-то дрянью. Едкой и противной. Глаза будто дымом заволакивает. А потом этот дым просачивается прямиком в мозг. Обволакивает каждую дольку. Лезет из ушей. Или это уже мозги – из ушей?
И тут Кларк падает. В озеро. С головою. И тонет… тонет… то… Резкий взмах головы. В глазах проясняется. Медленно. По чуть-чуть. Еще немного и можно понять, что вот это бело-голубое пятно напротив – Лекс. Стоит с опустевшей вазой в руках. Пока с лица Кларка стекает вода. Капля за каплей.
– Я подумал, что стоит промыть. Но вряд ли хорошо получилось: ты выворачивался всё время. Надо еще раз и теперь кипяченой водою. А вернемся домой – пусть Марта заварит крепкого чаю. Им тоже промывать хорошо. И еще у меня есть жидкость для линз. Правда, она в сумке, а сумка в машине, но я сейчас сбегаю. Ты пока посиди, не напрягайся. Я сейчас, солнце.
– Я в порядке.
– Со зрением шутить нельзя. Я сбегаю за жидкостью. Стой здесь. А лучше присядь. И нечего не трогай. А главное – грязными руками в глаза не лезь.
Лекс поворачивается к выходу. Куда-то вправо. Наверно, там лестница, вряд ли он прыгал за Кларком в дыру в полу. Спустился по-человечески. Кстати, о людях.
– Эй, – Кларк хватает своего парня за руку. Точней, за рукав. Он почти промахнулся. Но, кажется, Лекс не заметил: иногда это даже полезно, когда за тебя так волнуются, что не замечают ничего вокруг. – Здесь кто-то был. Такой… в халате…
– Да вон он валяется. Я его стулом по голове шандарахнул. Проверенный способ. Особенно для таких вот, в халатах. А остальные смылись. Там в задней части стальные двери. Автоматические. Пожалуй я бы успел проскочить, но ты закричал… – Лекс умолкает на полуслове. И Кларк чувствует, как начинает дрожать его рука. Весь он.
Он боится за нас. Круто, да? Теперь, наверно, будет носиться с нами, как с приболевшим ребенком… В редакцию не пойдет. Прикинь, какие перспективы.
Внутренний голос довольно облизывается. А вот Кларку верится с трудом: Лекс, пропустивший работу?
Делающий нам примирительный минет.
«Ты счаз в слюнях захлебнешься», – ехидно замечает юный Кент. Но в кои-то веки ему до чертиков хочется верить внутреннему голосу. Притвориться, что не было последних месяцев. Свернуться калачиком в родных руках. Чтоб чуткие пальцы – по волосам. И ласковый голос – в самую душу. Чтоб…
Выпустить руку. И заставить себя отступить. Они не дома. И никто не может поручиться, что они одни. Нужно заканчивать здесь и увозить отсюда Лекса. Куда-нибудь в безопасное место.
Ага, в сейф. Поставишь ему туда печатную машинку и свою фотку на столик – и будет ему счастье.
Кларк до боли стискивает зубы. И запрещает себе шевелиться, пока Лекс не исчезает в лестничном проеме. Чтоб не кинуться следом. Охранять.
Выдохни, малыш. Не настолько он слабый, как нам бы хотелось…
Нет, всё-таки стоит тут осмотреться. А вдруг тут какая-нибудь система саморазрушения. Или мутанты – как на том заводе. Да здесь опасности могут быть за каждым углом, а Лекс вернется с минуты на минуту. Нет-нет, здесь надо всё проверить. Убедиться, что для него здесь безопасно.
Интересно, куда так торопился «безобидный» доктор? Все остальные спасали свои шкуры, а этот летел, как на пожар… Наверно, сюда: других поворотов-то нет. Да и выбирать-то тут особо не приходится. Что тут у нас?
Стеклянная камера больше похожа на детскую. Особую схожесть с ней придает играющийся на полу ребенок. Миленький белокурый мальчонка. Чем-то похожий на ангела.
Наверное, сходством с покойным другом Оливером.

– Хочешь поиграть с моими солдатиками?
Такой невинный взгляд. Кларк такого ни у одного человека не видел. Но ведь это человек, правда?
– Эй, малыш, ты кто?
В ответ мальчишка угрюмо прикусил указательный пальчик левой руки. Нахмурил бровки. Похоже, вопрос оказался для него сложноват.
– Ты здесь давно?
Молчание.
Кларк осторожно, стараясь не напугать ребенка, сделал шаг вперед.
– Где твои родители?
Еще пара шагов. И тоже молчание в ответ.
– А как тебя зовут?
– Оливер.
Кларк вздрогнул, резко обернувшись. Лекс застыл за пару метров от выломанной Кларком двери.
– Ты тоже считаешь, что похож?
– Он не похож. Это он.
Кларк озабоченно хмурится.
– Эй, ты же сам помнишь… Крыша, пуля. Всё такое.
– Я с ним пять лет в одной школе проучился. Мы на английском за соседними партами сидели. Такое тоже не забывается. Это Оливер.
Кларк переводит на притихшего ребенка сомневающийся взгляд.
– Ну, может, это его брат…
– Угу, близнец. С задержкой развития лет на десять.
– Ну, ты сам понимаешь, что это бред!
– Это клон. Обычный клон. Я делал репортаж о клонировании этой зимой. Могу дать почитать. А вот это всё, – Лекс обводит рукой окружающие их стены, – не что иное, как мини-лаборатория по клонированию. Видишь вон ту длиннющую железную хрень с множеством всяких «щупалец»? Это электронный микроскоп, Кларк. Вы будете изучать такой на физике. А на биологии вам будут объяснять, что такое бактериофаг. Рассказывать, что это такая дрянь типа вирус, которая применяется в генной инженерии в качестве векторов, переносящих участки ДНК. Что такое ДНК ты, надеюсь, в курсе?
Кажется, у Кларка из мозгов не вся дымовая фигня вышла. И теперь она эти мозги разъедает. Прям изнутри. За что ему это?
– Ты не можешь…
– Я-то не могу. Но я видел, что могут Квины. И я совсем не удивляюсь, что они могут это.
Кларк резко встряхивает головой, как очумевший пес, на порог к которому вместо живого хозяина ввалился его зомби: вроде всё так… но ведь всё совершенно иначе, кот вас задери! Нет-нет, здесь какой-то подвох. Он еще не понимает в чем, но нюхом чует… Надо просто успокоиться. Сесть. Разложить всё мысленно по полочкам. И оно всё само собой сложится. Правда?
Кент до боли сдавливает переносицу.
– Не лезь в глаза! У тебя руки грязные! Присядь на стул и откинь голову. Я сейчас промою, – Лекс кидается к нему, совершенно забыв про пацана.
– У тебя волос нет, – зачарованно тянет чудо-ребенок.
– А у тебя генетической индивидуальности, – бурчит под нос Лутор, не решаясь обижать ребенка при Кларке в открытую.
– А ты со мной поиграешь? – не отстает деточка, пока Лекс силком усаживает любовника на детский стульчик и выбирает ракурс поудобней, чтоб закапать глаза физраствором.
– Угу, – так, кажется, с этого места капать лучше всего, – в прятки. Ты беги пока. Прячься. А я тебя поищу. В следующей жизни.
– Ле-е-екс, – предостерегающе шипит Кларк. – Это просто ребенок.
– На счет «просто» это ты загнул. Хотя для криптонца да, довольно «простой» ребенок.
Мальчишка тем временем подползает поближе и тянется к Лексу, собираясь потрогать причудливого дяденьку. Какой странный взрослый! Похож на его оловянного генерала.
От прикосновения детской ладошки Лекс подскакивает, позорно взгвизнув.
– Уберись от меня, зараза!
Ребенок испуганно шарахается в сторону. В огромных небесно-голубых глазах ангелочка застыл трогательный испуг.
– Лекс! – потрясенно охает Кларк.
Но Лекс сейчас совсем не похож на его Лекса. Скорей на кобру. Королевскую кобру. Застывшую в боевой стойке.
– Ты чего?
– Поехали отсюда. Я поведу. Тебе не стоит сейчас глаза напрягать, – младший Лутор опрометью выскакивает из камеры.

– Положи где взял.
– Он поедет с нами.
– Я сказал: верни эту дрянь на место.
– Это просто ребенок. Пусть даже не совсем обычный. Но мы не можем бросить его здесь.
– За ним кто-нибудь вернется, вот увидишь.
– Мы и сами за ним неплохо присмотрим. И кончай его пугать! Он и так весь дрожит, бедняжка.
– Вот и пусть остается здесь – подальше от страшного меня.
– Он едет с нами.
Через открытое стекло седана Кларк забрасывает за заднее сиденье кипу помятых бумажек. Стукнутому Лексом докторишке они теперь всё равно не понадобятся. Ну, не больше, чем Кларку. Надо же всё-таки разобраться, что тут происходит, так-вас-растак!
Глаза еще пощипывает. Наверно поэтому он сначала слышит, и только потом замечает…
– Отойди от моего сына, чертов фрик.
Джебидайя стоит над обрывом. Похудевший. Осунувшийся. Бледный. Напоминает анимешного призрака. И белый развивающийся плащ только усиливает это сходство. Он безоружен. Но этот тон… Кларк невольно отступает, инстинктивно толкая мальчонку за спину.
А раньше ты толкал туда лысика. Быстро же у тебя приоритеты поменялись!
Ехидство внутреннего голоса не в тему и не к месту. И Кларк привычно велит ему заткнуться. Жаль, что нельзя также заткнуть дядю Джеба.
– Ваш сын умер, мистер Квин.
– Да, ты его убил.
– Он сам…
– ТЫ ЕГО УБИЛ, СУКИН СЫН! Моего мальчика! Моего бедного мальчика… А теперь явился сюда… Убирайся! Вместе со своей продажной шлюхой! – Джеб решительно шагает Кларку на встречу.
За его спиной виднеется плетеная корзинка. Он что, в лес по грибы ходил? Тот, кого «Дэйли-Плэнет» назвала «Гитлером нашего времени», просто ходил по грибы? Впрочем, Гитлер в компании Евы, наверно, тоже вел себя… по-человечески… Выгуливал собаку. Соленья солил. Любил свою жену.
– Джеб…
– Убирайся!!! – из складок плаща, как кролик из шляпы, появляется… корявый сук. Простой корявый сук. Последнее страшное оружие всеми брошенных Гитлеров. Любящих своих сыновей.
– Джеб, – растерянно качает головою Кларк.
А в следующую секунду ему приходится уворачиваться от удара. Дерево совсем высохло, а Джеб совсем обезумел, поэтому коряга так и мельтешит в воздухе. Справа. Слева. Справа. Слева. Справа. Снизу! Кларк просто не знает, как остановить старика.
– Джеб, ну пожалуйста! Ну будьте благоразумны…
Кент понятия не имеет, что еще сказать старшему Квину. Что ему будет лучше в тюрьме? Что мальчику будет лучше в приюте? Или в военной лаборатории?!
Сук врезается в землю. Вспотевший и запыхавшийся Квин замирает на месте, стараясь отдышаться. Приподымает голову – и натыкается на презрительный лед серых глаз луторвского щенка.
– Что же вы так убиваетесь, мистер Квин? Вы же так не убьетесь.
Из груди старика вырывается яростный вопль. Так кричат раненные гризли – Кларк слышал когда-то, когда однажды отец и дядя Джеб взяли его с собой на охоту. Кричат и встают на задние лапы. Чтобы идти на врага. Насмерть.
– Джеб! – Кларк кидается наперерез: не сметь посягать на святое! – и оттолкает старика.
Кажется, он толкнул его совсем несильно. Ну ведь совсем чуть-чуть! Да он просто споткнулся… Неудачно как-то… Животом прямо на сук… На собственный сук…
– Джеб!
Кларк склоняется над стариком в отчаянной попытке спасти… А Лекс рефлекторно прижимает мальчишку лицом к себе в живот: смотреть на такое…
Маленький ангелочек утыкается в мягкий хлопок. Зарывается носом в этот чудный запах. Такой непонятный… Но такой… родной? Он… дома? Он дома! Он наконец-то дома…

URL записи

Продолжение и авторские иллюстрации к фику - комментах

@темы: Архив dora_night_ru

Comments

[Juliya_Luthor]

03-1

05.10.2010 в 17:32

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом - 3
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Это даже обидно, но, похоже Лекс опять прав. Судя по записям, прихваченным из лаборатории, мальчик – действительно клон. «Генетический идентификат №7». Вот этот маленький мальчик, лишенный детства – просто седьмая попытка обезумевшего от горя старика вернуть себе хотя бы жалкое подобие сына. Впрочем, этот… идентификат… явно оказался удачнее других. С виду нормальный ребенок. Если верить тому же Лексу – до жути похожий на оригинал.
Правда для своих лет – а выглядел мальчонка лет на двенадцать – он был чересчур… наивным, что ли? Абсолютно не приспособленным для жизни в окружающем мире. Он знал, что такое «колба» и «микроскоп», а что такое «диван»… или «желтый»… или «осень»… понятия не имеет. С абстрактными понятиями, кстати, у него вообще было худо. Он знал только то, с чем сталкивался раньше. А сталкивался он в лабораторной камере мало с чем. До обидного мало с чем.
Но Кларк твердо вознамерился это исправить. Всё, что не получилось исправить с другом Олли. Всё, что не получилось исправить с дядей Джебом.
Всё, что вот который месяц не получается исправить с Лексом.
У мальчика будет нормальная жизнь. Нормальное детство. Простая человеческая судьба. Мама ему поможет. И папа вроде не против. Осталось только Лекса уговорить…

Люминесцентный свет бьет прямо по нервам, заодно задевая сетчатку. Больничные коридоры мелькают как витражи в детском калейдоскопе. Но больше всего раздражает верхняя левая ножка каталки – она расшаталась, и теперь каталку заносит на поворотах. А это бесит, бесит, бесит! Просто ужасно! Будь его воля – он бы встал и пошел пешком. Ползком пополз! Лишь бы не эти виляния.
Но встать мешает Кларкова рука. А взгляд васильковых глаз затыкает поток скулежного нытья, готового вырваться из Лексовой глотки. Приходиться прикусывать губы и терпеть. Терпеть и прикусывать. И делать вид, что совсем не страшно. Хотя жутко до ужаса. Хоть кричи. Или вой. Или ползком ползи куда-нибудь подальше отсюда...
А Кларк будто не замечает ничего. Ни Лексову дрожь, ни его холодный пот, ни ужас в глазах, бликующий от этого чертового света… Просто бежит рядом с каталкой, подпрыгивая, как задорная псинка, и повизгивая от радости:
– О боже! Я так рад! Так рад! Господи! Всё будет хорошо… Ты меня слышишь, Лекс? Всё будет отлично! Теперь нас будет трое: ты, я и наш малыш! Спасибо тебе, любимый! – и нежно гладит огромный округлый живот. Ужасно огромный живот Лекса.
«Откуда?! – хочет завопить Лутор. – Я ж всегда сверху!»
И просыпается.
Фу-у-ух! Это просто кошмар. Обычный нормальный кошма…
– А-а-а! – Лекс подпрыгивает на кровати, шарахаясь от маленького клонированного уродца. Вздумавшего пошпионить за ним во сне. – Какого черта?!
– Ты такой милый, когда спишь. Только стонешь почему-то. А что тебе снилось?
Маленькая зараза как ни в чем ни бывало залазит прямо на кровать, не прекращая назойливо болтать – будто противная муха жужжит прям над ухом. Мальчонка оседлывает Лексову левую ногу и пялится на Лекса своими жуткими зенками.
– А почему ты так громко дышишь? А ты всегда так дышишь? А ты больше на каком боку спать любишь? А я вот на спине сплю. И с мишкой. А у тебя есть мишка? – тараторит мелкая зараза.
– Слезь с меня, – шипит Лекс, стараясь держать руки при себе. Чтоб не придушить гаденыша ненароком. – И не смей заходить в мою спальню без спроса. Слышишь? Иначе спать ты будешь в гробу. Рядом с оригиналом.
Глазки маленькой скотинки предсказуемо наполняются трогательно блестящими слезками. Нижняя губка соблазнительно дрожит. А вслед за губой дрожь прокатывается по всему тельцу. И по ноге Лекса.
Его будто электрошоком шибает.
– Выметайся отсюда, урод! – и судорожно дергает оседланной ногой.
Ребенок летит на пол. Вместе с одеялом. Следом с кровати спрыгивает сам Лутор. И кидается из собственной спальни, схватив на ощупь первые попавшиеся штаны – так, будто за ним корректор с правкой несется.
На лестничной площадке Лекс на минуту замирает: надо же всё-таки натянуть штаны, не спускаться ж на кухню голым. И опасливо прислушивается: ну, где там жалостливые рыдания этой генной аномалии?
Но в комнате тихо. Лекс даже делает шаг назад, желая убедиться, что нахаленок ему не приснился – но замирает в двух шагах от двери, заслышав доносящееся из комнаты тяжелое дыхание. Может, он астматик? Сдохнет сейчас от приступа – и никаких проблем. Не-а. Не может Лексу так повезти. Значит, можно со спокойной совестью идти завтракать. И чаю, обязательно выпить чаю. Иначе ж ему тут никаких нервов не хватит.
А маленький Оливер в спальне безрезультатно пытается придти в себя. На всякий случай заглядывает в свои пижамные штаны: ну да, это должен быть «шприцик»… потому что у Лекса ОН на вот этом самом месте… Вот только у него… ну такой… такой… ну просто! Вот это да!
В следующий раз надо будет рассмотреть получше – пока Лекс спит.

[Juliya_Luthor]

03-2

На кухне Кларк возится с тостами. Что-то режет. Что-то мелет. Что-то напевает под нос. Но глядя на перекатывающиеся под хлопковой майкой рельефные мышцы, Лекс вдруг с раздражением понимает, что после утреннего визита в их спальню маленького монстра Лекса не возбуждает даже его парень. Его, мать вашу, до инапланетности идеальный парень! Этот, чтоб вас всех, посрамитель перфекционизма! А у Лекса на него сейчас не встает! Даже когда он вот так облизывает пальцы… шаловливый язычок юрко ныряет во впадинку между средним и безымянным… губки упруго обхватывают верхнюю фалангу… прикрытые глаза…
Чертов Квин!!!
– Есть хочу, – Лекс со всей злости бухается на стул и хватает из «натюрмортной» вазочки яблоко. Как по нему, так без этого яблочка даже лучше стало, реалистичней получается. Этакая нотка несовершенства появилась. Аура недосказанности. А если еще и эту грушу стянуть – для симметрии – так, может, Марта вообще и не заметит.
– Не перебивай аппетит.
– Фрукты наоборот улучшают пищеварение.
Кларк кривится, но перемалчивает. Через пару минут к тостам с сыром и зеленью присоединяется омлет с луком и смесью перцев – и Лекс довольно набрасывается на еду.
– Нам надо поговорить, – а вот Кларк с едой не спешит.
– Дай поесть нормально, а?
– Лекс, я серьезно…
– Если серьезно – тогда тем более дай доесть. Кто ж ведет серьезные переговоры с набитым ртом? Кстати, знаешь, тут бы соус не помешал… Папка мой отличный соус готовил…
– Лекс, это об Оливере.
Вилка злобно звякает о фаянс. Раздраженный взгляд исподлобья.
– Знаешь, Кларк, ты выбрал изначально неправильную тактику. Чтоб говорить со мной о Квине – именно говорить, а не материть их или проклинать до седьмого колена – тебе всё-таки стоило дать мне сначала поесть. И, может быть, даже добавить минет на десерт. Или как минимум чашечку саусепа. И запастись чем-нибудь, что я мог бы бить. Время от времени. Может, даже о твою голову. Чтобы выпускать лишний пар. Но сначала – сначала, Кларк – тебе стоило бы убрать этого недоделка из нашего дома, чтоб быть уверенным, что он не испоганит мне настроение с самого утра. Одним своим видом…
– Это просто…
– Махал я твою простоту! Это тебе просто! Тебе и джип одной левой поднять – без проблем!
– Лекс!
У Кларка такой несчастный вид. На лице – сплошная мука. Будто Лекс его режет. Осколком бокала. А ведь Лекс никогда б… Ни за что… Только не Кларка! Поэтому Лутор до крови прикусывает язык – это не та боль, которой стоит бояться – и старательно смотрит на переносицу любовника. Потому что в глаза смотреть просто не в силах.
Не дождавшись очередной порции едких проклятий на голову ни в чем неповинного ребенка (и косвенно себя – за то, что притащил его в дом) Кларк решается «намекнуть» о своем сокровенном желании:
– Лекс… Понимаешь, Олли был моим другом. Считай, единственным. Я понимаю, у тебя с ним были абсолютно другие отношения… Я даже не знаю, как это назвать… Но поверь: Оливер бывал и другим! Правда! Он мог быть и хорошим! – К прокусанному языку добавляются кровавые лунки на ладонях. – Но дело даже не в нем. Не совсем в нем. Дело во мне. Всё это время не было ни дня, чтоб я не спросил себя: в чем моя вина? Почему я недоглядел? Не разглядел это в нем? Не помог ему вовремя? Что ж я за друг-то такой, а? Ведь в этом… во всем, что случилось… есть и моя вина… Но если у тебя я вымолить прощение могу, то у Олли уже никогда. Я не жалею, что выбрал тебя на той крыше, ты не думай! Но я не могу перестать… не могу перестать думать «а если бы я сделал вот так»? И этот ребенок, Лекс… Нет, правда, я в чем-то понимаю Джеба… Он тоже считал, что должен хотя бы попытаться. И я сейчас… Я должен хотя бы попытаться, Лекс! Хотя бы попытаться, понимаешь? Это мой второй шанс! Поддержи меня в этом, ну пожалуйста!
– Я так понимаю, что ни на какую ферму к дальним родственникам ты его отправлять не собираешься? – Лекс с трудом разлепляет пересохшие губы.
И имеет счастье лицезреть виновато понуренную макушку юного Кента.
– Та-а-ак значит. Стоило капитану отвернуться – и у нас бунт на корабле. Надо было утопить эту заразу, пока от озера далеко не отъехали. Упустил я момент!
– Лекс, ну пойми: это не Оливер! Это просто маленький ребенок! Он не сделал ничего плохого ни тебе, ни мне! Это маленький мальчик, заслуживающий нормального детства. Пару игрушек и молоко перед сном – а не постоянные анализы с иголками и тесты под микроскопом! Это просто ребенок! Он не виноват, что таким родился… Он…
– Как ты? Ты это имел в виду? Что если бы тебя подобрали не Кенты, твое детство тоже прошло бы в какой-нибудь лаборатории. На счет иголок не знаю, не с твоей пуленепробиваемой кожей, но всего остального у тебя бы точно было в избытке. Всё это я понимаю, Кларк. Отлично понимаю, что в этом мальчишке ты узрел родственную душу. А его схожесть с покойным другом Оливером, перед которым ты возомнил себя виноватым, так и вовсе немного повредила твой рассудок. Признаю: здесь есть от чего повредиться рассудку. У меня при виду этого «ангелочка» у самого чуть крыша не съехала! Но давай будем реалистами: если ты так хочешь для него нормального детства – то рядом с двумя геями, один их которых – инопланетянин, а другой – Лутор, ребенку точно не место. Давай отправим его на ферму? А ты будешь его навещать! С твоей скоростью это не проблема! Для бешеной-то собаки семь верст – не крюк, а? А там свежий воздух. Природа. Трудотерапия опять же. Не будет расти белоручкой…
– Лекс! Ну пойми: это моя ошибка! И я должен ее исправлять! Именно я!
Лекс осторожно хрустит шейными позвонками, с усилием качая головой. Спокойствие, только спокойствие. Терпение – главная добродетель.
Да какое тут может быть спокойствие, мать вашу?!!
– Ты, значит. Ты хочешь. Ты должен. Ты так решил. А я как же? А каким же боком тут затесался малыш Александр?! Ты должен?! Ты в первую очередь должен думать о нас! И принимая свои решения – учитывать мои интересы! А не трахать мне тут мозги психологическим шантажом, давя на жалость!
Кларк вскакивает и шарахается от стола. Как от гадюки. Впрочем, Лекс сейчас, кажется, и впрямь начнет плеваться ядом. Кларка от выражения лица любовника даже колотить начинает. Сдается, он сейчас треснет – как хрупкий бокал от мощи оперного тенора. Поэтому он отступает еще на пару шагов и обхватывает себя руками. Будто стараясь не дать себе разлететься на куски.
Лекс орет на него впервые. Впервые после той злоебучей ссоры в кафе. Твоим любимым Олли подстроенной, между прочим. Но Кларку кажется, что даже в тот раз любовник не был в такой ярости. Потому что сейчас… сейчас он, кажется, готов его ударить? А ты привыкай, лапуля, привыкай. Теперь он тебе часто будет такие сеансы аудиотерапии устраивать. Стоит твой пацан такого, нэ? Чё те вообще дороже: чистая совесть или здоровые уши?
Кларков взгляд – что ушат холодной воды. И эта дрожь… Малыш его боится? Чертов Оливер! Чертов ты! Господи, ну за что ему это?!
– Кларк, – Лекс делает глубокий вдох. Нервно мнет губы, пытаясь взять себя в руки. Подобрать аргументы. Достучаться. Опуститься до такого же шантажа, граничащего с жалостью – если это единственный выход. – Ты говорил, что винил себя. Что всё это время винил себя. А вот я тебя никогда не винил. Я ни в чем не винил тебя, когда ты столкнул меня с себя за пару фрикций до оргазма и помчался спасать какую-то старушку в соседнем квартале. Бедная бабка, ее чуть удар не хватил при виде твоих прелестей! А вот я тебя не винил, нет. Додрочил себе. Принял холодный душ. Чайку выпил. И спать пошел, – Кларк криво усмехается на эту злорадную тираду. И чуть-чуть ослабляет руки. Вот так, молодец. Поехали дальше. – Я совсем не винил тебя, когда один из злодеев, которого ты упустил, смываясь от тебя, столкнул меня с лестницы – и я три недели шкандыбал в гипсе. Но я не считал это твоей виной…
– Конечно, ты же сам бросился ему под ноги, выискивая лучший ракурс. Он просто оттолкнул тебя с дороги! – Кларк не только руки разнимает, но даже делает шаг вперед.
Вот только следующие слова Лекса снова заставляют его отступить:
– Но ты не успел меня поймать. Я грохнулся со второго этажа, потому что ты ловил маньяка. Но честное слово, Кларк, я не ставлю тебе это в укор! Ну вот те крест! И когда нас с твоими родителями взяли в плен какие-то фрики… Кларк, всё это фигня. Нет, правда. Я знал на что шел, когда соглашался быть твоим парнем. Я ж не какая-нибудь старшеклассница-истеричка, начитавшаяся бульварных романов и возомнившая себя Беллой Свон – этакой дурочкой, которую спасают все, кому не лень. Причем за здорово живешь! Я Лутор, в конце концов. Мы привыкли дорожить своей шкурой. И здраво оценивать риски. Это у нас в крови. Генетическое уже, если уж до конца выдерживать литературный стиль последних дней, – Лекс делает еще один глубокий вдох. И осторожно приподымается из-за стола. – Кларк, я понимал на что шел. Понимал, что находиться рядом с тобой – просто находиться – опасно. Я отдавал себе отчет, что я просто человек. Тебя швыряют с небоскреба и тебе хоть бы хны – а я падаю с лестницы и ломаю ногу. А мог бы сломать и шею. И если ты думаешь, что твоя защита добавила мне каких-то иллюзий на счет моей безопасности… Кларк, ты даже не представляешь от скольких дел мне пришлось отказаться за последние месяцы. Лоис пора мне статую заказывать за все те темы, что ей от меня перепали. Но я не взялся за них, потому что знал: если со мной что-то случится – ты себе никогда не простишь. А ты мне дороже любой работы. Любимых премий. Дороже моих амбиций и луторовского тщеславия. – Шаг в сторону из-за стола. Небольшой такой. Осторожный. – Но сейчас ты рискуешь мной. Ради копии покойного друга.

[Juliya_Luthor]

03-3

Так, пора сбавить обороты. А то как бы Кларк от раскаянья вешаться не побежал.
– Лекс… Мне жаль… Правда. Я люблю тебя. Но сейчас… Господи! Как же тебе объяснить?! Ну потерпи немного, родной! Ну мне это надо, ты понимаешь?
Свистящий выдох через нос. Будто свиток полисмена: сдай назад, дружок!
Зря, ох зря он не выпил с утра своего чаю! С валерьянкой.
– Потерпи? Да я с самого детства старался компенсировать физическую слабость силой духовной. Я терпел и старался быть сильным. Всегда. Я ж Лутор. Но ты забыл о мотивации, Кларк. О мотивной, мать ее, мотивации! Когда мне в редакции в глаза говорят, что я получил место, потому что подставил тебе жопу – а я вынужден беззлобно отшучиваться в ответ… Что это, как не терпение? Когда родной отец шипит мне в ухо, что я позор его седин, трус и слабак – а я при этом продолжаю его обнимать и улыбаться в фотокамеры! Что это, как не терпение?! А когда твой отец, наплевав на мое присутствие, ехидно интересуется у тебя, не надоел ли я тебе… – Лекс умолкает и переводит дыхание. Черт, еще пять минут таких разговоров – и он точно связки посадит. – В моей жизни мне часто приходится стискивать зубы и терпеть, Кларк. Я ж Лутор. Но каждый раз, когда я перетерпливаю очередную обиду… замалчиваю очередную боль… играю в глухонемого… Я, по крайне мере, знаю – ради чего всё это. Я вижу цель. Я знаю, какой приз ждет меня за этой полосой препятствий. Но не сейчас, Кларк. Сейчас я не вижу чего ради должен так надрываться! Ради Квинов?! Да я ради них не прогнулся даже когда мне нож к яйцам приставляли! А уж ради их трупов и подавно гнуться не собираюсь! Слышишь меня?
– Ле-е-екс…
– Хватит испытывать мое терпение, Кларк. Ты не с Железным человеком встречаешься. Я всего лишь Лутор. И представь себе: на свете есть вещи, которые даже я не могу. Например, жить с Квином под одной крышей. Поэтому просто убери его отсюда. Хоть на ферму. Хоть на виллу. Хоть к черту на кулички. А мне пора на работу. Слава богу.

День проходит для Кларка будто в тумане. Всё какое-то заторможенное и серое. Он шатается по дому. Ничего не ест. И не решается глянуть ребенку в глаза. Марта присматривает за ним. А Кларк не может. Он ведь почти предал его. Опять.
Сердце стискивает раскаленными щипцами. И разрывает на две рваные части. Один из них – не Олли. Но ведь другой – Лекс! Какой тут может быть выбор?
Под вечер приезжает Перри. А вот Лекс так и не является. Сегодня очередной благотворительный прием, они должны были ехать туда вместе. Но он, наверно, поехал с Лоис. А Кларк продолжает шататься по дому.
Перри вываливается из отцовского кабинета часа через два, прокуренный и с покрасневшими глазами.
– Мда! Ну и кашу вы опять заварили, кулинары хреновы! А мне как всегда расхлебывай, – ворчит старый друг семьи и по совместительству начальник любовника. – Да ладно, не переживай ты так, малек, выкрутимся. Где наша не пропадала?
Но Кларк вдруг падает за стол и хватается за голову.
– Ну что мне делать, дядя Перри? Ну как ему объяснить?!
– Чой это ты объяснять собрался? Не, ну кому – я догадываюсь. Есть тут один. От твердолобости облысел уже. Чего вы там опять не поделили?
Кларк вздыхает – и выкладывает всё. Рассказ получается какой-то сумбурный и сбивчивый. Обидчивый даже. Но Кларку нужно выговориться. Просто необходимо.

Перри слушает молча. Давится кофе – ох и гадостно ж Марта кофе готовит. Ах, ну да, у Джонни же сердце, ему нельзя кофеин. Вот почему у них тут дрянь вместо кофе. А почему у них дрянь вместо мозгов?
– Твоя проблема, сынок, – осторожно начинает подбирать слова Перри, когда Кларк наконец замолкает, – не в Лексе. И даже не в Олли. Ты изначально неправильно определяешь проблему. А в кризисной коммуникации главное что? Правильно, надо точно сформулировать проблему. Вот, к примеру, твоего отца Гайдс обвинил в том, что рождаемость упала. Джонни, понимаешь ли, в предвыборной кампании наобещал молодым семьям всякие льготы. Новое оборудование больницам повыписывал. На социальную рекламу против абортов денег грохнул до фигища. А в результате – пшик! Падает рождаемость, хоть ты тресни! Так вот, Кларк, проблема здесь не в том, что рожать стали меньше. Проблема здесь: как перевести стрелки на кого-нибудь другого, чтоб твой отец рейтинга не лишился? Вот и начинаем мы населению популярно доказывать, что мы хорошие. Мы им и льготы, и аппаратуру, и соцрекламу. А тут пришел кризис – и бац! Такой облом! Ну не хотят молодые семьи детей заводить в нынешних шатких экономических условиях! Безработица вон на 9,6% выросла! Не до детей им сейчас! Работу б найти. А создание новых рабочих мест – это уже пункт предвыборной кампании как раз таки Гайдса. Это уже не к нам. Мы стрелочки перевели, пусть теперь он с опросниками потрахается. Ну, ты суть уловил, сынок?
– То есть я должен доказать Лексу, что я не виноват в том, что Олли… второй появился?
– Да это он и без тебя понимает! Был бы он таким дураком – стал бы я держать его на работе? Лучше думай!
– Мне надо доказать ему… Ну, доказать… Найти аргументы…
– Думай, сынок, думай. Думать в этой жизни полезно. А если с Луторами связался – думать полезно вдвойне.
Кларк нервно кусает губы. Мнет пальцы рук. Очумелый взгляд мечется по столешнице.
– Доказать ему… что Олли изменился? Что это – не тот Олли, с которым он враждовал?
Тут Перри наконец-то теряет терпение. И начинает объяснять малышу на пальцах:
– Тепло, Кларк. Но немного не то. Точнее, совсем не то. Не тот угол краеугольного камня. Совсем не тот. Что Олли другой – Лекс пожалуй и это знает. А вот сам Лекс? Лекс изменился? Лекс простил? Заразился вдруг от кота своего склерозом? Библии перечитал на ночь глядя? За все эти месяцы с момента смерти Оливера Квина – сделал ли Лекс хоть что-нибудь, что навело бы тебя на мысль, что он сожалеет об этой смерти? Он забил себе место в еженедельнике, чтоб каждое воскресенье носить ему свежие цветочки на могилку? На гонорар от статьи о его преступлениях заказал старине Олли панихиду в главном соборе? Вклеил его фото в семейный альбом с надписью «Мой добрый школьный друг»? С чего ты взял, что он что-то простил? Или, может, он простил не его – может, он вообще всех простил? В проповедники записался? Хм. Знаешь, Кларк, не заметил. Может, я его, конечно, редко вижу, не успеваю подмечать перемены, – улыбка Уайта полна сарказма: уж он-то точно знает, сколько времени проводит на работе один из его лучших репортеров. И эту деталь ему тоже пора обдумать на досуге. – Так Лекс простил?
– Нет.
– И не простит. Он же Лутор.
– Но если проблема в Лексе…
– Значит, нужно решать проблемы в хронологическом порядке. И сначала тебе придется решить проблему с Лексом. А малыш пусть пока поживет на ферме. А что? Детям это полезно. Природа и всё такое.
– Угу. Трудотерапия.
– Тоже не помешает. Не фиг расти белоручкой. В общем так, Кларк: либо Лутор, либо Квин. Но здесь может быть лишь одно их двух. И без обид: тебя об этом с самого начала предупреждали.

[Juliya_Luthor]

03-4

Еще один хреновый званый вечер. Охренительно хреновый. Потому что без Кларка. Может, зря он поставил ему ультиматум? Может, стоило как-то помягче?
Лекс судорожно глотает еще шампанского, чувствуя, что скоро придется переходить на что-то покрепче. Потому что он снова начинает заводиться. Изводиться просто.
Ну как? Как помягче – если помягче до него не доходит?! Или помягче – это на перинке, под звуки оргазма? Лекс это может, конечно. Но, черт! Это ж Кларк. Шаг за порог спальни – и снова здравствуй, родной любимый придурок!
Дался ему этот Квин! Может, самому завезти куда пацана втихую? Необязательно в какое-то ущелье с волками (родственниками Квиновскими). Можно опять же на ферму… какую-то… подальше… В приют там… для сирот… Грасиэлла болтала как-то по пьяни, что есть, мол, у нее пара знакомых из попечительского совета, и время от времени она помогает местным девочкам пристроить их приплод. Может, прихватить бутылку из местного бара – и навестить старушку? Что здесь зря время тратить? И так ведь ясно, что вся эта «благотворительность» затеяна мистером Эджем исключительно в предвыборных целях. При этом компания проституток будет почище и почестнее местной «элиты».
Лекс презрительно кривится и ставит бокал на ближайшую горизонтальную поверхность. А что, прикольно получилось! Да Урс Фишер ему «спасибо» должен сказать за такое усовершенствование его «шедевра». Нет, определенно с бокалом эта хрень смотрится лучше.
– В художественном вкусе вам не откажешь, мистер Лутор, – хозяин вечера выныривает из-за левого плеча. Как символично: черт ты и есть, старый чертяка.
– Вам тоже так нравится больше, мистер Эдж?
– Я вообще люблю… свежие веяния.
Глоток из коктейльного бокала. И неспешно развратное движенье язычка. Эдж не облизывает всю губу – только краешек рта. Видимо, недомолвки и недоделки – это уже его натура. Постаревшая, но не утратившая сил.
Лекс окидывает визави быстрым оценивающим взглядом из-под ресниц. Высокий импозантный джентльмен. Младший Лутор мысленно хмыкает: из Моргана Эджа такой же джентльмен, как из его папаши ведущий религиозного шоу – сыграть еще можно, но это ж не то.
Эдж и впрямь напоминает Лексу отца. Что-то есть у них общее. Может, даже пара грешков на совести. Прошерстить что ли старые газетные подборки? В электронных-то файлах Лайонелл давно уж всё подчистил. Или подчистил Эдж. В мэры ж идет, как-никак! И, может, даже дойдет. Уж больно видок подходящий.
Губы Лекса невольно кривятся усмешкой. О да, вид еще тот. Ни дать, ни взять старый лев – седовласый и властный. Кстати, судя по взглядам окружающих дать ему тут любая будет рада. Даже из тех, кому он в дедушки годится. Старик будто окружен некой аурой – греха и искупленья. Наверно, так выглядел когда-то Папа Александр VI. Ну тот, который из Борджиа. Который трахал и молился. Развращал и проповедовал. А что? Пожалуй, нашему кандидату в мэры больше пошла бы папская сутана. Отлично скрывает отсутствие нижнего белья.
И эрекцию. Лекс ловит себя на мысли, что ему было бы любопытно взглянуть на главное достоинство Эджа.
Морган вдруг улыбается. Снисходительно и как-то покровительственно даже. Будто в состоянии угадать мысли собеседника по нежной складочке у губ. Юных упругих губ. Наверно, со вкусом шампанского.
– У меня есть и другие работы этого милого мальчика. Хотите взглянуть?
Хорошо, что Лекс отставил бокал. А то б подавился. Мальчика! Да Фишеру уже под 40! Тоже мне «мальчик»! А Лекс тогда кто? Младенец ясельный?
– Ну же, Лекс, позвольте мне нескромно похвастаться своей скромной коллекцией, – и Эдж властно берет Лутора под локоток. Как бы невзначай прижимает поближе.
– Не припомню, чтоб мы переходили на «ты».
– Не думаю, что мы нуждаемся в церемониях, – и Морган настойчиво увлекает Лекса из залы.
А у Лекса почему-то пересыхает во рту. И слабеют коленки. Он так давно не чувствовал себя беззащитной жертвой. И чтоб за тебя всё решили. И сделали всё сами. Потому что сошли от тебя с ума. И теперь хотят тебя свести.
С Кларком такого нет. Мальчишка может стены пробивать мизинцем. Дома взглядом поджигать. Чихом выносить кухонные окна на фиг. Всё может, паршивец! Доминировать не получается. А Лексу хочется иногда… разнообразия… Сойти с ума на фоне сумасшедших инсталляций… И сделать вид, что ты – лишь деталька в конструкторе злобного гения. Просто деталька. Ну какой с тебя спрос?
От грешных мыслей сбивается дыхание. Горят глаза. И голова горит. И в паху – тоже жар. Когда чужие пальцы… ложатся на затылок… самоуверенно… деспотично… без права на протест… без возможности увернуться…
А вот Кларк всегда прикасается осторожно и нежно. Будто боится сломать.
Лекс уворачивается за миг до того, как чужие губы накрыли бы его рот.
– Что вам на самом деле нужно, Эдж? Статья в газете? Договор с Кентом? Компромат на моего отца? – Лекс решительно отступает. Не то, чтобы он кого-то боялся. Себя, например. Он просто делает шаг назад. Может же в его жизни быть хоть что-нибудь просто? – При упоминании отца вы усмехнулись. Старые знакомые?
– Очень старые, – усмешка выглядит такой добродушной. Типа добрый дедушка. С подарком для любимого внука. – Но ты на него совсем не похож.
– Но всё равно захотелось сравнить?
– Ты себя не ценишь, котенок. Я хочу тебя ради тебя. Просто ты стоял там… будто на вершине мира… захотелось вдруг к тебе дотянуться.
– И сдернуть пониже?
Морган осуждающе цокает языком.
– Заниженная самооценка, как я погляжу, у тебя компенсируется завышенным цинизмом. Нехорошо.
Морган вдруг делает резко шагает вперед, вдавливая Лекса в стену. А в его бедро – свою эрекцию.
– Но я могу сделать, чтоб было хорошо.
«Везет тебе на богатых маньяков», – истерично хихикает внутренний демон. А вот Лексу не до улыбок.
Горячие дыхание опаляет щеку. Лекс дергается и пытается увернуться. Теперь тяжелое дыхание по барабанным перепонкам вливается прямо в нервные клетки. И почему-то у самого сбивается дыхание. Чужая рука на члене. Ладонь шире. Обхват получается получше… Пожестче… Как надо…
Стон. И вспомнить, что помимо члена у тебя есть руки. Резкий толчок. От себя.
– Мне достаточно хорошо и без вашей помощи. Спасибо за прекрасный вечер, но мне уже пора.
И гордо уйти под издевательское хихиканье старого черта. Через брючный карман зажимая позорную эрекцию.

Чувство вины – ужасная хрень. Особенно, если с похмелья. Особенно, когда на тебя смотрят невозможно синие глаза. А ты вспоминаешь серый прищур. Вот только не можешь вспомнить чей. Квина? Эджа? Отца?..
Лекс утыкается в чашку. Сегодня он всё-таки успел выпить чаю. И даже накапал туда валерьянки. Потому что собирается сделать ужасную глупость… Из-за ужасного чувства вины…
– Гм, я тут подумал, – стрельнуть глазами исподлобья. – На счет Квина…
– Лекс, тебе нелегко, я должен был понять…
– Я вчера накричал на тебя…
– Я не должен был ставить тебя перед фактом…
– Завелся сильно…
– Я просто думал, что это будет шанс и для тебя…
– Не стоило так на тебя накидываться…
– Если бы ты отпустил прошлое…
– Упреки эти… Незаслуженные, в общем…
– Или позволил ему отпустить тебя…
– И я решил, что мы бы могли попытаться.
– Тебе самому стало бы… Что?
– Мы бы могли… попробовать.
– Лекс! – радостно визжит Кларк и кидается любовнику на шею, заваливая его на пол.
Но чувствуя, как в спину больно врезаются обломки стула Лекс только стискивает зубы. Он знает: ему теперь часто придется стискивать зубы.

URL записи

[Juliya_Luthor]

04-1

09.10.2010 в 03:38

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом – 4
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…

Кстати, я тут решила, что раз это АУ, то Квиновскими глазами я не обойдусь


Господи, как же классно! Налить горяченькую ванну. Да с пеной! Добавить туда эфирных масел… Пожалуй, сосновое и пихтовое. Бутылочку винца на бортик. Яблоки и виноград побросать прямо в воду. Зажечь ванильные свечи. Залезть в ванну.
И просто тупо поплакать. Без всяких причин. Просто так.
Черт, ну почему для мужиков причина «потому что вечер грустный» – не причина? Осень вон на дворе. Столько умерло… листьев всяких… И вообще – у нее месячные скоро. А Адам всё домахивается: что-то на работе? Кто-то заболел? Что, если никто не помер – так плакать законом запрещается? Ах, ну да, он же врач! Тогда, конечно, плакать можно только из-за диагноза, мать его ити.
Лоис сладострастно шмыгнула носом. Слизнула соленую капельку с верхней губы. Закусила виноградинкой. И досадливо покосилась на дверь: вот пусть только попробует зайти! Уж она покажет ему – что такое Великий и Могучий ПМС! Сам разрыдается!
Она, наверно, и сама виновата. Корчит из себя постоянно сильную и несгибаемую. Этакого Мао Цзэдуна в юбке. Вот все окружающие и привыкли, что она… и не человек почти. Ну, что не женщина – так уж точно.
Это всё из-за работы. Репортер «Дэйли-Плэнет» – это вам не ведущая колонки кулинарии в «Нашем милом доме». Политические скандалы, криминальные разборки, да еще и разоблачения века в каждом втором номере. Всё это создает определенный имидж. Репутацию, мать ее! Здесь не то что не поплачь – не улыбнись лишний раз! Любой твой шаг за слабость принять могут. Вон Лекс до сих пор боится признаться, что кота бездомного приютил. Говорит: Кларк на годовщину подарил, отказаться нельзя было. Ну никак! А что он его целыми ночами на руках таскал, когда тот дрянью какой-то болел – и с ножом у горла не признается. Лоис криво усмехается, давясь очередным всхлипом: а чего тут признаваться – рубашку от кошачьей шерсти лучше чистить надо было, а не лететь на работу грязным, щетинистым и с красными от недосыпа глазами. А вот у Лоис кота не-е-ет…
Лейн заходится новым приступом рыданий. Никого у нее не-е-ет! Мама в Италию к новому мужу укатила. Удумала тоже: в пятьдесят лет снова замуж выходить! Ну ладно, в 47. Отец со своей общественной деятельностью задолбал совсем! То акция против военных действий в Ираке, то акция против военных действий в Грузии… За последние сорок лет своей жизни уже мог бы понять, старый дурак, что не может человечество без войн. А, может, давно уже понял. Потому и выбрал себе такую «профессию»: знал, что без работы не останется. Без работы он, конечно, не останется – а вот без семьи уже остался. Или семья без него – тут уж как посмотреть.
Подведем итог: за вычетом отца с матерью что мы имеем в сухом остатке? Дружка, который почти всё время на работе, а в свободное время мечтает найти лекарство от смерти. И приятеля-напарника, у которого одна неприятность плавно перетекает в другую. В результате не то что на подругу – на любовника не всегда время находится. Вот когда они в последний раз говорили по душам? Они вообще когда-нибудь говорили по душам?
Поток внутренних терзаний беспардонно прервал грохот распахнутой двери. Лоис аж икнула от неожиданности. Про волка речь, а он навстречь.
– Он согласился! Нет, ты представляешь! Он согласился! Я думал: он расплачется от умиления и благодарности и благородно скажет, что я ему дороже всех Квинов вместе взятых! А он даже до конца дослушивать не стал! С ходу согласился! Они там уже детскую оборудуют, ты прикинь!
При виде беснующегося Лекса Лоис не то что прикрыться – даже слезы утереть не догадалась. Но какое же бесподобное зрелище! Вот это пантера! Гибкость, ловкость (ванна-то маленькая), скорость. А этот горящий взгляд! Мимика, жесты. Жаль, что он сегодня без камеры: отобрала б и сделала пару снимков на память. Да, точно на память. Свою собственную. За прикосновение к своему «золотцу» Лекс способен прибить голыми руками. Может, он и впрямь там внутри свой НЗ хранит? Тоже мне лепрекон нашелся!
Лоис всё-таки нашлепала на грудь пены – чисто приличия ради, вдруг Адам заглянет? – ногой задвинула бокал вина за стопку полотенец, и наконец спросила:
– А что собственно случилось? – и просто попала в рай.
Стоит признать, что наедине и тайком Лоис любила не только поплакать, но и посмотреть какой-нибудь сериальчик. А уж если ей попадался сериал, над которым еще и поплакать можно – так это ж просто шедевр современного кинематографа! В этом плане пятый сезон «Декстера» ее очень порадовал. Вот она, человеческая трагедия. Без единой слезинки показать всю бездну человеческого отчаяния – это ж уметь надо! Эх, она так писать, наверно, никогда не сможет…
Но об этой слабости молчать надлежало еще строже, чем о желании поплакать время от времени. Сериалы – это ж фи! Удел домохозяек и прыщавых тинэйджеров. Серьезные журналисты этим не страдают. Козлы!
Она тут, кстати, сегодня третью серию «Грани» посмотреть собиралась. Подождет! То, что Лекс сейчас рассказывает – это ж за всякой гранью человеческого сознания! Попытки изнасилования, погони, перестрелки, похищения, школьные обиды, переросшие в маниакальную взрослую страсть! А теперь и вовсе сюжет пошел с наворотами: клоны – это круто. Кстати, классную статью Лекс о клонировании в прошлом году забабахал, Лоис даже копию себе сохранила. Только фиг она ему в этом признается. Даже в ответ на все его сегодняшние откровения.
По интонации Лейн догадалась, что пересказ подходит к концу: Лекс как раз в красках описывал свое пробуждение с молодевшим Оливером в одной кровати. Нда, всё-таки всё хорошее и вправду быстро кончается. И от винограда вон одни кисточки остались. Быстро она его уплела. Но что было делать, если у нее периодически самым позорным образом открывался рот? Вот и приходилось делать вид, что она типа ест. А вот Лексу стоит выпить. Из вороха сваленной на тумбочке одежды Лоис движением фокусника извлекла початую бутылочку своего любимого красненького кларета.
– За это стоит выпить! Ну, в смысле, стресс снять. Выбрось из вон того стаканчика зубную щетку и давай его сюда. Ничего, пополощет Адам рот из-под крана. Нам стакан сейчас нужнее. Да не стой ты столбом, Лекс. Присаживайся. Сидушку опускай и садись. Счаз мы будем любовникам кости перемывать. Ванная для этого – самое подходящее место!

[Juliya_Luthor]

– Извини, что пришлось звонить тебе среди ночи, Кларк. Но один я с ними двумя не справлюсь. А у тебя всё-таки опыт обращения с многочисленным противником…
– Ага, и опыт обращения с Лексом. Который, как я начинаю догадываться, никогда не будет полным, – Кларк криво усмехается на извиняющуюся улыбку Адама.
Из ванной несутся пьяные песни. Эти, как их там, арии. «Кармен», мать ее! Повезло соседям Лоис: ее собутыльник оказался высококультурной личностью. Да еще и с отличным голосом. Вот только слуха, жаль, нету. И совести ни хрена не осталось! Второй час ночи! А они тут о свободной любви распевают! Горланят даже. Алкоголики-самоучки!
Вот теперь Кларк точно знает: пьяным только море по колено, а ванна – по самую макушку. Блин, еще и вода холодная. А у Лекса горло – слабое место, ему простудиться – раз плюнуть. Или два…
– Кончай плеваться!
– А цара-ра… апаться ты не даешь. И пи-и-инаться-а-а…
– Я тебе вообще никогда больше не дам – если будешь себя так вести, – и быстро поправляется: – Никогда в этом месяце, – а то еще не дай бог запомнит: чертова профессиональная память на слова.
– Ах так! – Лекс ужом выскальзывает из Кларкового захвата (надо же, а у Бо Дилера из «Мичманских волков» никогда не получалось) и решительно ныряет под воду. Утопиться что ли вздумал?
– Лекс!
– Щекотно! Ой-ёй-ёй! – заголосила плескающаяся рядом Лоис. Это что ж он там под водой делает, паршивец?!
– Всё! Вы меня достали! – в следующую секунду мисс Лейн летит прямиком в объятия любимого доктора Найта. В прямом смысле летит, Кларк ее буквально вышвырнул из ванной. И принялся вылавливать Лекса. Ловись рыбка, большая и маленькая… Закидывайся на плечо. И домой баю-бай!
Ой, не дай бог, отец их сейчас увидит! Но, может, Лекс к тому времени, как они домой доберутся, заснет уже?

Он не заснул. И даже не протрезвел. Зато притих. Явно что-то задумал.
В спальню Кларк затащил его на руках. Осторожненько так. Даже о косяки не разу головою не стукнул. Хоть и хотелось до жути. Усадил на кресло (не в кровать же его мокрого тащить?) и принялся выпутывать из своего пальто.
– Ну давай сюда ручку, рррадость моя, – шипит Кларк сквозь зубы, пытаясь справиться с Лексовыми конечностями.
– А ты попроси получше, – радостно издевается сероглазая сволочь.
– Я те счаз попрошу! Я тебя так попрошу! Неделю на диване спать будешь!
– Тогда мне, наверное, надо кое-чем запастись, – хитро щурится Лекс.
– Терпением?
– Неа, – облизывается Лутор. Да так развратно облизывается, что у Кларка дыхание перехватывает. И как-то сразу становится плевать на мокрую одежду… И пальто у него не такое уж новое… И недорогое… Не дороже, чем кое-чьи губы…
Ноги становятся ватными от одного только взгляда серых полуприкрытых глаз. Есть в их прищуре что-то… такое эротичное… предвкушающее… манящее… Кларк пытается взять себя в руки. Честно, пытается. Надо же всё-таки его раздеть… Да, раздеть… А то еще заболеет. Простудится. Нос заложит. Вот как он с заложенным носом минет сможет делать?
Лекс толкает Кларка на кровать и сам выпутывается из пальто. У него это выходит как-то легко и просто. У него вообще всё выходит как-то легко и просто. Стянуть мокрую майку. Медленно потянуть молнию джинсов вниз. И сами джинсы… медленно так… извиваясь… Будто змея кожу скидывает. И также – змеей – скользнуть в кровать. Оседлать Кларковы бедра. Подцепить большими пальцами рук его футболку… При этом остальные ноготки через ткань слегка царапают кожу. Выше. Выше. Выше… Ай, прям по соскам!
Губы вбирают невольный вскрик. Язык скользит по нёбу. Сплетается с языком Кларка. И теперь уже оба языка танцуют мамбу, периодически меняя «танцполе». У Лекса странный привкус. Напоминает чем-то манго. И, пожалуй, изюм. Сладкий-сладкий изюм. И гладкое манго, да… Гладкое, как Лекс. Так и хочется потрогать. Везде. Пальцами. И языком. И прикусить зубами.
Теперь вскрикивает Лекс. Давится прохладным воздухом. И правой рукой решительно припечатывает Кларка к постели. А второй расстегивает ему брюки. Почуявший свободу член вздыбливает шелковые кентовские трусы. Жаждет их порвать. Так же сильно, как его хозяин жаждет сейчас своего любовника. Ну, если подумать, они хотят одного и того же, правда?
Лекс насмешливо улыбается. Оказывается, читать чужие мысли не так уж и сложно. Надо просто настроиться на нужную волну. И дальше плыть по течению.
Кларка будто волной накрывает. И утаскивает куда-то в бездну. Только вместо цунами – рот Лекса. Вместо гальки – шершавость языка. Вода – его слюна. Горячая и тягучая. А дыхание… Точно, Кларку срочно нужен глоток кислорода. Он забыл, как дышать. Просто этот рот. Это-о-от рот! О да! Да! Еще… Не останавливайся, нет! К черту кислород! Только не останавливайся…
Кажется, член Кларка перебрал на себя сейчас все функции сердца. Кларк чувствует, как он бешено стучит – не пульсирует, нет – стучит, как сумасшедший. И гонит кровь по телу. Каждая капля крови в его теле прошла через член. И рот Лекса. Омылась его слюною. Очистилась. И устремилась дальше. Неся с собой сумасшедшее желание. Сводящее судорогой пальцы ног. Сводящее с ума.
Головка скользит по внутренней щеке Лекса. А теперь по языку – в глотку. Задевает ребристое нёбо. Каждый бугорок Лексового рта будто током бьет по Кларковому члену. Его уже трясет. Их обоих трясет от желания.
– Ну же!
Лекс резко отстраняется. Но прежде чем Кларк успевает взвыть от отчаяния потери – его заполняют изнутри. О да! Вот так. Без подготовки. Почти без смазки. Без «потерпи, милый, сейчас станет лучше». Не станет. Лучше не станет. Потому что лучше уже и быть не может.
Толчок. Еще один. Еще. Дальше. Глубже. Резче. Да!
Они глушат крики друг друга поцелуем. Сладким поцелуем со вкусом манго и изюма.

На утренней планерке Лекс с Лоис сидят друг против друга в зеркальных позах. И с одинаково мученическим выражением на лицах. Глаза прикрыты. Горькие складки у губ. Страдальчески сморщенные лбы.
Наконец Уайт сворачивает «болтологическую кампанию» о приоритетах следующего номера и распускает редсовет. Попросив задержаться своих лучших репортеров.
Едва двери успевают захлопнуться, Перри подскакивает, как клоун на пружинах, и пританцовывая подходит рассмотреть своих любимых придурков поближе.
– Живописно смотритесь, – злорадно лыбится он. – «Как статуя Страдания застыв, она свои мученья проклинала».
– Чё за фигня? – кривится Лекс.
– А, это был такой театральный плотник в XVI веке. Уилли Шекспир. Мастерил-мастерил себе помосты. А потом возомнил себя великим драматургом. Еще и весьма плодовитым к тому. Больше двух десятков таких вот литературных шедевров накропал. А тут еще и директор труппы ему за декорации задолжал. Пришлось в счет долга всей труппе эту ахинею на людях играть. Вот так он и попал в театральный справочник. Англичане вообще весьма скрупулезный народ, обожают всякой дряни счет вести. Но, к счастью, для нынешних школьников в современные хрестоматии наш Шекспир попасть не сумел. Так весело отмечал свою первую премьеру, что умудрился, возвращаясь домой, свалиться в Эйвон. Причем со всеми своими рукописями. Спасая их и утонул. В общем, от всех его пьес остались только намоченные обрывки. Для хрестоматий, как вы сами понимаете, маловато. А вот для научной диссертации какого-нибудь профессора литературы – в самый раз. Чертов профессор Скриддл! – в сердцах сплевывает Перри, яростно сверкая глазами. – Мы ему эту диссертацию всей группой писали. За зачеты. С тех пор ненавижу не только Шекспира, но и всех «непризнанных гениев»!
Перри остановился у стула Лейн, перекатываясь с носков на пятки.
– Вернемся в день сегодняшний. Итак, мои лучшие репортеры явились на планерку в таком виде, будто накануне набухались вместе и переспали по пьяному делу, – Перри перевел выжидательный взгляд с Лоис на Лекса. И снова на Лоис.
Лейн не выдержала первой.
– Ну да, так и было.
Перри аж подпрыгнул от неожиданности.
– Вы переспали?!
– Да нет, – вклинился в разговор Лекс. – Вместе мы пили, а трахались уже по отдельности. Каждый со своим. Чтоб я перепутал Лоис с Кларком пяти бутылок вина маловато будет, – он скривился, вспоминая прошлый вечер: если вчера было так классно – ну почему сегодня так хреново?
Лоис приоткрыла левый глаз и попыталась сфокусировать зрение на напарнике.
– Слушай, Лутор, а ты вообще с девушкой спал когда-нибудь?
– Ну было один раз. А ты?
– Ну было один раз. А с кем?
Лекс сморщил лоб, пытаясь вспомнить столь пикантные подробности своего грехопадения:
– Астория? Нет, но как-то похоже… Какая-то Тори… О, точно, Виктория! Виктория Хардвик, – Лекс победно вскинул правую руку с оттопыренным указательным пальцем. – Ее отец был спонсором нашего университета. А она возглавляла какой-то кружок. Который мне как стипендиату необходимо было пропиарить. Точней, тогда я еще сидел на шее у папочки. Но редактор университетской газеты пообещал, что выбьет для меня стипендию… В общем, пришлось брать у нее интервью.
У Лоис от проснувшегося интереса даже второй глаз открылся.
– У тебя что, все интервью постелью кончаются?
– Неа. Только с лучшими представителями своего пола, – Лекс крутнулся в кресле и навалился на стол, скрестив руки перед собою. – Ну давай, теперь твоя очередь. Колись, Лейн, разговоры о сексе отлично помогают при похмелье. Она была?..
– Таким же стажером, как и я. Еще в прошлой газете. Такая юркая блондиночка. Напоминала мне болонку. Тоже погавкать любила по поводу и без. И имя такое дурацкое – Хлоя. В общем, нам велели написать о лесбийской любви. Ну, тут она и говорит: настоящий писатель должен писать только о том, что сам испытал. И целоваться ко мне полезла…
– Целовалась-то хоть хорошо? Или так же, как статьи писала? – ухмыляется Лутор.
– Да уж получше! Такое языком вытворяла… – На этом месте Лоис прикусила язык и перевела испуганный взгляд на своего редактора. – Перри, ты сейчас на старого сатира похож. Того и гляди слюнями весь стол загадишь.
Уайт попытался стереть с лица довольную ухмылку.
– Ну… Понимаешь… Две девушки – это такая тема, – он многозначительно пошевелил бровями. – Любой мужчина от такого заведется.
– Да ладно тебе. Нельзя ровнять всех под свою гребенку, – Лоис смущенно начинает поправлять воротничок на кофточке. Ей сейчас очень хочется стянуть концы кофты поближе, прикрываясь от сального взгляда начальника. – Вот скажи ему, Лекс… Лекс?

[Juliya_Luthor]

04-3

Лутор напоминает кота. Перед которым разложили сразу индейку, лосося и сметану.
– Извини, Лейн, но если речь заходит о двух девушках… занимающихся сексом… друг с другом… В общем, половая ориентация, расовая принадлежность и религиозные соображения перестают тут играть какую-либо роль.
– Да ну тебя! И Перри туда же! И вообще – я иду статью писать!
– Угу. О лесбийской любви. Тема толерантности к сексуальным меньшинствам – это сейчас очень актуально, – Уайт довольно потирает ладошки, любуясь выражением лица своей любимицы.
– Что?! Перри, нет!
– Да. И чтоб к среде статья была готова.
Лоис возмущенно раскрывает рот, готовясь заорать благим матом – и резко его захлопывает. Ну ладно, сам напросился! К дверям она идет с гордо поднятой головой. Пока ее не останавливает последнее напутствие главреда:
– И знаешь, милая, иллюстрационный материал будет очень кстати. Побольше фото, цветных и разных.
Звук в сердцах захлопнутой двери слышен даже на соседних этажах.
Уайт переводит взгляд на последнюю оставшуюся у него жертву. Младший Лутор как раз пытается сцедить в кулак злорадное хихиканье.
– А ты напишешь мне об одном культурно-массовом мероприятии.
– Что?! – настает очередь Лекса возмущенно вопить и сверкать глазами.
– Эдж передает музею какую-то редкую фиговину из своей частной коллекции. Очень дорогую, судя по тому, что директор нашего художественного музея писает кипятком от радости.
– Музей? Я должен писать о современном искусстве?
– Ну, учитывая, что в деле замешан Эдж, исключительно об искусстве написать не получится. Но пиар должен быть тонким. Чтоб ни одно оппозиционное издание не прикопалось.
– Почему я?
– Просто я поспрашивал у наших, все отказываются. Говорят, об искусстве только геи пишут. А ты у нас в редакции единственный официально признанный гей. Правда, у меня еще на счет Робертсона с третьего этажа большие подозрения на этот счет имеются. Представляешь, он умудрился три раза на неделе сломать кофейный аппарат. И именно на моем этаже. И дверь в туалет никогда за собой не прикрывает. А сегодня подрезал меня на стоянке. В общем, тот еще пидорас. Но не официальный. Поэтому Робертсон будет писать о тяжелой жизни современных мусорщиков. Поездит с ними пару дней по маршруту. На свалке покопается. С работой, опять же, поможет. Ведь настоящий писатель должен писать только о том, что сам испытал – правильно Лоис сказала. А ты напишешь о современном искусстве. Похмелишься коллекционным вином. Посмотришь оригиналы некоторых из тех шедевров, копии которых висят в наших музеях. Еще «спасибо» мне скажешь. Всё, вали.
Лекс досадливо кривится и, шаркая, плетется на выход.
– И да, Лекс, если и это твое интервью закончится в постели – это не мое дело. Можешь трахаться с кем хочешь: хоть с Эджем, хоть с печатной машинкой. Но чтоб статья была не поздней, чем послезавтра.

От восторга у Лекса перехватывает дыхание. В горле становится ком – приятной тяжестью, как бывает в паху. И сглотнуть никак не получается. Хочется просто замереть вот так, и не только не дышать – не двигаться больше.
Просто смотреть.
– Она прекрасна.
Говорить почему-то получается только благоговейным шепотом. Будто от громкого звука стеклянная статуэтка может – не дай бог! – треснуть или рассыпаться миллионом голубоватых осколков.
Статуя выдута из стекла. Большой такой продолговатый стеклянный пузырь, напоминающий мужскую фигуру. Очень длинную. И очень тонкую. Но определенно мужскую. Лекс сам не знает, откуда у него эта уверенность: никаких половых признаков у статуэтки нет. Но что автор изваял именно мужчину чувствуется практически на интуитивном уровне.
Она полупрозрачна. И переливается всеми оттенками синевы: от лазури до индиго. Когда Лекс пытается разглядеть на головке черты лица – ему кажется, что статуя поощряющее подмигивает ему.
– Зачем? – он с трудом заставляет себя оторваться от созерцания шедевра и обернуться к ее хозяину. Но от потрясения ему даже не удается до конца сформулировать вопрос. Чудное же это будет интервью! Впрочем, главное он уже успел расспросить по дороге. И записать на диктофон. Слава богу! Потому что при виде статуэтки у Лекса из головы повылетало напрочь всё.
– Хочу поделиться этой радостью с простыми людьми.
Поделиться? Эдж сумасшедший. Будь Лекс обладателем этого сокровища – хранил бы его в самом темном подвале. С кучей замков и прочей фигней. Чтоб ничей больше взгляд не смел касаться этих изгибов. Лекс жадно облизывается. Краем глаза замечая как Эдж зеркально повторяет это движение. Может, дело в бурбоне, который пьет хозяин? Или всё-таки в госте?
– Прекрасная вещь.
– О да. «Лунный принц» не зря считается одним из лучших представителей своего вида. – При этом взгляд Моргана не отрывается от Лекса ни на секунду. – Он напоминает мне тебя.
– Потому что тоже лысый?
Лекс пытается перевести всё в шутку. Ему не хочется ссор. Только не рядом с этой красотой!
– Не знаю. Это интуитивное. Вы просто похожи и всё.
Для Лекса это комплимент. Однозначно. Потому что он в восторге от этой вещицы! Лунный принц? Да, пожалуй, подходит. Такой весь… будто из лунного света… И точно королевских кровей.
Лекс настолько увлекается созерцанием, что тупо пропускает момент, когда Эдж подбирается к нему вплотную. Просто в какой-то момент ухо опаляет чужое дыхание. И Лексу кажется, что опаляет до ожога. От неожиданности он испуганно дергается – и чуть не заваливает постамент с шедевром.
– Черт!
К счастью, Эдж успевает дернуть его на себя до того, как он соприкасается с пьедесталом статуи. Лекс облегченно выдыхает. И до него доходит: эта сволочь не просто держит его под локоток – второй рукой он уже забрался ему под рубашку.
Какие у него, оказывается, горячие ладони. И куда он дел стакан? И почему так дышит? Хотя нет, почему он так дышит Лекс догадывается. Не мальчик же он. Невинный. Но почему так дышит сам Лекс? Почему от чужой руки, ласкающей позвонки, хочется выгнуться дугой. Да, вот так… Потянуться всем телом…
Прижавшись тем самым еще ближе.
И почувствовать бедром чужой стояк. Внушительный такой стояк. У Лекса глаза распахиваются сами собой. То ли от страха… то ли от возбуждения… Морган понимающе ухмыляется. А Лекс в ответ непроизвольно облизывает пересохшие губы. От вмиг расширившихся зрачков глаза Эджа кажутся почти черными. Как у наркомана. Может, он обкурился? И следы наркоты остались на губах, с поцелуем попав жертве в кровь – иначе почему Лекс не может отстраниться? Оттолкнуть… Что там еще делают в таких ситуациях?
Чужие губы будто душу из него высасывают. Вместе с языком, слюной и всем его дыханием. Язык хозяйничает, как у себя дома. Но что удивительно – Лекса это заводит. Это чувство беспомощности. Этот сладкий страх от того, что решают за тебя. Это чувство опасности: будто лежишь жопой кверху, а над самой дырочкой завис дамоклов меч. Висит и вибрирует. А ты лежишь и гадаешь: пронзит – не пронзит. И если пронзит – это больно… или приятно?
Эдж наконец-то дает ему вздохнуть. И сам дышит тяжело. Как жеребец перед случкой. Огромный черный жеребец с седою гривой. Лекс видел такого однажды на картине. И мечтал прокатиться.
Вся беда в том, что конной езде он как раз не обучен.
– Как же я тебя хочу, – Морган утыкается лбом в лоб Лекса. И говорит быстрыми отрывистыми фразами. Будто после марафона. – И как же давно я уже ничего не хотел. Ты еще слишком молод. Ты не знаешь: какая это мука – ничего не хотеть. Когда всё вокруг остахерело! А ты… как свежий глоток… После года на подводке, – Морган задорно хихикает: – Или спуска с Эвереста. Хочу развернуть тебя к стенке. Прямо сейчас. Спустить штаны. И долбить, пока сознание не потеряешь. Быстро. Жестко. Снова и снова. На виду у всех этих чертовых статуй.
Лекс шумно сглатывает. И призывает резервные силы из самых дальних уголков души. Чтоб отстраниться.
– Простите, мистер Эдж, но я предпочитаю быть сверху. Спасибо за экскурсию. Она была… познавательной, да.
О да, Лекс много узнал о себе сегодня. О собственном теле. И тайных желаниях. Но эти желания еще не стали наваждением. Еще нет. Еще можно уйти.
Значит, нужно уйти.
– Я вышлю вам копию статьи по почте. А электронный адрес спрошу у вашего секретаря.
Эдж снисходительно улыбается в ответ:
– Мальчишка. Ты вправду думаешь меня переиграть? Я своего всё равно добьюсь.
– Я не ваш. Меня не получиться купить. Поиграться. И передарить музею.
– Мои игры тебе понравятся. Уже нравятся.
Ну да, у Лекса стоит. Он и сам прекрасно это знает. И что Эдж об этом знает – тоже не вопрос. Но Лекс уходит. Прямо сейчас. И старому черту придется с этим смириться.
– Счастливо оставаться, мистер Эдж.
– Повнимательней за рулем, мальчик мой. Осторожней там на поворотах. Чтоб не занесло. Куда не надо.

Лекс выбегает на стоянку почти бегом. Нет, он не боится погони: Эдж слишком горд и тщеславен, чтобы бегать за каким-то сопляком. Но Лекс всё равно мечтает оказаться от змея-искусителя как можно дальше. И как можно быстрее.
А еще ему нужно позвонить.
Родной голос с едва заметным металлическим акцентом сообщает ему, что любимый сейчас на парах, трубку взять не может, и просит оставить сообщение.
– Кларк, сделай мне одолжение, а? По дороге домой заскочи сегодня в ту кондитерскую… где мы желе ели… которое мене так понравилось, – «в Нью-Йорке, да» – и принеси домой пару килограммчиков. Персикового и… дай подумать… клубничного. Хочу обмазать тебя всего. Чтоб ты был как стеклянный. А потом я буду слизывать с тебя всё это. Медленно. Со вкусом. Каждый миллиметр кожи. Всасывать каждый бугорок. Особенно тщательно я собираюсь облизать твои соски. И каждую венку на члене. И анус, да. Там тоже много складочек, в которые может затечь желе. Я его буквально высосу из тебя, – и тут же издевательски нормальным тоном добавляет: – Ну до вечера, да?
После чего с хитрой ухмылкой захлопывает крышку мобильника. Сдается ему, что последние пары любимый сегодня прогуляет.

P.S. А Олли будет в следующей части. Причем будет его там очень много… А то всё Морган и Морган. Не одному ж Эджу нашего красавца домогаться.

URL записи

[Juliya_Luthor]

05-1

15.10.2010 в 01:56

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом - 5
Простите, но это всё, что могу. А то тут милый на меня и так обижается. Просто на работе все переболели, я осталась одна на весь отдел. А тут еще и у милого какое-то осеннее обострение чувств. Он ждет, что я по приходу домой сразу же кинусь в спальню – а я, зараза, кидаюсь на кухню есть готовить. Сегодня он, наученный опытом последних дней, есть приготовил сам. Ну, и думал, что после этого, конечно, в спальню. Счаз! С воплем «Не сегодня, милый, у меня болит голова!» я кинулась… Нет, не компресс холодный прикладывать. И не ванну с маслами эфирными принимать. А за компьютер клекс строчить. И теперь милый ходит вокруг меня кругами, демонстративно надув губы. И по фиг, что уже второй час ночи, а ему завтра на работу рано вставать. Решил, гад, взять меня измором. Ладно, пошла искать его губам более достойное применение.
А вам – прода!

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Статья готова уже во вторник. Ну, так получилось. Лекс просто сублимировал свою страсть к Эджу в работу. Вышло зашибенно. Уайт долго вчитывается в распечатанные листы (Перри принципиально не читает электронный текс: «Слова надо чувствовать! Чувствовать! Пальцами ощущать! Как азбуку Брайля!»), будто смакуя каждую строчку. И щурится, как мартовский кошак, только что слезший с кошки. Он даже отпускает Лекса с работы пораньше.
Вот только Лутор домой не торопится. Идет по вечернему городу пешком. Наплевав на изморозь и первые осенние холода. Идет неторопливо, как-то даже нехотя. Стараясь рассмотреть в лужах под ногами ответы на уже не первый день терзающие его вопросы.
Он хочет Эджа.
И любит Кларка.
Он хочет Эджа.
И уверен, что неспособен на измену.
Он хочет Эджа.
Несмотря на сумасшедший секс последних дней с собственным парнем…
Он до сих пор хочет Эджа!
Дело в Эдже? Или что-то всё-таки с ним? Что разделило его на две половины? Откуда взялся мистер Хайд? И как он выполз наружу? После стольких лет заточения… Хотелось бы Лексу сказать, что это Квин опять виноват. Или Эдж. Или папка родненький постарался. Нанес в детстве неизлечимую травму. Или, может, Джонатан опять экспериментирует с его чайными смесями… Неважно. Главное, чтоб виноватым был не он. А какой-нибудь дятел… Или ворон. Или Голдсмит.
Добродетель, нуждающаяся в постоянной охране, не стоит того, чтобы держать для нее стража.
Если он верен Кларку только до первого Эджа… Тогда он не стоит даже тех запонок, которые любовник подарил ему на первую годовщину.
Но ведь он верен. Он каждый раз уходит. И совсем не хочет вернуться. Это не он ищет с Эджем встреч. Старый черт сам подстраивает их – уж в этом-то он уверен. Нет, в этих встречах Лекс не виноват. А вот в желаниях, которые Эдж в нем пробуждает…
Виновен. Виновен. Виновен!
И что теперь? Терзаться сомнительными угрызениями совести? Наплевать и растереть? Просто жить дальше? Или поговорить с Кларком… Черт, как его это достало! После похищения все только и твердят: «Вам надо поговорить… Вы уже обсудили это друг с другом? Ты же с ним поделился, правда?» Черта с два! Он этот сейф запер на все замки и отпирать в ближайшую сотню лет не намерен. Даже для Кларка, у которого есть все ключи от него. Кроме этого. Это как в сказке о Синей Бороде: он дал ему все ключи, кроме ключа от каморки. Этот ключ Кларк никогда не получит: он слишком любопытен, а Лексу совсем не хочется его убивать. Ну, или свои чувства к нему…
Так что же делать? Жаль, что лужи – не магический шар. Не подскажут ответов. Ни черта ты в них кроме уличных фонарей не разглядишь. Хоть утопись. Но утопиться тоже не получится. Здесь мелко. И холодно. А Лекс ненавидит холод.
Зато обожает объятия Кларка: он всегда такой горячий. В его руках так уютно. В его руках он дома.
Вот только что-то сбилось в нем. Сломалось. Потерялось по дороге. И теперь вечерами он не торопится домой.
Что с ним случилось? И когда? Олли тому причиной? Или он просто слишком… Лутор? Может, он физически неспособен?.. Любить… Но ведь он любит! Ведь это любовь? Когда кто-то снится ночами… Когда знаешь каждую его улыбку… Когда кто-то дороже работы… друзей… семьи… себя самого… Это любовь? И если любовь у него уже есть – тогда чего ему еще не хватает? Какого хуя он хочет?! Впрочем, «какого» он знает. Вопрос лишь в том: принципиальна ли для него принадлежность данного органа? Или чей-то еще хуй тоже сойдет? Так, может, Кларков и сойдет? Предложить ему что ли… Или лучше у Марты скалку позаимствовать? Больновато, конечно, зато не узнает никто. А он проверит… Сам не знает – что. Но зато убедится.
А пока надо домой. Кларк, наверно, волнуется. Марта опять ворчит, что ужин снова придется греть. Джонатан ехидно лыбится, прикрываясь газетой. Дом, милый дом! Может, им стоит съехать? Ага, и опять на работу ходить пешком, потому что квартплата съедает львиную долю зарплаты. Перейти с домашней еды на яичницу. Носить чистые носки по очереди. Терпеть косые взгляды соседей (обязательно хоть одна сволочь, но найдется!).
Зато всё время занят делом. Стирка, готовка, уборка. Общение с соседями опять же тонус поднимает. Глядишь, и на дурные мысли времени не останется… Может, всё-таки переехать?
И Олли с собой прихватить.
Лекс злобно пинает весьма кстати подвернувшийся камешек. Черт! Он про это генное недоразумение и забыл уже. Ну, хоть что-то положительное в общение с Эджем нашлось. Эдж не терпит конкурентов. Когда старый черт рядом – всякие Олли идут гулять лесом. И по лесной тропинке – прямо к дому. И на новую квартиру. Вот только там уже не будет доброй Марты, которая присмотрит за «ребенком». И никакой Джонатан не отвлечет внимание на себя. Только Лекс и Кларк. И эта маленькая сволочь между ними. Судьба у него, наверно, такая – всю жизнь стоять между ними.
«Когда-нибудь это кончится, – уговаривает себя Лекс, заставляя переставлять ноги по направлению к дому. – Когда-нибудь всё кончается». Вот только он сам не знает, что имеет в виду: присутствие Олли, желание к Эджу…
Или свою любовь к Кларку.

[Juliya_Luthor]

05-2

Дом встречает его запахом корицы от яблочного пирога, уютным теплом от камина и гомоном горячей дискуссии в зале. Ага, семейный сбор плавно перешел в семейный спор.
Лекс ловит в зеркале отражение собственной невольной улыбки и разматывает шарф. Чувствуя, как с уличным холодом выходит из тела напряжение последних часов. О да, его попускает. Глубокий вдох. Глубокий выдох. И где там мои «домашние» объятья?
В его объятиях греется другой. Одна маленькая змейка. Прямо на груди. Надо было его таки утопить, пока была возможность!
Впрочем, завидев Лекса Оливер №2 сам выбирается из кольца Кларковых рук. И тянется к Лексу. Каждой клонированной клеточкой тела. Всем своим естеством. Если, конечно, в этом ребенке есть хоть что-то «естественное».
Лекс предпочел бы сделать вид, что не заметил. Но Лекса уже заметили Кенты. Приходится подойти поближе. И даже потрепать мальчишку по голове. Интересно, этот подзатыльник сойдет за поглаживание?
– Всем привет.
– Ты сегодня рано, – Кларк светится, как новогодняя елка.
– Пойду стол к ужину накрою. Хоть сегодня поедим вместе, – а вот Марта гладит Лекса по-настоящему. И спешит на кухню.
Джонатан привычно молчит, отгородившись газетой. Но Лекс на это лишь довольно улыбается: как здорово, что хоть что-то в его жизни неизменно.
Пацан молчит. Только пялится своими огромными глазищами. Дырку протрешь, скотина!
– О, вы купили ему букварь? – Лутор только сейчас замечает небольшую книжицу, которую худенькие пальчики прижимают к груди. Как спасательный щит. От холодного Лексового взгляда. – Правильно, без образования нынче никуда. Не позволим же мы ему работать дворником? – Лекс озабоченно кивает головой, про себя примеряя на копию Олли рабочую робу. Ничего так, ему идет. Надо будет о Робертсона взять телефончик мусороуборочной компании: когда-нибудь мальчик вырастет и ему пригодится.
– Это сборник имен, – поясняет Кларк. И интуитивно прижимает мальчишку к себе. Защитить старается, придурок. Нас бы кто защитил от этой «невинной овечки». – Он выбирает себе имя.
– А старое ему чем не угодило?
Кларк предостерегающе качает головой. Джонатан предвкушающе опускает газету. Даже Марта выглядывает из кухни.
– Что? – пожимает плечами Лекс. Он решительно не понимает в чем загвоздка.
– Он имеет право на собственное имя. Каждый человек имеет право на собственное имя.
Лекс до боли стискивает зубы.
– Обычно имена дают родители, Кларк. Если ты еще не заметил. Его родители уже выбрали ему имя.
– Это не совсем так…
– Это так! Его отец уже выбрал ему имя. А ты – не его отец! Когда до тебя уже дойдет наконец эта простая истина?!
– Он имеет право!..
– Правда? И какое же имя он хочет? Сайрус? Бертрам? Бэзил? Слушай, а давай назовем его Копи? А что? Чудное имя. Ему пойдет! – и подается вперед, смотря прямо в серые глаза. – Ну что, Копи будешь?
Но мальчишка отрицательно качает головой.
– Они мне не нравятся. Все эти имена. Они какие-то… не такие, – детское личико вдруг озаряется надеждой: – А вот как бы ты меня назвал?
Лекс смотрит на мальца почти с ненавистью. О да, он его почти ненавидит. Именно его – не покойного Оливера, а вот эту гниду, из-за которой Кларк смотрит на него сейчас как на растлителя несовершеннолетних.
– Я бы назвал тебя Оливером, – цедит он сквозь зубы. – По-моему, это для тебя идеальное имя.
Лицо мальчишки словно вспыхивает изнутри. Будто в хэллоуиновской тыкве свечку зажгли. Предварительно вырезав ей глаза осколком бокала. И радостно оборачивается к Кларку:
– Оно мне нравится! Можно я буду Оливером? Можно? Ну, можно?!
Кларк с трудом отрывается от перекошенного лица Лекса и склоняется к малышу, стараясь не выдать охватившей его паники (на мгновение ему показалось, что Лекс сейчас ударит мальчишку):
– Я же сказал: любое имя, которое сам захочешь. Если ты хочешь…

Судя по насупленным бровям Кларк обиделся. Судя по ледяному молчанию – Лекс тоже. Вот только чего они так разобиделись – они и сами не знают. Зато оба знают, что ведут себя как два идиота. Что, впрочем, не мешает им вести себя так и дальше.
Ужин проходит в гробовой тишине. Только Джонатан что-то потихоньку напевает себе под нос. Кажется, «Тело Джона Брауна»*. Это такой намек, что Север опять победит? А хрен тебе, Джонни Кей! Луторы никогда не проигрывают.
Даже если для этого им приходится первыми прервать затянувшееся молчание:
– Отличное рагу, Марта. И вообще, этот ужин… Так приятно, когда о тебе заботятся.
– О, милый! – кажется, бедняжка от умиления сейчас расплачется. Нет, ограничилась трогательным поцелуйчиком в макушку. – Мне приятно заботится о тебе! – Обо мне! Накоси-выкуси, Джонни! – А что ты хочешь на завтрак?
– Тосты с сыром. Кларк их так замечательно готовит…
Ну что, квотербек, примешь пас?
– Я сам сготовлю, мам. Это ж моё коронное блюдо.
Тачдаун. И не говорите, что Лекс не разбирается в американском футболе.
Теперь улыбается Лекс. А в ответ нерешительно улыбается Кларк. И один только Джонатан ведет себя как целых два идиота.
– Сегодня по телевизору опять видел твоего отца.
Это уже пятое упоминание об отце. В этом месяце.
– Иногда мне кажется, Джонатан, что вы видите его чаще, чем я.
– Ну, я не против его и вживую повидать. Почти родственник, как-никак.
Сплюнь, Джонни.
– Ты тоже хочешь познакомиться с моим родителем, Кларк?
Надо же, покраснел. Тоже мне – благородная девица на церемонии представления родителям. Вот когда флетчинг ночью делал – не краснел. А тут вдруг засмущался.
– Ну… Понимаешь… Как бы это…
– Ясно, – Лекс решительно откладывает вилку и медленно тянется за мобильным. Парикмахер. Такси. Еще такси. Какая-то Трикси… А, ну да, благотворительный фонд, о котором он писал в прошлом месяце. Ага, вот он, на самых задворках телефонной книги. – Алло, Сейдж? Да, Лекс… Нет, на прием записывать не надо… Лучше скажи, у него там никаких «выходов в свет» не намечается? Когда? Нет, поздно… И контингент не тот… Где? Да, библиотека Чарльза Пинкни** – самое то. Все эти деятели… Вышли мне два пригласительных… Да, два. И пометь у отца в ежедневнике, что в рамках «круглого стола» по современной этике у него запланировано знакомство с женихом сына. Пусть готовится радушно улыбаться. Перед зеркалом потренируется, что ли… Вот только не надо мне этого ехидства! Мы слишком много друг о друге знаем. Поэтому нам и приходится быть друг с другом такими вежливыми… Да, про Пасху я помню… Угу… Что шоу с тем сенатором сорвалось из-за его признаний в нетрадиционной ориентации – тоже в курсе. Мне кажется, он специально на себя наговорил, лишь бы к отцу не идти… Нет, я не представляю какие это убытки. А зачем мне что-то представлять? Вот отец чек пришлет – тогда точно узнаю. И голову сушить не придется… Угу… Конечно… Пригласительные не забудь… И тебе не болеть, – мобильник возвращается в карман. А Лекс снова тянется за вилкой. – Нет, правда, очень вкусное рагу.
– Кто это был?
– Не вражеский шпион, не смотри на меня так. Всего лишь секретарша моего отца. Милейшая фурия. Надеюсь, ей тебя представлять не надо? А то из-за отца я и так рискую тебя потерять.
– Ты общаешься с отцом через секретаршу?
– Угу.
– Даже не по телефону.
– Он мог быть занят.
– Но ведь можно перезвонить.
– Тогда я мог быть занят.
– Вы хоть видитесь?
– По предварительной записи.
– А на праздники?
– Это как повезет. На это Рождество, например, мне удалось нас отмазать. А вот на Пасху придется попозировать журналистам.
– Лекс, это ненормально.
– Кларк, не делай вид, что это для тебя какая-то сенсация. О моих отношениях с отцом ты был в курсе с самого начала. Так что приданого не жди.
– Лекс, я совсем не это…
– И дай мне поесть.
– Лекс, – огорченно тянет Кларк.
– Или просто дай мне.
– Лекс! – всё-таки Марта очень мило краснеет.
– Соль. Я имел в виду соль. Йодированная соль очень полезна для умственного развития.
– Пора укладывать Ола спать. Идем, Джонатан, поможешь мне почитать ему сказку.
– Марта…
– Идем, я сказала. Разве ты не видишь: у мальчиков тут своя «сказка» намечается.
– Да глаза б мои… – Джонатан вовремя прикусывает язык, боязливо косясь на супругу. И так же, не сводя с Марты настороженного взгляда, добавляет: – Спокойной ночи, Лекс.

[Juliya_Luthor]

05-3

Тосты с сыром и вправду коронное блюдо Кларка. Но следующим утром Лекс предпочитает сбежать из дому не дожидаясь завтрака.
Нет, ночь была… Ух, зашибись просто! И слов-то не находится – одни эмоции. Виноватый Кларк – это, я вам скажу, весьма нескромное удовольствие. У-у-у, какое нескромное! Ну вот просто ни стыда, ни совета. И Лекс без всякого стыда считает себя счастливым человеком…
Пока одна маленькая тварь не припирается в ванную, когда он принимает там душ. Стоит и хлопает ресницами – глядя как Лекс намыливает себе яйца. Ну и как это понимать? От взгляда этих серых глазенок Лексу захотелось купить себе пояс верности. И резко перехотелось есть.
– Меня в редакцию вызывают, – волшебные слова. Можно сказать, «ключи свободы».
И теперь главное – выскочить за дверь, пока Кларк не успел рот открыть. А лучше вообще сказать это шепотом, чтоб типа и предупредил, и никаких лишних вопросов.

Выскочить-то Лекс успел. А вот теплый шарф с вешалки прихватить – нет. И ветровку – это он зря. Не по погоде. Теперь и впрямь в редакцию бежать придется. Может, хоть так согреется?
А, может, бежать и не стоило. От судьбы ж, говорят, не убежишь.
– Не замерз? Садись – подвезу.
Блин, они что сговорились, что ли? Или сегодня День всех его маньяков?
– Спасибо, мистер Эдж…
– Да садись! Заболеешь же. Или так трудно потерпеть мое общество десять минут?
Заболеть. Это вряд ли. Но Лекс ненавидит холод, он уже говорил, да? А из салона лимузина веет кондиционерным теплом. И Эдж в окружении разбросанных по сиденью бумаг, в этих очках с тонкой серебряной оправой, в броне строгого костюма – кажется таким… неопасным. Ну не станет же он насиловать его средь бела дня в центре города в собственной машине, правда? Ведь правда?
Лекс запрещает себе забивать голову тупыми мыслями – и ныряет в салон. Дверца захлопывается автоматически, с мягким хлопком. Как выстрел с глушителем.
Машина мягко трогается, и Лекс тут же отворачивается к окну. Чуть ли не носом в него утыкается. А Эдж утыкается в свои бумажки. Впрочем, рот-то у него свободен:
– Это ты меня боишься? – в голосе слышится ехидная улыбочка. – Или себе не доверяешь?
– Мистер Эдж, я бы вас попросил.
– Да я уже и сам тебя просить готов. Ну кончай ты над нами всеми издеваться, а?
– Всеми? И кого еще вы зачислили в нашу «теплую компанию»?
– Надо мной. Над собой. Над своим парнем. Над этим, как его… Кларк, кажется? Симпатичный он у тебя, кстати. Но лично мне брюнеты не нравятся.
– А мне не нравятся ваши намеки…
До этого момента Лекс и не знал, что представители человечества умеют настолько издевательски смеяться. Или Эдж всё-таки из более жарких мест к нам прибыл?
– Намеки? – Морган утирает выступившие от хохота слезы и смотрит на Лекса – будто сейчас по головке погладит. – Да какие к черту намеки? Самым что ни на есть прямым текстом заявляю: трахнуть я тебя хочу. Выебать, понимаешь? И чтоб ты при этом не отвлекал меня своим вяканьем о нормах морали.
– Мистер Эдж…
– Ну вот сейчас же опять ахинею всякую нести начнешь! И что самое обидное – сам в нее верить. Лекс, ну ты же взрослый мальчик. Хватит уже, а? Ты меня хочешь, мы ж оба это знаем. И что я тебя хочу – тоже уже ни для кого не секрет.
– Для Кларка секрет.
– Ему от этого тоже станет легче, – Морган не говорит сейчас – вещает. Как пастырь с кафедры.
– Моему парню полегчает от моей измены? – луторовские брови резко взмывают вверх.
– Ему полегчает от твоего удовлетворения. Ты слишком напряжен в последнее время. Постоянные перепады настроения. Все эти внутренние самокопания. Всё это не могло не повлиять на ваши отношения. Признайся, ты ведь уже срывался на него? И в постели что-то изменилось, да? Он это уже заметил? Насторожился? Выяснить в чем дело пробовал? Или пока помалкивает? Ну, это тоже плохо. Молчание в отношениях – это всегда плохо.
Кто заказывал психолога? Поучили и распишись, Лутор. И на будущее – бойся своих желаний. Особенно тех, которые вызывает в тебе понимающая усмешка Эджа.
– Да не относись ты к этому как к измене, Лекс, – заходит Морган с другого края. – Смотри на это как на… разнообразие. Как на небольшую стимуляцию отношений. Все отношения рано или поздно нуждаются в дополнительной стимуляции. Откуда, по-твоему, такой большой спрос на секс-игрушки? Переодевания. Ролевые игры. Зеркало в спальне. Блин, да даже банальный романтический вечер – это не что иное, как жалкая стимуляция отношений. Поэтому все эти вечера и устраивают при свечах – фаллических символах романтики.
– Спасибо. Но лучше я со свечой.
Морган невнятно хмыкает. И отворачивается к окну. Судя по загоревшимся глазам – он сейчас смакует эту эротическую картинку, вызванную последними лексовыми словами.
– Да… Со свечой – это можно, – бормочет он себе под нос. И его язык облизывает внутреннюю поверхность щеки.
Лекса бросает в жар. Блядь, это просто язык! «А выглядит так, как если бы это был твой член», – ехидничает внутренний голос.
Лекс снова отворачивается к окну. За стеклом проносится незнакомая улица. Похоже, водитель Эджа на бензине не экономит и плевать хотел на нефтяной кризис – поехал в объезд. Да, кажется, в десять минут они не уложатся. Хорошо, что он на работу решил выйти пораньше.
Отвлечься на работу не получается: ладонь Эджа мешает. Не ладонь даже – пальцы. Просто четыре пальца. Поверх Лексовой руки. Но Лутору хочется выскочить из машины с диким воплем. И засунуть руку под холодную воду. Просто пальцы, но Лекс напрягается всем телом. А Морган вдруг тяжело вздыхает и убирает руку. Напоследок проведя пальцами по фаланге указательного пальца Лекса. Какая простая незамысловатая ласка. До слез простая незамысловатая ласка. Это ужасно.
Лекс ужасен. Как он вечером Кларку в глаза смотреть будет?
– Прости. Черт, ты первый – перед кем я извиняюсь за то, что хочу его! Ну так же просто нельзя. Этак-то и влюбиться недолго…
– Мистер Эдж, я прошу вас оставить меня в покое. Оставьте при себе и свои намеки, и свои признания, и все свои фантазии. И просто – оставьте – меня – в покое. Я под вас никогда не лягу!
Может, Эдж – инкуб? Потому что эта вспышка эмоций, кажется, лишь придает ему новых сил.
– Вот, кстати, о твоем страхе быть снизу. Это говорит о том, что ты своему партнеру не доверяешь, да. Потому что пустить его наверх – значит, уступить контроль. Доверить контроль кому-то другому. Попасть в зависимость от его прихотей и желаний. Ведь когда ты снизу – от тебя, по сути, ничего не зависит. И можешь командовать до посинения – партнер всё равно всё сделает по-своему. Даже если захочет – всё равно «по-твоему» у него не получится. Потому что он – не ты. И это ты тоже должен принять. Пуская партера «наверх» ты тем самым показываешь, что доверяешь не себе с ним – а ему с тобою.
– Я доверяю Кларку.
– Нет. Ты никому кроме себя не доверяешь. Привык полагаться лишь на собственные силы, – снова эта снисходительная улыбка. – Измена – это ерунда, мальчик мой. Просто еще одна маленькая ложь. Вроде «ну что ты, дорогой, и совсем ты не толстый». Или «да у тебя самый огромный член на нашей улице! Все парни мне завидуют!» Измена – это не так страшно, как описывают в романах. Не верь писателям, Лекс. Им просто для сюжета проблема нужна. Страшно – это отсутствие доверия. Вот как раз отсутствие доверия всё и убивает.
– Мы с Кларком…
– Это Кларк тебя! А вот ты? Ты ему доверяешь? Давай, колись. Только правду, пожалуйста.
– Ты просто хочешь развести меня на секс, Морган. Как глупую школьницу. Вешаешь мне тут лапшу на уши. Но, признаюсь, тема интересная. Давай, у нас до приезда еще есть пара минут. Продолжим. Если ты действительно так меня хочешь… И если быть «снизу» действительно так прикольно… Что ж ты ни разу не предложил: «Ну давай ты будешь сверху»? Мол, уж как-нибудь, лишь бы с тобою. Или ты тоже никому не доверяешь?
– Я никому не доверяю. Но в отличие от тебя я не делаю из этого мании. Знаешь, по молодости я занимался рисковыми делами, – Эдж смеется и трясет седой гривой. – Зря я, наверно, говорю об этом репортеру, ну да ладно. В общем, был момент, когда я реально боялся тюрьмы. А в тюрьме, мой милый, бывает трахают в попку. Я этого очень боялся. А потом понял, что этот страх делает меня слабым. Любой страх делает слабым. Но этот мне реально мешал. Поэтому я сел. Закурил. И подумал. Представил себе всё в красках. И решил, что переживу. Траханье в попку – это еще не конец света. С этим тоже можно жить…
И тут Лекс не выдерживает:
– Да ни хуя ты не знаешь, Морган! Тебе просто кажется, что знаешь. Потому что ты представил. А не потому что какая-то сука таки тебе вставила. На всю оставшуюся жизнь…
Лекс до крови прикусывает язык – чтоб заткнуться. Ему почему-то хочется смеяться. Может, это выражение рожи Эджа виновато. А, может, это просто истерика. И, наверно, он всё-таки везунчик, потому что машина как раз тормозит на светофоре.
– Дальше я сам дойду. Спасибо, что подвез. Морган.
Лекс выскакивает из лимузинного тепла в промерзлость утренней улицы без всяких сожалений. Спешит затеряться в толпе.
И не видит грустной улыбки Эджа. Даже немного виноватой. Вот теперь он действительно понимает. Но, наверно, уже слишком поздно.
– Да, так влюбиться совсем недолго…

* На мотив популярной солдатской песенки «Тело Джона Брауна» звучит боевой гимн Республики – амер. патриотическая песня, сочиненная в 1861 (изд. 1862) Дж. У. Хоу и ставшая неофициальным гимном северян во время Гражданской войны в США 1861-65. Припев песни такой: «Слава! Слава! Аллилуйя! Правда Его марширует вперед!».
** В нашей реальности в 1808 году Чарльза Пинкни на выборах победил Джеймс Мэдисон, став четвертым президентом США и одним из ключевых авторов Конституции США.

URL записи

[Juliya_Luthor]

Немножко иллюстраций к «Работа на дом»

06.10.2010 в 01:21

Пишет  dora_night_ru:

Немножко иллюстраций к «Работа на дом»
Мой «кровавый шедевр» :


И чуточку спойлерное:


URL записи

22.10.2010 в 00:27

Пишет  dora_night_ru:

Просто иллюстрация


URL записи

Я дожила! Дождалась!

22.10.2010 в 15:51

Пишет  dora_night_ru:

Я дожила! Дождалась!
Название: Глоток чая
Автор: Шелира
Пейринг: Лекс Лютер, Кларк Кент, Оливер Квин
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Жанр: зарисовка, PWP
Отказ: все ведь и так знают, кому принадлежат герои, верно?
Содержание: это фанфик к фанфику  dora_night_ru "Работа на дом". Ну, как просили...

www.diary.ru/~games-people-play/p130786481.htm#...

URL записи

[Juliya_Luthor]

06-1

20.10.2010 в 23:40

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом - 6
Прода маленькая, но зато растет в «арифметической прогрессии»

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: у них всё было почти хорошо. Пока Кларк не притащил домой работу на дом…


Вы когда-нибудь задумывались, сколько всякой ерунды можно вычитать в модных журналах, ожидая консультации дантиста? Когда со скуки читаешь всё подряд. Даже женские журналы и религиозные брошюрки. Потом тебе, конечно, становится стыдно за такое «всеядие», но «ниспосланные» знания уже не вытравить ничем. Например, ту дурацкую статью, в которой какой-то шовинист писал о проблемах брака.
«Чтобы сохранить распадающийся брак и удержать мужчину, в котором они – по их мнению – всё еще нуждаются, многие женщины решаются завести ребенка. Первого, второго – не суть важно. Важно лишь то, что ребенок здесь из следствия любви становится ее причиной. И такое нарушение природных, естественных, причинно-следственных связей влечет за собой в будущем настоящие "стихийные бедствия" для такой семьи…»
Какая чушь. Это Лекс тогда так подумал. Основываясь исключительно на собственном опыте: его семье от второго ребенка было ни жарко, ни холодно. Ну вот просто фиолетово. К тому же это, кажется, была идея отца, а не любимой мамочки.
Мамуля делала карьеру, не до детей ей было. Так что когда она, споткнувшись от волнения, загремела перед присяжными и потеряла ребенка чуть ли не в зале суда… кажется, она не очень расстроилась. Даже наоборот – ведь тот процесс она выиграла. Ну, а вы, будь присяжным, смогли б не поверить в правоту женщины, которая ради этого процесса, можно сказать, ребенка своего не пожалела? («Дэйли-Плэнет» ее тогда, помнится, со жрицей вуду сравнил: принесла в жертву свою плоть и кровь – ради победы над врагом)
Воспоминания грустные, конечно. Но у Лекса почему-то вызывают усмешку. Горькую, но усмешку. Как рыдали присяжные, когда мать вышла толкать свою заключительную речь на второй день после выкидыша. Вся такая бледная, без малейшего следа косметики… Зато с дикой убежденностью в глазах. Да и не хотела она этого малыша – это Лекс уже тогда хорошо понимал. Именно глядя на мать после выкидыша маленький Александр и понял истинное значение выражения «разрешилась от бремени».
Нет, с выкидышем их семье даже повезло – как бы жестоко это не звучало. Но общее горе пусть ненадолго, но сблизило родителей. И заставило больше ценить оставшегося сына.
Вот только время залечило раны – и всё пошло по-старому.
С Кларком всё по-другому. Напрасно Лекс надеялся, что через пару недель любовника попустит. Что со временем ему надоест играть в «мамочку». О нет! Это же Кларк. Упрямый, как стадо бизонов. Его не то что не попускает – он только больше в раж входит. Да еще и Лекса за собою затащить хочет.
Вот именно это и бесит Лутора больше всего – иррациональная уверенность Кларка, что весь этот театр абсурда, в который превратилась их совместная жизни с появлением Олли – это всё ради Лекса. Ради Лекса, мать вашу, он притащил в дом чертова маньяка! Ради самого себя Лекс теперь ходит по родному дому крадучись. Оглядывается на каждом шагу. И тщательно запирает ванну.
А Кларк будто не замечает ничего. Или не хочет замечать. То – что еще чуть-чуть и Лекс не замечать не сможет.

[Juliya_Luthor]

06-2

Лекс взял на работе больничный. Впервые за всю свою жизнь он, по сути, прогуливает работу. Но ему нужен перерыв. Жизненно необходим. Поэтому Лекс на больничном. Пытается вылечить их с Кларком отношения. Ну, или хотя бы не угробить их окончательно.
Он даже согласился поработать в гостиной. Ну, типа, в кругу семьи. «Семья» визжала, брыкалась, хрипела – в общем, играла в «лошадок».
Лекс тоже чувствовал себя лошадью. Загнанной. В угол. Или просто – до одури. Сидел на диване, поджав ноги, и даже писать не пытался. Просто смотрел, как Кларк с Олом бесятся на ковре посреди комнаты. И пытался не обращать внимания на сходство Ола со старым врагом.
А вот Кларк, кажется, и впрямь не замечает. Ведет себя с ним, как с любым другим мальчишкой. Как с теми пацанами из подшефного класса, с которыми играет в футбол по воскресеньям. Он правда для него просто ребенок? И если ребенок – то чей? Кларк действительно считает его своим? Считает, что можно просто так взять в дом чужого ребенка – как кота с улицы…
Вообще, Лекс не знает, что там кажется Кларку, но он сейчас действительно напоминает заботливую мамашу. Того и гляди, начнет «сыночку» печенье с молоком в постель таскать. Лучше б он таскал в постель Лекса.
– Лекс, ну хватит сидеть там букой! Иди к нам!
– Я плохо себя чувствую, Кларк. Давайте без меня.
У вас отлично получается – без меня.
– Может, мы тебя отвлекаем? Так мы во двор пойдем…
Что толку? Всё равно он сейчас не сможет написать ни слова.
Ужасное состояние. Сюжет статьи крутится в голове – а на бумагу никак не ложится. И Лекс никак не может придумать как с этим бороться. Интересно, если побиться головой об стенку – это вытрясет из мозгов хоть одну дельную фразу?
Лучше б он не лез в писательство. Писать для кого-то – большая ответственность. Когда кто-то начинает оценивать каждое слово… Ждать каждую новую статью или запись в блоге… Ты перестаешь принадлежать самому себе. Это как добровольное рабство. Или сдача в плен.
А самое ужасное – когда тебя начинают хвалить. Потому что после этого ты начинаешь бояться – не соответствовать. И каждое слово, каждая статья или запись превращаются в испытание. Ты зависишь от своих читателей. От людей, которых никогда не видел и, наверно, никогда не увидишь. Но которые видели твою душу – через твои тексты. И теперь взяли эту душу в аренду. Точней, ты сам ее сдал. В бессрочную аренду. Чужим людям. Понадеявшись на их милосердие. И всё, что тебе теперь остается – пройти испытание достойно. Каждое новое испытание.
И молить бога, чтоб «маленькие семейные неурядицы» (про себя Лекс называет их именно так – будто стараясь самого себя убедить) не лишили тебя последней отдушины – твоего писательского дара.

– Что не так, милый? – Марта осторожно отводит со лба сына отросшую челку. – Это Лекс, да?
Конечно, это Лекс – материнское сердце не обманешь. Как и материнские глаза. Она всё видит, всё подмечает. Дрогнувший уголок губы. Прищур глаз. Вовремя приглушенную интонацию. Ее мальчики ходят по тонкому льду. И то и дело поскальзываются. Того и гляди, зады себе поотшибают.
Как бы ей хотелось подхватить. Подстраховать. Подуть на свезенную коленку. Но нет. В этот раз ее сын катается в паре не с ней. Не ей, а его партнеру – страховать ее Кларка. Вот только кто подстрахует партнера?
– Это Лекс, – мягко кивает она головой. И придвигает поближе к сыну вазочку с черничным вареньем. С Лексом этот номер обычно срабатывает. Но, кажется, Кларку больше нравится ежевичный джем.
– Спасибо, мам, мы справимся.
– Кларк, спросить совета – это не стыдно. И вовсе не значит, что ты кого-то там предаешь… То есть я хочу сказать, что тебе необязательно выкладывать мне все ваши мальчишечьи тайны. Просто поговори со мной.
– Я б лучше с Лексом поговорил, мам.
– Позвать его?
Кларк грустно смеется. Он вообще сейчас напоминает какого-то печального клоуна.
– Не получится, мам. Потому что это и есть наша проблема. Он не разговаривает со мной. То есть говорит, конечно… Какие-то фразы. Ну, типа «подай соль». Или «расслабься, малыш». Но чаще всего он говорит: «Мне надо в редакцию. Я буду поздно». И это значит, что можно смело ложиться спать: всё равно он вернется только под утро.
– Кларк, – потрясенно тянет Марта.
Ей хотелось бы утешить сына. Сказать, что это всё ерунда. Главное, что они любят друг друга. Это все видят. Невооруженным глазом. А, значит, никаких проблем. Так, недоразумение какое-то. Всё у них наладится.
Надо просто поговорить друг с другом…
– Может, всё-таки… Ну, твой отец не одобрит, конечно… Но Мэсси Стаут рассказывала об одном специалисте. Они с мужем ходили к нему, когда дело запахло разводом. Она говорит, он знаток своего дела…
– Мам, перестань. Лекс к психиатру никогда не пойдет. Он же Лутор. Они все свои душевные скелеты прячут в титановых сейфах. А ты предлагаешь ему вывернуть душу перед совершенно посторонним человеком.
Марта медленно присаживается на стул. И прячет в складках халата стиснутые кулаки.
– Знаешь, сынок, иногда перед незнакомым человеком душу вывернуть гораздо легче. Потому что в глазах родных людей мы хотим выглядеть идеалами. Ну, лучше, чем есть, понимаешь?
– Зачем? Ты же всегда говорила, что любить надо целиком. Со всеми недостатками. Если еще и перед семьей корчить из себя героя…
– Кларк, дело не в геройстве. Дело в тебе самом. Ну, то есть в каждом из нас. И в желании быть лучше нет ничего плохого. Наши родные – это наша совесть. Если мы делаем хорошие поступки ради них – это не так уж и плохо.
– Это попахивает лицемерием, мама.
Марта невольно отводит взгляд. Дурацкий юношеский максимализм! Да что ты, Кларк, еще знаешь о жизни?
Ну хорошо же, если абстрактные рассуждения до тебя не доходят – перейдем на личные примеры.
– Твой отец до сих пор не прошел тест на уровень холестерина.
– Причем здесь это? – хмурится Кларк.
– Это не от страха, что он возможно болен, – будто не замечая реплики сына продолжает Марта. – И не боязнь диеты тому причиной. Он на сладкое падким никогда не был. Да и жиры ему не особо перепадали. Они на ферме твоего деда пахали всей семьей с утра до ночи. А ели – что бог послал. Да и то не всегда. Но Джонатан до сих пор не прошел тест. Потому что любая болезнь – это слабость. Признак несовершенства, – глубокий вдох, и решительно: – А он не хочет быть слабым несовершенным отцом для тебя. Потому что ты слишком идеальный сын. А он должен тебе соответствовать. Господи, да когда мы узнали, что ты гей – я в церкви свечку поставила! Хоть какое-то пятно на этом солнце.
Глядя на ошарашенную мордашку сына, Марта тут же пытается оправдаться:
Нет-нет, мы совсем не против, ты не подумай! В том смысле, что гомосексуализм – это же не порок… То есть не болезнь… В смысле, любовь ведь от пола не зависит, правда? Лишь бы человек был хороший…
– Я слишком идеальный?
Марта прячет в ладони прикушенную губу.
– Это не твоя вина, Кларк. Просто людям… простым смертным… трудно с тобою рядом. Поневоле начинаются сравнения. Состязания. Они пытаются что-то доказать. Тебе. Себе. Окружающим. Лексу тоже приходится доказывать. Доказывать на работе – что он получил эту пресловутую должность не благодаря тебе. Доказывать твоим «золотым» друзьям – что он достоин тебя и их «высшего» общества. Доказывать людям… Что он – не Лутор. Он вынужден доказывать это даже тебе. А очень сложно доказывать, что ты сильный – признаваясь в собственной слабости.
– Значит, я должен показать ему… какую-то свою слабость?
– Нет, Кларк, – смеется Марта. – Вы же не «писюльками» в песочнице меряетесь. Не надо ничего доказывать, выискивая в себе хоть какую-нибудь, но слабость.
– Но если Лекс комплексует из-за моей силы…
– Если Лекс комплексует из-за твоей силы – тебе придется быть еще сильнее.

[Juliya_Luthor]

06-3

Лекс не пьет черный чай с лимоном. Не потому что это банально. А банально потому, что лучше чем готовила лимонный чай его мать – этот напиток не готовит никто.
Лилиан Лутор была трудоголиком, истеричкой и, наверно, немного больной. Она бросила сына из-за работы. Но перед тем как бросить она приучила Лекса к чаю. И всё время, пока была с ним, поила замечательным чаем с лимоном. Лучшим из всех, какие он только пил.
А теперь не пьет. Не хочет портить воспоминания. Перебивать давнишнее послевкусие сомнительным новым вкусом.
Поэтому с полки Лекс привычно достает зеленый саусеп. Подозрительно принюхивается. Но всё-таки тянется за чайной ложкой. И досадливо качает головой: если Джонатан не угомонится – придется покупать в пакетах. Бррр! Лекса аж передергивает. Пакетированный чай – такая гадость. Ну, если есть с чем сравнивать. Лекс, конечно, пил и из пакетиков. И даже заваривал их по два раза. Да что там говорить, с его заработками – он и на одной воде неделю, помнится, сидел. До того оголодал, что веревочку от этого самого пакетика сожрать был готов.
Но сейчас-то он не на сухом пайке. Сейчас в пакетиках нет никакой необходимости. Зато, похоже, назрела необходимость в жестяной коробке. С большим таким замком. А еще лучше с электрошокером в замочке. Интересно, хоть это отучит Джонатана рыться в его вещах?
Лекс включает чайник. Придвигает поближе чашку. И оглядывается в гостиную. Марта учит звереныша по школьной программе. Бог знает, где она раздобыла учебники. Тем более что менять их приходится едва ли не каждую неделю.
Малыш Ол оказался настоящим кладезем открытий. Лекс мрачно усмехается. Мда, пожалуй, с Кларком Марте было легче. Ну, по крайней мере, маленький криптонец не рос так быстро.
Ол подрастает каждый день миллиметров на 5-6. Ну, и остальные параметры растут в арифметической прогрессии. Хорошо, что Кенты сентиментальны – не выбросили Кларковы детские одежки. А то эта маленькая скотина ходила бы по дому голой. Впрочем, хмурится Лекс, не такой он уже и маленький. Уже.
А еще скачки роста наблюдаются при сильном волнении. Например, после смерти Джеба, когда они привезли его домой – никто особо не обратил внимания, что одежка была тогда пацану маловата. А зря. Зато теперь все в доме знают: стоит пацану разреветься – пора идти на чердак за новыми штанами.
За это открытие стоит поблагодарить Лекса. Это именно он совершил сей «прорыв в медицине». Лекс снова оглядывается на занимающуюся парочку и мысленно гладит себя по головке. Сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Особенно Кларк. Этот только ворчит, что пора бы им и поладить. И вообще, Лекс же старший – значит, должен быть умнее. Должен идти на уступки. Счаз! Лучше он еще пару раз доведет Квина до истерики – и, глядишь, они наконец сравняются по возрасту. Может, хоть после совершеннолетия Кларк согласится отправить этого выродка куда-нибудь подальше. В смысле, позволит жить самостоятельной жизнью.
Тем более что с адаптацией проблем возникнуть не должно: с умственным развитием у пацана тоже всё в порядке. Тут даже Лекс не придерется. Еще одна «лабораторная особенность».
Генетическая память.
Это выяснилось после того, как Марта начала с ним заниматься. Сначала действительно притащила букварь. Разложила на журнальном столике какие-то развивающие игры. Карандашей цветных накупила. И уселась на диване, как на троне. Ну, и Лекс уселся. В уголке. Позаимствовал у Джонатана газету и приготовился злорадствовать.
Зря готовился. Что, малыш Александр, забыл школьные годы? Обламывать лысого очкарика Лутора было ж любимым занятием Квина! Вот и сейчас малыш Ол обломал ему удовольствие на корню. Нет, поначалу всё было нормально. Мальчик краснел, заикался, нервно облизывал губы. Но стоило ему послушать объяснение один раз… Всего один раз! И дальше он подхватывал за Мартой, как котенок – брошенный клубок. Цеплялся в знания зубами и не останавливался, пока не распутывал «клубок» до конца.
Казалось, в этом детском теле сохранились все знания взрослого Квина. И Лекс порой переживал даже, как бы Джеб своих знаний щенку не подкинул.
Просто создавалось ощущение, что Ол о них забыл. Но стоило Марте о них напомнить… Он продолжал начатые ею фразы. Дописывал за нее школьные формулы. Сам начинал поправлять, если его «домашняя учительница» сбивалась.
А после первого же занятия заявил и без того натянутому как стрела Лексу:
– А почему ты сегодня сел справа? Ты же обычно слева садился…
Школьные воспоминания полоснули по воспаленным Лексовым нервам стальными садовыми ножницами. Ну да, в школе он всегда сидел слева. За два ряда от «принца всея академии». Всё время сзади. Но в то же время достаточно близко – чтоб, к примеру, пульнуть в него жвачкой.
– С чего ты взял, Ол? – ласково спрашивает Марта, переводя недоуменный взгляд с одного на другого.
– Мне просто показалось, – смущенно пожимает плечами «ангелочек».
И несется во двор похвастаться Кларку новыми знаниями.
А Лекс в тот же вечер выносит из дома все бокалы.

URL записи

[Juliya_Luthor]

07-1

25.10.2010 в 19:21

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом - 7
Моя черная душенька потребовала насилия

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: малыш растет — растут проблемы…


Вообще-то срыв был запланирован на середину декабря. Число этак на 20-21-ое – самый канун Рождества. Ну, чтоб у Кларка было время одуматься. Покаяться. Вымолить прощение. И даже купить им к празднику тур на Гавайи. Пусть даже не на само Рождество, а туда, попозже. А то елка на островах смотрелась бы неуместно. А на Рождество без елки Лекс категорически не согласен. И вообще, это ж семейный праздник, не стоит расстраивать Марту. Но потом, в феврале, можно было бы съездить.
И чтоб только вдвоем.
Причина срыва обязана была остаться дома. А к их возвращению, желательно, вообще куда-нибудь съехать.
Но «причина» умудрилась сломать мистеру Крайти лапу – и срыв пришелся на октябрь.

На самом деле это Лекс еще долго продержался. Превзошел самого себя, можно сказать. Любой другой на его месте… Черт, да тут и святой бы не выдержал! Лекс вам больше скажет: будь на его месте святой – Ола бы давно сожгли живьем как Порожденье Сатаны. Отродье Дьявола. Воплощение Вселенского Зла…
Лекс судорожно вдыхает – и приказывает себе успокоиться. Изгоняем картину соблазнительного аутодафе из головы – и берем себя в руки. Потихоньку. Сантиметр за сантиметром. От кончиков мизинцев и вверх. Успокаиваем коленки – никакой дрожи в ногах! Расслабляем живот – дышим носом. Спокойно дышим. Вот так. И кулаки, кулаки разжимаем. Ну давай, родной. С отцом этот метод срабатывает и здесь сойдет. Сначала большие пальцы… теперь все остальные… Что судорога – это не страшно.
Весь страх сейчас – в глазах Кларка.
Потому что Лекс ударил маленького паршивца.

Лекс. Ударил. Ола.
Кларк до сих пор осознать не может. Он его ударил! Но Кларку просто не верится. Наверно поэтому он так и не вмешался. При всей своей суперреакции он даже не подумал перехватить любовника на полпути.
И Ол валяется на полу с разбитым носом.
Но черт побери, Кларк был уверен, что Лекс сдержится. Замахнется. Попугает. И отступит.
Не отступит – отлетит. На пару метров. Тока не Лекс – а Олли! Хи-хи-хи…
А вот внутренний голос, похоже, и не удивлен даже. Злорадно подхихикивает и предлагает Кларку постоять в сторонке еще минут пять…
И, глядишь, одним лишним ртом у нас в семье станет меньше. Хи-хи-хи… Лично я голосую за рот Олли: толку от него? А вот ротик лысика нам еще пригодится…
Внутренний демон плотоядно облизывается. Его, похоже, рыдающий на полу мальчишка совсем не волнует.
Ну я ж не педофил!
Кларк схватился б за голову. Но руки его просто не слушаются.
Лекс ударил Ола. Из-за кота.
Не то чтобы Кларк не любил кота… Но ударить ребенка?! Даже если ребенок не прав…
Ну, просто так получилось. Ол же не виноват, что кот такой старый. Больной. Неповоротливый. Падучий. Плохая компания для чересчур деятельного мальчишки, из которого энергия гейзером бьет.
Кларк давно заметил, что своей заунывной медлительностью животное Ола раздражает. Парнишка то и дело пытался кота… дрессировать. Будто от кошачьего фитнеса тот и вправду мог стать здоровее. Бодрее хотя бы. И, пожалуй, порою эти тренировки выглядели по-детски жестокими. Марта даже пару раз делала Олу замечания. Но Кларк всё равно уверен, что малыш творил такое не со зла.
Да и Лекс не со зла. Не разобрался просто в чем дело. Перенервничал к тому же. Ну, и сорвался немного.
Да уж, куда ему – разобраться! Раньше ж пацан дрессировал животинку исключительно в отсутствие лысика. А тут забылся малость. Ну вот и получил по мозгам – чтоб память крепче была. Хи-хи-хи…
До Кларка только сейчас доходит: а ведь Лекс действительно не одобрил бы таких «тренировок». Эта мысль опаляет жаром Кларковы щеки. Это всё он виноват. Недоглядел опять. Надо было поговорить с Олом. Объяснить как-то. Получше, чем мама. Или хотя бы придержать эту чертову дверь…
Просто во время игры в софтбол папа попал Лексу в глаз. Мячом. Но совершенно случайно! А у Лекса же линзы. Ну он и бросился со всех ног на кухню, промывать. А Кларк бросился следом. Он же ж волновался. И Марта волновалась. И Джонатан… волновался… наверное…
В итоге Ол и мистер Крайти заходили в кухню последними. Но кот входил слишком медленно. И Ол решил подтолкнуть его углом двери. Он и раньше так делал, – виновато вспоминает Кларк. Но на этот раз зад кота почему-то соскользнул и остался во дворе. А лапа осталась в доме.
Даже если бы Лекс оглох, а не ослеп – не услышать душераздирающего кошачьего «мяу» он просто не мог. Подлетел к мистеру Крайти почти на суперскорости. И тут же потащил его в ветеринарку.
Перелом.
Для кота его возраста… Кларка передергивает при воспоминании, как мистер Сигма предложил усыпить животное. Чтоб не мучилось. А то на его страданья, мол, смотреть страшно.
А вот Кларку страшно было смотреть на Лекса. Страшно было даже прикасаться. И к коту тоже. Да Лекс и не дал бы. Он после предложения ветеринара никому к коту прикасаться не давал. Так с рук и не спускал до самого дома. И всё это молча.
Молча привезли они кота домой. Молча Лекс устроил бедолагу в его корзинке в кладовой. Молча вернулся на кухню, где вся оставшаяся семья ждала новостей.
И так же молча заехал Олу в нос.

[Juliya_Luthor]

07-2

Если бьет – значит любит.
Именно эта дурацкая фраза всплыла почему-то в голове, когда кулак Александра отправил его в нокаут. Вот только обидная логика подсказывает ему, что любят тут не его – а этого облезлого кабыздоха.
От обиды Ол аж затрясся. Он же для него всё!.. Ну вот всё!.. И вообще! А в ответ только «изыди, маленькое чудовище». Вот и всё, что он за всю свою любовь получает. Несправедливо. И нечестно. И больно.
А особенно больно – потому что компенсировать нечем. Нет в этом доме… да во всей его жизни… дурацкой… нет никого, кто был бы ему дорог. Кроме этого лысого котофила. Придурка кошкодранного!
Ну да, придурок. Только вот кто, ну кто его заменит?! Этот плебейский самодур Джонатан Кент? Или женушка его – кухонная Марта? Пропащие ж люди. Ни мечты, ни фантазии. «Только б дома всё было в порядке». Заперлись в своей раковине – и в большой свет ни ногой. Даже политическая карьера Кента – исключительно в интересах семьи. А оставшийся мир пусть хоть повыдохнет! Лишь бы дома всё было в порядке!
Лекс вот радуется: семью обрел. «Ты, Лексик, погоди, – злорадно кривится Ол. – Это до первой причиненной тобой неприятности. А там вылетишь ты из этой семьи со скоростью звука! А чтоб себя оправдать – они тебе такую репутацию состряпают! Папашкина тебе биографией великомученика покажется…»
Ол вытирает кровь из-под носа тыльной стороной ладони. И мрачно вспоминает, как ему тут Кларк на днях рассказывал о старом приятеле Райане. Долго рассказывал. Сумбурно. Мялся через слово. Но главное Ол понял: в семье пацан не прижился – потому что угрожал спокойствию семьи. Отправился к какой-то тетке. Которая оказалась похлеще такой-то матери. Еще и фанаткой религиозной в придачу. Распяла племянничка на полу собственной кухни из-за каких-то там его странных способностей.
Ол поднимает на Лекса затуманенный слезами взгляд. Ничего-ничего, отольются кошке мышкины слезки! Твой мистер Крайти мне еще ответит. За нелюбовь твою ответит. И глупость. И слепоту. Что не видишь – как я люблю тебя, скотина! Люблю и ревную к этой облезлой заразе! Потому что его-то ты гладишь… Тискаешь… Шепчешь что-то на ушко… И уж, наверно, не «пшел вон, крысеныш». Кот мне ответит.
А тебе за меня ответят Кенты. Все. Даже твой драгоценный Кларк. Который ох как не прост! Что-то в нем есть, хоть Ол и не разобрался еще что именно. Но он тоже рано или поздно от тебя отвернется. Распнет на полу этой чертовой кухни.
И тогда у тебя останусь лишь я. Вот тогда – когда у тебя останусь лишь я – ты и поймешь… Всё. И станешь только моим.
А пока надо дать тебе время остыть. Разжать кулаки. Успокоить дыхание. Пожалуй, стоит пойти прогуляться.
Холодный ветер двора обжигает пораненные ноздри. Дура Марта кричит что-то вслед. Ол кидается к калитке, опасаясь как бы эти придурочные Кенты не заставили его вернуться. Нет-нет, еще рано. Александр еще зол. Еще не проснулось то чувство вины, которое позволило бы Олу подлезть под руку. Прижаться к горячему боку. Вдохнуть родной запах.
Значит, надо дать ему время. Ол решительно тянет тяжелую калитку на себя.
Улица оглушает его какофонией звуков. Огнями машин. Чужими людьми. Улица окутывает его спускающимися сумерками. Кричит, чтобы он повернул назад.
Но сзади – такая же улица. Здесь все заборы – будто под копирку.
Ол нерешительно замирает. Наверное, стоит подождать, пока кто-нибудь выйдет за ним. Или просто позвонить соседям и спросить чей из этих заборов – кентовский. Но возвращаться еще слишком рано. По его расчетам чудо его еще чудит. И Ол продолжает идти вперед.
Если он вдруг потеряется – это нестрашно: Лекс обязательно его найдет.

Лекс переворачивается на другой бок. Снова. Пятый раз за последние пять минут. Простыни сбились. Одеяло мешает. В комнате душно. И вообще – он отвык спать один.
Но Кларк ищет пацана.
Седьмой час уже ищет. Лекс тяжело вздыхает и приказывает совести заткнуться. Кларк обязательно найдет уродца. Он же у нас супергерой, как-никак.
А Лекс у нас суперскотина. Несдержанная к тому же. Эх, мало его папка в детстве учил. Лучше надо было.
Не то чтобы Лекс раскаивался… но месть вышла грубой. И обоюдоострой. На радость Джонатану Кенту. И на огорченье Марты с Кларком. Они его простят, конечно. Но ничего не забудут.
Еще и пацан этот потерялся где-то… Ну вот где его черти носит?! В два часа ночи… Одного… Без куртки… По холоду… Еще как на грех и преступность выросла. На целых два пункта. Ох, как бы Олу в третий пункт не попасть.
Лекс сам себе шлет типун на язык. И решительно слазит с постели. Нет, так спать нельзя. Молока что ли выпить? И кота заодно напоить. Может, вид его переломанной лапы заглушит чувство вины перед генетическим выродком?
Но на пороге кухни Лутор потрясенно замирает.
– Ничего-ничего. Всё, старик, обойдется. Подумаешь – лапа! Мы вот сейчас съедим этот сырок… И молочка немного… Ну давай, зверюга ты моя ненаглядная. Тебе сейчас кальций нужен. А завтра встану пораньше и сварю тебе крапивного супчику, пока твой хозяин придурочный дрыхнет. Я тут с врачом поговорил, он мне сказал, что в 100 граммах крапивы – целых 713 миллиграмм кальция. Так что крапивы я уже заказал. И мазь тебе заказал. Сказал, что для Кларка. Так что качество будет отменное. Ну, вот так… Молодец. Справимся мы. Обязательно справимся. Вот увидишь. Мы с тобой только с виду – старичье дряхлое, а на самом-то деле мы с тобою еще о-го-го! И Ола, и Лекса переживем. Точно тебе говорю…
Господи, ну почему Лекс не взял с собой камеру?! Такие кадры пропадают. Интересно, а сбегать успеет?
Лекс осторожно пятится к двери. И замирает, ослепленный вспышкой резко включенного света. В кладовке раком замирает Джонатан. А в дверях замирает Кларк.
Старший Кент переводит потерянный взгляд с сына на его любовника. И мысленно готовится удавиться на месте. Но Лексу сейчас не до подъебок.
– Ну?
– Надо звонить в полицию.
На кухне повисает тишина. Причем весьма зловещая. Общие опасения решается озвучить только Лекс:
– И что ты им скажешь? У меня пропал клон мертвого друга? Как выглядит? Да фиг его знает! Он у нас растет не по дням, а по часам. И вообще немного придурочный. Из-за наследственности, наверное. Кларк, ты соображаешь, что с нами со всеми после этого сделают? И полиция, и пресса.
– Но он там где-то совершенно один! Потерянный и голодный. Совсем один, черт возьми!
– Выпей молока и иди спать.
– Я…
– Ты искал его полночи. Оставшаяся половина – за мною. Не найду… Будем звонить в полицию.

Кларк – он, конечно, супергерой. И оно, конечно, неплохо. Но иногда чтобы найти простого человека нужен простой подход. Кларк наверняка летал тут на суперскорости. Рентгеновским взглядом всё просвечивал. Ну, а Лекс пройдется пешочком. И просто подумает головой. Ну и паре друзей позвонит, не без того.
Первым делом порадуем вниманием Льюка – ординатора городского морга. Не поступал? А у коллег поспрашиваешь? Да, очень надо. Звони, если что. Конечно, пиво за мной – о чем базар, дружище?
Теперь медсестра Ханна. Да, детка, знаю, что сегодня не твоя очередь дежурить в регистратуре. Но если б ты согласилась спустится туда на пару минут… И раз уж спустилась – загляни заодно в городскую базу данных. Нету? Да нет, это как раз хорошо. Ну лады, держи меня в курсе.
Тони? Как дела, старичок? Полицейский жетон всё еще при тебе? Не поперли из органов за пьянки? Да помню я как мы в последний раз надрались. Хотя такое помнится с трудом. Ну, конечно, в следующий раз перепьешь меня обязательно. И уже ты будешь тащить меня домой на своем горбу… Чё звоню? Да собственно есть одно дело. Глянь-ка там в картотеке, не подбирали сегодня ваши орлы… Нет? Ну ладно. Ты просто имей в виду, хорошо? Вот и славно. А в бар – обязательно. Прям в эту субботу.
Лекс закрывает телефон. И пытается представить себя на месте пятнадцатилетнего мальчишки. Впервые попавшего на улицу. Кенты очень осторожны, они его до этого даже в парк не водили. Чтоб не дай бог! Ни один папарацци! Сейчас у мальчишки, наверное, шок. Но в обморок он бы хлопнулся вряд ли. Вот под машину – это пожалуйста. Правил дорожного движения ему, помнится, никто не объяснял. Но в больницах его нет. Значит, либо вспомнил сам, либо переходить дорогу не пришлось.
И Лекс идет вперед. Молясь про себя, чтоб он шел в правильном направлении.
По сторонам в принципе можно не смотреть: здесь сплошные заборы. И видеонаблюдение. Соседи у сенаторской семьи – под стать самим Кентам. Такие не позволят какому-то заморышу прикорнуть под своим забором.
Но за прошедшие семь часов мальчишка просто обязан был где-то остановиться. Он же не Кларк. Да и спать ему уже пора. Думай, Лекс, думай. Парк? Местный парк слишком приличное место для случайных бомжей. Нет, его б уже замела полиция. Но Тони уверяет: ничего подобного. Городской парк? Это уже хреновей. Проститутки очень ревностно относятся к своей территории. И если пацан не в полиции, то, вероятно, уже где-нибудь под мостом. И уже далеко не такой симпатичный.
Или в каком-нибудь подвале. Для начала ублажает сутенера. Позвонить Грасиэлле? Есть у нее пара выходов… Нет, рано еще. Такие сведения будут недешево стоить. Причем не в денежном эквиваленте. Прежде чем идти на эти меры, стоит убедится, что они крайние.
Какие у нас еще варианты? Кафе? Может быть. Пацан не ужинал. Что денег нет – не беда. Если встретится жалостливая официантка. Но третий час ночи… Что здесь работает так поздно? К тому же не стоит забывать о его прикиде. Во что он там был одет? Старый свитер. Подшитые джинсы. И тапочки. Вот где в таком наряде можно смотреться «в тему»? Наверно, в дурку стоит позвонить…
Или зайти на вокзал. Лекс на минуту замирает, ослепленный огнями никогда не спящего здания. Бинго!

[Juliya_Luthor]

07-3

Лекс еще помнит какое выражение лица бывало у Олли на школьных сборищах. Или на школьном дворе. Лекс вообще слишком хорошо помнит школьного Олли.
А еще он никак не может забыть выражение лица Оливера, когда их класс вывезли в оперу, и Квин вместо ложи зачем-то поперся в партер. А Лекс зачем-то поперся за Квином. Оливер сидел там – среди толпы, но без свиты – и у него было такое мечтательное выражение лица! Тогда Лекс пожалел, что он не художник. Ну, или хотя бы фотограф…
А вот сейчас Лекс жалеет, что он не психолог. Потому что вот это выражение Ола – потерянное и детское – на лице двадцатилетнего (ну как минимум!) Квина смотрится ну просто неуместно. К таким выражениям лица школьного недруга Лекс не привык. И почему-то привыкать не хочет.
– Где ты взял это дурацкое пальто?
– Там… за углом. Какой-то дядька… на мусорке…
– Что с мусорки, я по запаху уже понял, – прерывает парня Лекс. – А ботинок там не было?
Квиновское недоразумение только хлюпает носом. Ну да, почти восемь часов босиком по осенним улочкам Метрополиса – это вам не по пляжному песочку Гавайев.
– Идем.
– Куда?
Вот идиот!
– В номера, блядь! Мужчину из тебя делать буду!
Судя по ошарашенному виду Ола, несмотря на резкой скачок в физическом развитии, умственное восприятие у парня осталось тем же.
– Мы едем домой, – решает всё же пояснить Лекс. И решительно берет Ола за руку.
Так странно. Чувствовать руку Оливера в своей. И чтоб его пальцы вцепились в тебя, как в спасательный круг. Чтоб каждый бугорок – прямо по сердцу. Блин, Лекс, похоже руки становятся твоей главной эрогенной зоной.
Лекс тащит Ола вперед, не разбирая дороги. Только чудом умудряясь не столкнуться ни с кем до самого выхода.
Но за дверями вокзала действие магии резко заканчивается.
Сутенеры есть не только у проституток. У бомжей свои «контролеры» имеются тоже. Да такие, что готовы порвать чужакам глотку даже за старое вонючее пальто.

– Всё, я звоню в полицию.
– Кларк, сынок, еще рано.
– Рано было в шесть утра. А сейчас уже полдевятого.
– Ну подожди еще чуток…
– Чего еще ждать, папа?! Мало нам было Ола? Теперь вот еще и телефон Лекса не отвечает! Подождем, пока мама выйдет в сад и не вернется?
– Кларк, успокойся.
– Господи, ну почему я не пошел за ним? Как я мог быть таким идиотом?!
– Тебе надо было отдохнуть. Поспать.
– По-твоему, я сегодня смог заснуть?!
– Значит, мне надо было отдохнуть. Поспать. А это очень трудно сделать, когда сын неизвестно где…
– Джонатан, – Марта укоризненно качает головой. Но всё же делает мужу кофе – как он любит. А вот сыну, похоже, стоит оттопить валерьянки. – Кларк, они найдутся.
– Я. Звоню. В полицию.
– Да чем они тебе помогут? Придурки эти! – вдруг взрывается Джонатан и грохает несчастной кружкой по столу. И так же резко успокаивается: – Здесь настоящие ищейки нужны. Подавай мой мобильник, Марта… Алло, Перри? У нас опять проблема…

Правая линза вылетела еще по дороге. А второй глаз заплыл. И зрение теперь у Лекса не очень. Но это хорошо. Потому что есть вещи, которые даже Луторы предпочитают не знать. Впрочем, после того, как с него стащили джинсы Лекс начинает догадываться…
Но ублюдки тянут время. Заодно растягивая удовольствие. Сразу видно, ребята никуда не торопятся. И Лекс их тоже торопить не собирается.
Вот только запястья болят. Жутко. Колючая проволока, на которой его подвесили, содрала кожу. И, похоже, задела пару вен. Кажется, что железные шипы через руки впиваются прямо в мозг. И вместе со стонами выдыхается БОЛЬ.
Лекс терпит. Еще терпит. Еще есть силы стиснуть зубы.
Отвлечься на бездыханного Ола. Зря пацан кинулся на главаря с кулаками. Похоже, генетическая память не распространяется на владения боевыми искусствами. Зато дурачок теперь знает, что такое искусства болевые.
Но Олу еще повезло: уж очень быстро он сознания лишился. Отморозки пнули его бездыханную тушку еще пару раз да и бросили в уголке до лучших времен. Если жертва не кричит – это ж неинтересно.
Особенно, если рядом есть другая…

– Мистер Эдж, я вам еще раз повторяю: газета не предоставляет интервьюируемым особам своих репортеров на заказ. Это не публичный дом!
В ответ Эдж усмехается в своей обычной снисходительной манере:
– Будь это бордель, вы б давно разорились, моя дорогая мисс Лейн.
– Перри, ну скажи хоть ты ему! – Лоис хватает за рукав пробегающего мимо главреда. – Что он прицепился к бедному Лексу? И поболеть человеку не даст спокойно…
– Лексу? Бедному Лексу?! – вдруг взрывается Уайт. – Что, Эдж, вам тоже Лекс нужен? Ну если найдете его первым – передайте ему, что я его спасать уже задолбался! – и оборачивается к слегка обалдевшей Лоис: – Твой напарник опять во что-то влип, дорогая. Так что готовься: похоже, его больничный резко растянется!
Лоис таращится на шефа во все глаза. Не замечая как у Эджа нервно дернулась щека.
– Что с ним?
– Что с ним? О, этот вопрос волнует и меня, и всех Кентов, Лоис! Вопрос на миллион баксов, можно сказать! Последний раз твоего придурка видели на Южном вокзале. А вот после этого его не видел никто. И мобильный молчит. И… В общем, я прибью эту сволочь! Сам прибью! Чтоб он больше не мучился…
Уайт уносится прочь, пылая гневным беспокойством. Побледневшая Лоис спешно семенит следом.
А Морган тянется за телефоном.

Глаза застилает кровавая пелена. В буквально смысле. Порез на лбу сильно кровоточит и противно пульсирует.
Зато эта боль отвлекает от зловонного дыхания, которое противно опаляет щеку. И от мерзкого шепота прямо в ухо:
– Скоро… Уже скоро… Слышишь?
Очень жаль – но слышит. Всё. Включая обещания, что последним в его задний проход войдет раскаленный штырь. Вон ребята уже и огонь в мусорном баке развели.
Раскаленный штырь. Лекс где-то читал, что так убили какого-то там Людовика. Чудный способ убийства монаршей особы: быстро и практически бесследно (неужто вскрытий тогда еще не делали?). Автор еще пошутил, что, видимо, именно это и стало причиной того, что металлургия отныне у французов в полной заднице. «Горячее проклятие Людовика». Кто бы мог подумать, что эти грязные оборванцы – короли помоек, мать их! – ценители французской классики?
Лекс косится на железный прут, которым поигрывает один из засранцев. Интересно, тот король умер от внутренних повреждений или всё-таки от болевого шока?

[Juliya_Luthor]

07-4

Моргану Эджу нравится, когда его сравнивают со львом. Или волком. Это же лестно: такие красивые животные.
Но на самом деле он паук. Оплетший своей паутиной весь город. И теперь просто чутко прислушивающийся к вибрациям. Времена, когда он лично охотился за добычей, беспокоился как бы не порвалось где тонко – миновали. Теперь добычу ему приносят его ребята. И если надо кого скрутить – пеленают сами. Он посадил на каждую развилку своего «паучка», но главный паук здесь по-прежнему он.
Но Эдж всё также чуток к своей паутине. Даже самой дальней ее ниточке. Как истинный мастер он помнит каждый излом своей паутины, пусть даже сплетенной десятки лет назад. И всё также чутко вслушивается в каждую, даже обрубленную, нить. По своей паутине он ищет выгоду. Контролирует предательство. Навязывает свою власть.
Сегодня по этой паутине он ищет своего Лекса.

Его член и яйца напоминают сейчас баклажаны. Их синюшный цвет Лекс видит даже без линзы и с подбитым глазом. Даже при всей скудости здешнего освещения.
Видит, но не чувствует.
Главарь скрутил ему основание члена проволокой. Заодно прикрутив и яйца.
А теперь с этой же проволокой примеряется к соскам…

Элрой мрачно поглядывает в зеркало заднего вида. Не к чему было мистеру Эджу ехать с ними! Они б с ребятами и сами справились. А мистер Эдж – он Босс. Не стоит ему пачкать руки. Да и вообще, выборы вон скоро. А он из-за какого-то пацана…
Элрой недовольно кривится. Не ему, конечно, решать. Но что Босс нашел в этом придурке? Вот папаша его знатный был перец. Что правда, в те времена Элрой еще пешком под стол ходил и потому смутно помнит, как «Львоночек» Лутор выбивался тут в люди. На пару с мистером Эджем выбивался, между прочим. Но об этом тсс! Никому! «Львоночек» у нас давно уже уважаемый член. Да и Босс – уже «мистер Эдж».
Может, Босс хочет помочь приятелю по старой дружбе? Наверняка ведь какие-то завязки у них там остались. Не таковский Босс человек, чтоб связями разбрасываться. Но зачем же лично?!
Элрой готов себе волосы на яйцах рвать. Он один из тех, кто предан Боссу не за страх, а за совесть. И потому не может со спокойной совестью смотреть, как Босс рискует всем. Ну, или по крайней мере, многим…
Что такого в этом мальчишке? Надо будет потом присмотреться к пареньку. Элрой обреченно вздыхает: чуйка подсказывает уличному волку, что присматривать за парнем – станет теперь его обязанностью.
Но что-то в парне всё же есть. Не стал бы Босс нервничать из-за кого ни попадя. А он нервничает, старый волк. Элрой не психолог, конечно, но даже он знает, что настроение в коллективе задает вожак. Сейчас в машине мертвецки тихо. Напряжение можно ножом резать. Его ребята сразу смекнули, что что-то здесь не так. Приветствие обошлось без привычных Эджу комплиментов. Никто не пытается выпендриться. Покрасоваться. Да даже просто так никто свои дела шепотком не перетирает. Все сидят, будто хуй метровый проглотили.
Элрой потихоньку вздыхает и снова косится на Босса. Похоже, денек сегодня будет жаркий…

Жар. Огненный жар. Пробивается из горла. Яркими всполохами терзает измученные веки. Жарко. Даже пот – горячий.
И чужие руки на теле – горячие. И от этого еще более противные. Шарят везде… беспардонные жаркие руки… Как же противно! Везде противно.
И больно.
Больно соскам. Больно ягодицам. Ребра болят. Голова как чугунная. Только вот «хозяйство» не ощущается совсем. Ох, уж лучше б оно болело…
В затуманенном болью мозгу бьется жалкая мысль: хорошо, что Олли не видит его таким.
И жалко, конечно, что Кларк увидит его таким. В морге…

Осень решила побаловать Метрополис последними теплыми деньками. Детвора вон на радостях с ума посходила. А что с них взять? Щенки есть щенки. Даже эти, трущобные. Впрочем, эти оборвыши как раз и радуются теплу искренней богатеньких чистоплюев. Они вообще очень искренне радуются всякой халяве. Да и тепло, при их одежках, удовольствие – почти необходимое. Их же на зимние каникулы на Гавайи никто не возит.
Бывал Элрой на Гавайях. Босс посылал пару раз, доставку товара проконтролировать. Ну и ни черта путного там нет, вынужден вам доложить, господа хорошие. Девки – так те точно в Метрополисе лучше. Сноровистей. Шаловливей. А островитянский темперамент – это так, замануха для туристов.
Элрой незаметно смахивает пот с верхней губы. Лично он теплым денькам совсем не рад. Потеешь, как какой-нибудь биржевый боров, раскормленный заботливой мамашей. Чертова кожаная куртка! И в сауну не надо. И без нее никак: под рубашку пистолет не особо-то спрячешь.
При его приближении заднее окно черного седана неторопливо открывается. Босс вальяжно раскинулся на сиденье. Весь такой из себя спокойный. Вот только губы слегка поджаты. А пальцы перебирают воздух. Тоже слегка. Но Элрой чувствует – нет, чует даже – Босс сегодня на грани.
– Они там. Я насчитал четырнадцать человек. Из оружия только пару ножей разглядел. Один пацан без сознания. Второй… надеюсь, тоже. Сейчас возьму Хайка и Уилла…
– Я сам.
От неожиданности у Эла даже речь отнимается.
– Босс!
– Дай мне пистолет. И ждите здесь.
Элрой чувствует, как от возмущения начинают гореть щеки. Да что ж это деется, Господи?! Куда ж ты смотришь, боженька?! Да чтоб!.. Да сам!..
– Босс, – взвизгивает он и почти цепляется в Эджа в последней отчаянной попытке удержать.
Но Эдж просто стряхивает его с себя, как надоедливого щенка. Отбирает оружие и спокойно идет к амбару, бросив на ходу:
– Врачу позвони. Опишешь ему что там и как. И скажешь, мы через пятнадцать минут будем.
Элрой до крови прикусывает губу: он не уверен, что лысый протянет так долго.

URL записи

[Juliya_Luthor]

08-1

31.10.2010 в 01:11

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом – 8
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: бойся своих желаний, Кларк: если они подружатся – ты повесишься


В левом нижнем ящичке бабкиного комода – единственного, что осталось от родительского дома – лежит старая тряпка уже и не понять из какой ткани. Зато особо проницательные еще могут догадаться, что бурые пятна на ней – кровь.
Это майка Эджа, в которой он впервые убил человека. Ну и бойня тогда была. Их было десятеро на него одного. Потому от майки одни лоскуты и остались… Он был уверен, что это худшая драка в его жизни. До сегодняшнего дня.
Эдж устало проводит рукой по лицу. Лучше еще десять раз – та драка. Чем сегодняшнее побоище.
Он жалеет не о том, что убил. Не-е-ет. Жаль ему, что нельзя убивать дважды. Трижды. Четырежды… Интересно, сколько убийств способно погасить клокочущую в его груди ярость?
Морган устало откидывается на кровать. В потолочном зеркале – дурачкая прихоть последнего любовника – отражается притихший монстр. С шерстью, испачканной кровью. Да, сегодня было много крови. Вот жаль только, что не только тех ублюдков.
Сегодня на нем много крови Лекса.

Доктору Адлеру бандитов лечить не впервой. Иных так отделают, не то что родная мать – профессиональный патологоанатом не признает. Адлер отлично помнит, как вытащил из легкого одного придурка двенадцать осколков его же ребра. Впрочем, он не только осколки вытаскивал. Чего только не засунет в тебя конкурент, если ему посчастливится тебя заполучить. И поверьте: член – это самое приятное из имеющихся вариантов.
И то, как отделали этого лысого мальчишку (вот любопытно, это они его обрили? Любопытное сексуальное извращение однако) – это еще не худший вариант. Старый добрый доктор видал и не такое.
А вот чего не видал никогда доктор Адлер – так это такого вот Эджа. Практически невменяемого Эджа. Который реально волнуется о ком-то другом. Об этом лысом придурке… Точно – придурке. Был бы умный – не связывался б с Эджем. А вот Адлер связался. Ну, а кто вам сказал, что он – умный?
Скорее – благоразумный. Поэтому на этот раз и обходится без своих шуточек-прибауточек. Не позволяет себе ехидных улыбок. И вообще ведет себя образцово. Семейный доктор, ёпт! С личной практикой. Приехал навестить вашу супругу, как там ее простуда?
Вот только практики у Адлера нет. И уже никогда не будет. После того, как он грохнул пациента на операционном столе. Почему случайно? Намеренно грохнул. Тот сбил его жену у него на глазах. А через пару метров умудрился врезаться в столб. Жену – в морг. Этого – в больницу, хотя стоило бы в вытрезвитель. И он бы выкарабкался, пожалуй. Протрезвел. Похмелился. И, может, даже сел. На пару лет. Но Френни бы это не вернуло. Поэтому доктор Адлер заехал на работу. Как бы невзначай. Вызвался подменить коллегу.
И прибил сучоныша прям в операционной в присутствии пяти свидетелей.
И сидел бы в тюрьме вместо этого гада. Но ни один из пяти свидетелей почему-то не дал показаний. Почему? Мистер Эдж так решил.
А теперь Эдж решил, что мальчишка должен выжить. И вариантов у Адлера нет. Как уже семь лет нет жены, работы и дома. Слухами земля полнится: никто не возьмет психа на работу. И замуж за психа никто не пойдет. Да и не нужен ему никто. Клиентов доброму доктору и тут хватает. Такая обширная практика… Не худший вариант.
Адлер еще не готов потерять свою работу. Как возвращаясь домой через мост – понимает, что не готов потерять… кое-что еще.
Значит, сегодня Адлер будет паинькой.
И вытащит лысого придурка с того света.

Адлер входит в хозяйскую спальню без стука. На вымаханную куртуазность сил уже не осталось. Он четыре часа провозился с лысым придурком. Впрочем, на третьем часу беспрерывных хлопот лысый был повышен до имбецила. Но Эджу, наверно, не стоит говорить об этом новом звании. Еще вопрос – какие там отношения…
Хотя в практике доброго доктора был случай, когда он десять часов вытаскивал с того света один полутруп. Вытащил. Эдж задал ему всего один вопрос. И пристрелил к чертовой матери. С тех пор Адлер не берется прогнозировать дальнейшее состояние своих пациентов.
Эдж только что из душа. Еще бы, – хмыкает про себя Адлер – у него кровь даже в волосах была. Теперь Морган мокрый, пахнущий кедром и практически голый. Стоит посреди комнаты в одних домашних штанцях и сушит полотенцем седую гриву.
Адлер по-мужски завидует пусть стареющему, но по-прежнему поднятому телу. Всем этим мышцам. И гладкой оливковой коже. С бледной росписью шрамов. Мда, видно всё же, что путь наверх дался Боссу нелегко. Но ведь дался! И теперь каждая черточка, каждая мышца, каждая впадинка немолодого – опытного – тела будто кричат, что перед вами Босс с большой буквы.
А вот у Адлера брюшко. И приступы отдышки. И желтая бледная кожа. И чьи-то жизни в руках…
При виде врача Эдж замирает и окидывает того пристальным взглядом. Любой другой, зыркни на него Эдж вот так, уже обоссался б от страха. Но Адлер лишь усмехается. Он хороший врач. Отличный врач. И отлично знает, что этот прищур – не признак кровожадности, а банальная дань близорукости. Что поделать, боссы тоже стареют.
Вот только тон Эджа, когда тот всё же решается заговорить, заставляет Адлера переосмыслить некоторые свои «соображения на счет шефа».
– Что… – Эдж откашливается и пробует снова: – Ну как…
Этот властный тон. И грубые интонации. И сам он весь такой – чересчур небрежный. Но всё это вдруг напоминает Адлеру его самого. Его жалкое блеяние: «Как?.. Моя Френни… Что с нею, а?» Напоминает как стоял там над ее телом дурак дураком. И даже притронуться к ней не решался. А какой-то левый пацан пытался нащупать ее пульс. Хотя какой, к черту, пульс – когда кусок хребта торчит из спины, пробив на фиг кожу?!
И ехидная улыбка вдруг сама собою сползает с лица доброго доктора.
– Выживет.
И к черту заумные комментарии. Эдж у него не рецензию на медицинскую дипломную спрашивал. Он просто выживет. Выдохни, Эдж. Тебе повезло больше, чем мне. Тебе вообще – повезло. Ну, хоть на старости лет сподобил Господь…
– А…
– Следов сексуального насилия нет, – следов другого насилия – аж через край. Но хоть в этом ему… смешно говорить, но всё ж – повезло. – Может, не успели. А, может, и вовсе не собирались.
– Там… была сперма… Ну, следы. На полу.
– А-а-а, – понимающе тянет Адлер. – Тогда он просто извращенец. У которого только на кусок окровавленного мяса и встает. Шел бы уже в мясники, что ли. Хотя… Не хотел бы я есть его отбивные, – дурацкое чувство юмора всё же лезет наружу. Но Адлер тут же пытается запихнуть его обратно. – В общем, покой, уход и время. Я заеду завтра.
– Да… Да, конечно. Спасибо.
Это первый раз. Морган Эдж первый раз говорит ему простое «спасибо». Обычно только цинично насмешливое «благодарю за услуги». И пухлый конверт. А вот так… по-человечески… Неужто ты тоже человек, мистер Эдж?
Адлер резко отворачивается, боясь не скрыть эмоции. Босс очень злопамятен. Рано или поздно приступ человечности закончится – и всё он припомнит: и лишнюю ухмылку, и каждое лишнее слово.
Но кое-что сказать он еще должен:
– Тот, второй. С ним всё в порядке. И физически, и даже… хм, психологически. Напуган немного, конечно. Но парню повезло, – блин, какая везучая компашка у них тут подобралась! – В том смысле, что большую часть времени он провел без сознания. Так что он даже не в курсе, что с товарищем случилось.
– Ну вот и славненько.
Ну вот и вернулись знакомые равнодушно пренебрежительные интонации. Родненькие вы мои! Адлер по вам аж соскучился.
Сразу видно, что второй парень Боссу по барабану. Так, прихватил за компанию. Значит, можно немного расслабиться и приотпустить язык. Чуть-чуть.
– Я всё равно дал ему успокоительное. Не то чтобы он в нем нуждался. Просто пацан вопросы стал задавать, а у меня не было времени подбирать на них ответы.
Так что теперь, мистер Эдж, подбирать на них ответы придется вам.

[Juliya_Luthor]

08-2

Адлер не рискует произнести это вслух. Но и доктор, и его хозяин понимают друг друга без слов.
– За второго не беспокойся. Раз он здоровый – зачем ему врач, а? Здоровые – это ж не твоя компетенция, правда, старина?
– Ну да. По моей части больше больные. Как этот… – Адлер вовремя прикусывает язык, чтоб не помянуть всуе лысого мальчишку. Впрочем, замену он ему подбирает плохую, просто-таки преотвратную. – Да вот как тот садюга, что отделал моего пациента. Настоящий мясник.
У Эджа дергается щека. Слегка. Но Адлер успевает заметить. Видит он получше Эджа. Потому что у него хватает ума не вестись на понты и носить очки. Чтобы вовремя подмечать настроение Босса.
Но Эдж снова удивляет своего карманного доктора.
– Скажи, Адлер… Как врач. Зачем люди делают такое? Он же ничего им не сделал… Я б понял… месть… ну, или там сведения вытянуть… Но почему – просто так? Почему просто так вот так?!
Наверно, он просто устал. Этакий стресс. В его-то годы. Да и на дело он самолично давно не ходил.
А еще, – понимает вдруг Адлер – Босс тупо отстал от жизни. Он не паук, он – мамонт. И пусть он зверь – но звери никогда не убивают для забавы. Чтоб выжить – да. Чтоб наесться. Чтоб защитить территорию. Но убивать просто так – привилегия человека.
Впрочем, и человеку свойственно меняться. Вот во времена Эджа – когда он только строил свою империю – действительно убили лишь по причине. И Джек Потрошитель с его жалкими по современным меркам пятью «каноническими» жертвами – реально казался Порождением Дьявола. А нынче богатенькая молодежь играет в русскую рулетку от скуки. А из человеческих страданий шоумены стряпают реалити-шоу. Реальные шоу. Реальное зло.
Но Адлер не торопится делиться с Боссом цинизмом. Именно сегодня – когда он такой человек – ему хочется вести себя с ним по-людски.
– Да он просто импотент, мистер Эдж. Больной импотент. Вы даже не пытайтесь понять сумасшедшего – сами рехнуться можете. Больной он. Был, – Адлер слишком хорошо знает Босса. Поэтому точно уверен – «был». – Я ж говорю: не вставало у него на нормальных людей. Только на кусок окровавленного мяса. Без дополнительной стимуляции – ну никаких отношений.
И Адлер быстро выходит из комнаты, боясь ляпнуть лишнее. Он и так… заболтался что-то сегодня.
А Морган до боли стискивает кулаки. До кровавых лунок. Потому что последние слова… Эта чертова фраза… Напоминает ему его самого.
Да не относись ты к этому как к измене, Лекс. Смотри на это как на… разнообразие. Как на небольшую стимуляцию отношений. Все отношения рано или поздно нуждаются в дополнительной стимуляции…
После того, что сделали с твоим мальчиком – тебе всё еще нравятся «стимуляции», Морган?

Нет, он не остается с ним на ночь. Даже навестить не заходит. Потому что Морган себе не доверяет. Он боится, что если увидит его сейчас – такого слабенького и беспомощного – то не сдержится и выкинет какую-нибудь глупость. По головке погладит, к примеру. Или даже просто возьмет его за руку.
И всё – кранты репутации. Такого его парни уже не переживут. Они и его последний «выход в свет» пережили-то с трудом. Элрой вон вообще напился в зюзю: стресс, бедолага, снимает.
Морган бы сейчас тоже напился. Стресс бы снял. А еще лучше – плюнуть бы сейчас на всё и всех и пойти посмотреть как там его «спасенная красавица». Спящая…
Он бы с удовольствием поприкладывал бы ему компрессы. Повязки поменял. Как там еще за больными-то ухаживают? Черт, да он даже бы судно ему поменял… Ну, если реально надо…
Вот только не царское это дело – за любимым горшки менять. Для этого профессиональные сиделки есть. А его дело – отстегивать бабки. И пусть другие – спасают, стреляют, пачкаясь в крови, несут домой на руках… Горшки опять же меняют. А ты плати бабки – и сиди себе в комнате. С ума сходи…
4.37. Еще пара часов – светать начнет. Может, всё-таки выпить? Лечь. Попытаться забыться. Попытаться не думать. Не волноваться. Не дышать…
На Моргана вдруг накатывает какая-то истерическая злость: да Босс он или хер собачий?! Неужто он в собственном доме не может ходить куда хочет? К кому хочет…
Он рывком вскакивает с кровати. На ощупь хватает с кресла халат. Он на минутку. Ну на одну минуточку. И пусть только попробует кто-нибудь хоть что-нибудь вякнуть! Пришибет к чертям собачьим.
В подвале горит свет. В его подвале всегда горит свет. То товар привезли. То допросить кого надо. То просто выключить забыли…
А то и лечат кого. Важного…
Бледная сиделка при виде Моргана бледнеет еще сильнее. До синевы. И в этом своем беленьком халатике напоминает ему сейчас Мертвую Невесту.
– Ми… ми… мисс-тер…
– Пойди погуляй.
Сегодня у Моргана нету ни сил, ни желания выслушивать ее заикания. И делать вид, что ему это нравится. Весь этот трепет перед ним. Страх перед его силой. Поклонение перед его властью.
Всё это прикольно в двадцать. В тридцать – это удобно. В сорок – это привычка. В пятьдесят… понимаешь, что не в этом счастье. Ну, или хотя бы не только в этом. Что помимо поклонения нужно что-то еще. Кто-то еще. Который не будет тебя бояться. Или который не будет бояться тебя полюбить. Кто-то – кто скажет, что у тебя расстегнута ширинка сразу и в глаза, а не побежит звонить анонимно с телефона отеля. Кто-то – кто будет с тобой даже тогда, когда твоя власть уйдет к другому.

Власть – девка продажная, а не жена:
Кто больше заплатит ей – с тем и она…

Девок у Моргана было до фига. А вот жену он себе так и не нашел. Вот если бы…
Он всё-таки берет его за руку. Какое хрупкое запястье. Он такие раньше только у пианистов в ресторанах видал. Такое тонкое. Нежное. И впадинка сбоку – как половинка ракушки. Жемчужинку б туда. Или капельку воды. Чтоб Морган выпил ее губами. Пробежался б языком по вене – до впадинок под пальцами. И чтоб каждую из них тоже испить. До дна.
Морган греет холодные пальцы дыханием. Теребит в своей лапище. По сравнению с его рукой – эта ручка слишком слабая. Слишком нежная. Слишком ломкая… И все эти бинты и пластыри – лучшее тому доказательство. Но больше ломать тебя я никому не позволю. Я встану между тобой и целым светом! Я…
– Кла-а-арк…
Этот хриплый стон заставляет Моргана замереть. Выронить руку. И стиснуть кулаки до боли.
Да, я бы встал между тобой и целым светом. Но между мной и тобой уже стоит…
– Кла-а-арк…

Больно. Всё тело… больно… Режущая. И колющая. Тупая боль. И боль тягучая. Пульсирующая. И разрывающая. Он весь – один сплошной коктейль Боли. Но среди всех этих болей почему-то выделяется одна.
Кто-то до боли сжимает его руку. Вцепился в пальцы до хруста костей. Чьи-то ногти… он чувствует их… Как странно чувствовать что-то еще, кроме боли…
Кто? Чья это рука?
Поднять веки. Просто веки. Но, кажется, легче поднять сейчас небо. Он станет Титаном. Он всех их низвергнет. Он победит. Эту боль.
Он откроет глаза. И утонет в небесном взгляде. В такой родной синеве…
– Кла-а-арк…
– Ш-ш… Тихо, малыш. Тебе пока нельзя. Не напрягайся. Ты дома. Всё хорошо… будет.
– О-о-о… Ол?
– Он тоже дома. Все уже дома. Всё хорошо.
– Видишшшь… Я… всё же…
– Лекс!
– Всё же привез… его… домой… – И силится улыбнуться разбитыми губами.
– Это Эдж привез вас домой, – сквозь слезы выдавливает Кларк. И, сам того не понимая, еще сильнее стискивает руку. – Но ты всё равно молодец. Ты всё равно… Ты самый лучший… Только не делай так больше!

После метеоритного дождя Лекс больше никогда не болел. Что, впрочем, не мешало ему регулярно «отдыхать» в больницах. Поначалу Кларк был уверен, что ему удастся отучить любовника от этой, весьма вредной для здоровья, «привычки».
Ну, Кларку не впервой ошибаться.
На этот раз решено было обойтись без больниц. Всё необходимое медицинское оборудование Эдж привез вместе с Лексом. Заодно и Ола прихватил.
Смущаясь, кандидат в мэры пояснил, что Лутора обнаружили его «ребята». На одном заброшенном складе. «Ну, были у них там дела… Ну, вы понимаете, Кент. А если не понимаете, то так даже лучше». При этом кандидат очень обрадовался, когда узнал, что Кенты так и не успели заявить в полицию. И сказал, что уж теперь-то – это и вовсе дело лишнее. А если им уж очень нужен врач – то он и тут им поможет. А в полицию – всё же не надо. Так как сенатор Кент в этом вопросе с мистером Эджем был более чем солидарен – никто возражать не стал.
Каталку с Лексом завезли в гостевую спальню. Марта через знакомую в Красном Кресте подыскала сиделку. А Кларк подыскал себе кресло поудобней, наотрез отказавшись ночевать где-либо еще, кроме как у кровати любимого. И все стали ждать.
Лекс очнулся на вторые сутки. Еще через сутки – пришел в себя снова. Потом состояние стабилизировалось. Сиделку из дома поспешили спровадить. Не то чтоб Лексу она уже была не нужна. Но волнующийся Кларк и посторонние в доме – сочетание, честно сказать, преотвратное. Пожар на кухне Кенты еще смогли объяснить. Но когда Кларк влетел в спальню через стену! Ну вот просто пробил ее на фиг! Потому что ему видите ли показалось, что Лекс застонал. Хорошо еще, что сестра Симс в это время была в туалете. Прям из туалета ее на улицу и выставили.
И уход за пациентом на себя взял Кларк.

Всё было отлично. Нет, правда, Кларк отлично справлялся. И ему это даже нравилось. Заботиться о ком-то кто тебе дорог – разве это может не нравиться? К тому же отлично притупляет чувство вины.
Но, наверно, Кларк слишком хорошо справлялся. Потому что Лекс шел на поправку гораздо быстрее, чем предрекал врач мистера Эджа. А без чего не может прожить Лекс, когда он в сознании и почти ничего не болит?
Правильно – без работы.

[Juliya_Luthor]

08-3

Проблема была в запястьях. И тех уебках, которые порвали эти запястья колючей проволокой.
– Сухожилия почти не пострадали, мистер Лутор. Всё образуется, вот увидите. Но пока никаких нагрузок. Я вам как врач запрещаю напрягать кисти рук. Ничего тяжелее собственного члена, понятно? И никакого печатания, ясно? Напрягать руки НЕЛЬЗЯ.
Никакого печатания. Издеваетесь, да? Да Лекс бы рехнулся уже через пару дней.
Вот тут черти и дернули Кларка попросить о помощи Лоис. И через пару часов рехнуться готовы были все остальные.
Нет, поначалу всё было нормально. И вообще казалось отличной идеей. Лоис притащила Лексу апельсинов. Всплакнула над его боевыми ранами. И даже полезла обниматься. После чего Кларку пришлось перевязывать любовнику открывшиеся раны.
А потом, собственно, дело дошло до работы.
Кларк никогда не слышал, чтоб в этом доме так орали. Нет, ну скажите вы ему ради бога – ну какая может быть разница между «постоянно» и «всё время»? И какого фига так важно заканчивать статью вопросительным предложением? Что значит «нет, здесь надо многоточие»? Ну зачем?! В общем, коса творчества нашла на камень стиля. Два авторских стиля наотрез отказались влезать в одну статью.
Еще через полчаса Лоис выскочила из комнаты, злая как тысяча чертей. Ну, или как один Уайт перед сдачей номера. И возвращаться назад девушка отказалась наотрез.
В принципе, Кларк был бы только рад. Но за полчаса до этого из дома уже выскочили старшие Кенты, заявив, что уж лучше опера, чем эти вопли. А за пять минут до этого Кларку позвонил тренер и велел тащить свою тушку на тренировку. Сию же секунду, Кент! Усек? Еще один прогул – и ты вылетаешь с команды! Вот тогда в сиделки и пойдешь, уяснил?!
И с кем теперь оставить Лекса?

Решение верно – потому что единственно возможное.
Решение полная хрень – потому что оно нереально.
Решение есть. Или всё-таки нету?
– Я…
– Сегодня вторник, да?
– Ну да. Лекс, послушай…
– У тебя тренировка.
– Ты помнишь?
– Да я и не забывал. Твои тренировки расписаны по всем моим ежедневникам. В мобильном напоминалки стоят. В настольном календаре на работе я помечаю их зеленым, чтоб с остальными записями не сливались. И, кстати, ты опаздываешь, ты в курсе?
– Мама уехала. С отцом.
– Ага, – понятливо тянет Лутор. – Ты сегодня на Лоис рассчитывал, да?
– Лекс, – Кларк досадливо прикусывает губу и потерянно разводит руками. Что тут скажешь? Чего Лекс еще сам не знает.
– Но Ол же дома?
– Но…
– По-моему, он уже взрослый мальчик. Уж как-нибудь в состоянии воды мне подать.
– Лекс! – радостно выдыхает Кларки пытается кинуться к нему обниматься, но вовремя сдерживает себя. – Нет, правда?
– А что? По-моему, отличный шанс наладить отношения.
Пока Лекс не в состоянии его придушить.
«И защищаться ты сейчас тоже не в состоянии», – встревожено шепчет в голове кто-то напуганный и слабый. Но Луторы не могут позволить себе слабости. И потерять Кларка из-за ерунды он тоже не может себе позволить. Для него ж тренировки – как для Лекса работа. По крайней мере, так Лексу кажется.
– Это ж всего на пару часов, да?
А больше он и не выдержит. Пару часов наедине с маньяком.
– Да! Конечно! Господи, Лекс, как здорово, что ты согласился! Я сбегаю за Олом, да? Предупрежу его, ладно?
Лекс стиснул бы зубы. Но челюсть болит. И шея болит. Поэтому он не кивает в ответ. Да, именно поэтому…

Кажется, Лекс себя переоценил. Или недооценил свой страх. О чем он вообще думал, соглашаясь остаться наедине со своей Немезидой? О Кларке, конечно. Но вот сейчас от этих мыслей не легче.
И всё-таки Квин не дурак. Соображает быстро. Уже со второго шараханья. Ну что поделать, не может Лекс на него спокойно реагировать. Тем более на вот такого – взрослого. Да и интерьер не способствует. Больничная палата. Туго перебинтованные запястья. Ласково улыбающийся Квин. Это вам ничего не напоминает, мистер Лутор? А-а-а, напоминает! Потому и дрожите. Потому и шарахаетесь от каждого его взгляда…
– Дальше я сам, Ол. Спасибо.
– Ну тогда я просто посижу. Рядышком.
Не сводя с тебя серых глазенок. Что, Лекс, уже забыл, как этот генетический уродец обожает за тобою подсматривать?
– Принеси мне чаю.
Парень тут же кидается исполнять. С какой-то мазохистской радостью даже. Тоже, как Кларк, вину загладить хочет? Или просто… хочет… тебя…
– Найди мне книжку. Экклезиаста. Что значит «не нашел»? Лучше поищи!
Что угодно делай – только не пялься на меня всё время! И вообще держись от меня подальше.
Звонок в дверь звучит для Лекса симфонией очарования. Для Кларка рано, конечно. И для старших Кентов, пожалуй, тоже. Но даже если это долбанный коммивояжер с дурацким паровым утюгом – Лекс его расцеловать готов.
Коммивояжера – но не Эджа. Из огня да в полымя, мать вашу.

[Juliya_Luthor]

08-4

Лекс отсылает Ола готовить чай для гостя. Не то чтобы он жаждал остаться с Эджем наедине – просто двух сексуально озабоченных маньяков одновременно он не выдержит.
– Кларк рассказал, что это вы меня спасли. Спасибо. За всё, – и прямой взгляд. Глаза в глаза.
Ну да, он всё понял. Даже то, чего так и не понял Кларк. Потому что это Кентам вы можете морочить головы, что не хотите шумихи с полицией из-за выборов. А Лекс – он же Лутор, его не обманешь. Он вообще догадливая сука – как все Луторы.
– Мне было несложно, – Моргановское пренебрежение Лексу уже почти родное. Хотя от его прямоты еще бывает воротит: – Сложнее было бы тебя потерять.
Лутор кривится. Кидает быстрый взгляд на двери и, наконец, решается:
– Ну что ты нашел во мне, Морган? Объясни наконец! А то я никак в толк не возьму. Кто я, по-твоему? Аполлон Бельведерский? Да с твоим положением и состоянием любую фотомодель поиметь можно. Что ты ко мне прицепился?!
– Думаешь, я из-за внешности?
– А что – за прекрасную душу?
– Скорее за дух, – усмехается Эдж. – И еще за мозги. Я полюбил тебя за твои мозги.
Странно, но сейчас упоминание о мозгах почему-то не вызывает у Лекса привычной паники. Воспоминания проносятся слайдом. И вытесняются склонившимся Эджем. Ну хоть какая-то польза от старика.
– Ты думаешь, я увидел тебя на банкете, запал на твою попку и просто решил поиметь? Ну, поиметь решил, конечно, – тут же поправляется он. – Но всё дело в том, кого я решил поиметь.
– Лутора? Или репортера? Или…
Язвительные перечисления обрывает ладонь. Широкая мозолистая ладонь старика. Накрывшая молодые дерзкие губы.
– Ты не знаком с моей секретаршей, с Петти Фелпс? Впрочем, о чем это я? Конечно, незнаком. Потрясающая женщина, в принципе. И исполнительная. Очень. До всерачки. В том смысле, что даже в туалет с рабочего места в рабочее время не отлучается. Памперсы носит, что ли? Всегда, когда бы я ни позвонил, когда бы не окрикнул из своего кабинета – она является тут же. Как джинн из бутылки. И тут вдруг, где-то полгода назад, зову я ее сделать кофе – а в ответ тишина. Знаешь, Лекс, первой мыслью было: «Так и померла на рабочем месте. И где мне теперь труп прятать?» Выглядываю я из кабинета… А она газету читает. Петти Фелпс! Моя Петти Фелпс! Увлеклась газетной заметкой настолько, что голос родного босса не слышит! В общем, так меня это потрясло, что вместо кофе прихватил я газету. Догадываешься, что она читала?
– Полгода назад? Скорей всего заметку о «сказочных тканях Востока». Которые местные модельеры пропитывали наркотой и так перевозили крэк через границу.
– Вообще-то о «мусорной империи». Со страниц всех местных газет тогда лились хвалебные оды на голову мэра. Ах, как хорошо он очистил город от мусора. Ах, улицы просто сияют. А ты написал, что он с этого реально имеет. Помимо благодарности граждан. Начиная с навара, который он заработал, поменяв чугунные мусорки на железную дешевку, и заканчивая тем, как избавился от конкурентов, пользуясь служебным положением. А, значит, через пару месяцев подымет плату на все «мусорные» услуги – на правах монополиста. Я хорошо запомнил эту статью. Впрочем, это несложно. Там было всего четыре абзаца. 327 слов. Но каких! Ты расписал его под хохлому! Трехсот двадцатью семью словами, чтоб его!
Эдж отступает назад, устало потирая переносицу.
– Я так никогда не умел. Ну… чтоб без кулаков… просто словами… Всегда завидовал умникам. И всем их заумным словечкам. Знаешь, я в школе мечтал, чтоб жена у меня была училкой старших классов. Ну, такая, знаешь, в очечках и черном костюмчике. С очень короткой юбочкой, но в очень деловом костюмчике. И именно школьной училкой. Наверно потому что университетских училок я вживую никогда не видал. Я и школу-то с трудом закончил. Какой там университет? Нет, я умником никогда не был. Может, это и неплохо. Когда не хватает ума, приходится компенсировать его силой. Я дрался лучше всех на районе. Чтоб не дразнились. И в люди я выбился, понимаешь? Но мозги уважать не перестал. Нет, я не дурак, конечно, ты не думай! Но это не то… Это чуйка. Инстинкты. Опыт. А еще – жажда. Дикая жажда всем доказать! Что ты не такой дурак, как бы им всем хотелось. И я очень горжусь своей чуйкой. И инстинкты свои люблю. И ценю свой опыт, – Эдж с независимым видом засовывает руки в карманы. – Но всё равно завидую… одному пареньку, с которым мы вместе начинали. Вот у него язык подвешен был хорошо. Уж он-то за словом в карман никогда не лез. Язык у него вообще был… шаловливый такой, – Эдж не может сдержать сальную ухмылочку. Эх, годы мои молодые! – Он теперь большой человек. Да. Очень большой. Вот только на его теле и половины моих шрамов нету. Потому что он себе дорогу наверх проложил своими мозгами. Языком своим. Видел бы ты как трясутся перед ним все эти богатенькие козлы, которых мне приходится затыкать деньгами. А он затыкает одной-единственной фразой. Вот это и есть сила, которая всегда при тебе. Власть, которой ты никогда не лишишься. Свобода, которую никто не отнимет.
Эдж садится в кресло. Слегка наклонившись, упирается локтями в колени. И пристально смотрит на Лекса.
– Эта сила есть и в тебе. Ты для меня как Бог, Лекс. Который управляет Словом.
– Слушай, не перегибай, а? Это уже святотатство! Я рад, конечно, что ты такой поклонник моего таланта… Но это просто статьи. Кусок бумаги, понимаешь? На котором что-то написано.
– На заборе тоже написано. Вот только те, кто это пишут, не живут неделю с бомжами, добывая материал для газетной заметки на 327 слов. И крыс для этого не едят.
– Как ты?..
– Мне просто было любопытно. И я велел своим ребятам разузнать. В принципе, это было не сложно. Как по мне – написать такое было б сложнее.
– Морган…
– Почему ты, Лекс? Да просто ты едва ли не единственный человек, которого я уважаю. Восхищаюсь даже.
– Из-за дружбы с бомжами?
– Не прибедняйся. Ты способен на многое, Лекс. Очень на многое. Знаешь, сколько лет я пытался свалить Джеба Квина? Крутился вокруг него, как пчела. Жалил куда ни попадя. В конце концов, понял, что победить могу, только пристрелив заразу! И так мне обидно стало. Потому что если б я его пристрелил – победил бы не я, а мой пистолет. Да и то – не его хитрозадые интрижки, а всего лишь его жирное мерзкое тело. Он отлетел бы куда-нибудь в нирвану, а я и дальше канал бы тут от зависти и собственного бессилия. Десять лет, Лекс. Я мечтал притеснить эту сволочь десять лет! А ты свалил его за неделю. По сути, одной статьей. Потом были еще. Но потом ему уже было не надо. Пока я впустую махал кулаками, ты свалил его просто словами. Вот тогда я и решил, что нам пора… познакомиться.
Эдж кидает на Лекса быстрый взгляд. И умолкает. Тот лежит с закрытыми глазами. Спит? Переутомился? Не стоило, наверно, так его напрягать. Доктор же сказал: «полный покой». Дурак ты, Морган.
Эдж осторожно, стараясь не шуметь, идет к выходу. Но когда его рука уже лежит на дверной ручке, голос Лекса заставляет его замереть.
– Я свалил Джеба Квина, убив его сына, Морган. Той же пулей, по сути. Поэтому никогда больше не сравнивай меня с Богом. И восхищаться мной тоже не стоит, поверь.
Эдж оборачивается и долго смотрит в зеленые глаза. Больные сейчас от чувства вины, которую Лекс сам не признает.
Эдж грустно вздыхает. Ты не веришь в свою исключительность, правда, мальчик? И мне тебя не убедить. Не переубедить точнее. Я слишком плохо владею словом, чтобы тягаться с тобой. Ну и черт с ним, с красноречием этим!
Можно ж любить и молча.

Кларк прикрывает двери осторожно, стараясь не шуметь. Первый час ночи, как-никак!
Сначала тренировку тренер решил провести в усиленном режиме. Потом смотрели записи матчей ближайшего противника. Потом слишком долго разрабатывали стратегию. В общем, как всегда: «Я не врал, Лекс, я слегка пошутил».
Кларк досадливо морщится и косится на гостевую спальню. Зайти? А вдруг разбудит? Свет не горит, так что, наверно, он спит. Но ведь можно заглянуть через дырку в стене. Заделывать ее, пока Лекс болен, не стали. Любой ремонт – это всегда пыль, грязь, рабочая ругань. В общем, повесили ковер и оставили ждать до лучших времен.
Но дойти до дыры Кларк не успевает – взгляд выхватывает в темноте сидящего на лестничных ступеньках Ола.
– Ты почему не спишь? Случилось что?
Чертова тренировка! И почему ему не позвонили?
– Эдж заезжал. Тортик вон на кухне стоит. Любишь ореховые торты?
– О, – Кларк сразу же успокаивается. Торт – это не страшно. После усиленной тренировки – даже приятно. – Очень мило с его стороны.
– Угу, – хмыкает Ол. – И очень глупо с твоей.
– Ты о чем?
– Кларк, не будь идиотом. Ты что, до сих пор не заметил куда он свои лыжи навострил, суслик старый?
– Ол! Зачем ты о нем так? Мистер Эдж спас и тебя, и Лекса…
– А в благодарность хочет его трахнуть.

URL записи

[Juliya_Luthor]

09-1

05.11.2010 в 19:05

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом – 9
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: доверив Кларку богу молиться – Олли себе с досады лоб расшибить готов…


– «Мэр призвал представителей правоохранительных органов создать условия для полного исключения возможности проявления коррупционных действий по отношению к мелкотоварным производителям овощной продукции…» – Перри озадаченно скребет лысеющую макушку. – Это что такое? Чё за «исключения возможности проявления»? Что-то я, дружок, совсем утратил нить, которая связывала мой мозг с рациональной частью твоего текста. Ты уверен, что это статья для «Дэйли-Плэнет»? А, может, всё-таки шаманский заговор твоего прадедушки?
Главный редактор и сам выглядит сейчас как милый добродушный дедушка. Ах, этот по-детски наивный восторженно удивленный взгляд! Ну как на такой не купиться? Хотя Лекс вот, например, ни за что б не купился. А вот его «зеленый» коллега… хотя последнее слово, пожалуй, тоже стоит взять в кавычки… В общем, пацан еще не понял расклады этой сказки. Иначе уже забился бы под коврик и дрожал там мышью.
Видя, что намеки до «желторотика» не доходят, Перри сбрасывает маску добродушия. И печатными в его речи остаются только запятые – даже предлоги какие-то двусмысленные.
Пацан вылетает из кабинета бледный, будто главред из него в натуре всю кровь выпил. Только уши красные. Ну, и глаза к утру будут – это Лекс по себе знает: либо от компьютера (за которым просидит в тщетной попытке исправить весь тот бред, что он накатал), либо от слез (когда до него таки дойдет, что исправить такое – нереально).
Лекс сочувственно вздыхает. Сочувствует он самому себе: идти к Перри, когда он в таком состоянии – это ж подвиг, который и Кларку не снился. Но идти надо: работа прежде всего.
– А! Явился! Ну и где тебя носило? – голос сочится язвительным ядом. Но встревоженные глаза взволнованно осматривают каждый сантиметр тела.
Волновался за меня, Перри? Да ладно, чего уж там… Только вслух не признавайся – а то я от шока еще на месяц слягу.
– Неважно себя чувствовал, мистер Уайт.
И тебе, старый перечник, отлично это известно. Разве не к тебе бегал жаловаться на «нахлебничка» Джонатан? И разве не на твоем плече рыдала упрямая Лоис? Та самая Лоис, которая сначала наобещает сгоряча – а потом названивает и виновато сопит в трубку. И перед напарником стыдно – и извиняться гордость не позволяет. Тем более – гордость профессиональная: ведь «всё время» там реально было бы лучше, мать вашу!
– Ну и как самочувствие? – ехидно щурится Перри. – Лучше?
– Спасибо, мистер Уайт. Всё замечательно. Готов умереть за свою страну, если потребуется*…
– Лучше б ты к писательству готов был, – и недовольно косится на Лексовы запястья, надежно скрытые от любопытных глаз самодельными фенечками.
Прикольные, кстати, браслетики. Лежали в комоде без дела: то ли Кларку ученики подшефного класса подарили, то ли Марта чудила по молодости… А что, из Марты вышел бы чудный «цветок эпохи хиппи», – хмыкает про себя Лекс. Самое то для нее.
– Я готов.
– Секретарша, надеюсь, не нужна? – но вместо язвительной подколки Лексу слышится отцовская забота. Непривычная отцовская забота.
– Спасибо, мистер Уайт. Я справлюсь.
– Ну иди… Справляйся, – и Перри демонстративно утыкается в какие-то бумажки.
Всё ясно: прием окончен, закройте дверь с той стороны. Лекса только что вроде как вежливо послали. Вот только почему-то с лица не сходит довольная лыба. Почаще б его так посылали – глядишь, не чувствовал бы себя сиротою.

Улыбку удается приглушить, пока он едет в лифте. Но стоит дверям лифта раскрыться…
– Ты тоже скучала, Лоис?
– Я? По тебе?! Да не дождешься…
Лекс сам от себя не ожидал – но он ее обнимает. Лекс Лутор. Обнимает. Лоис Лейн. Да еще при этом шепчет ей на ухо:
– А я соскучился. Жутко.
Лоис прикрывает рот ладошкой. На глазах главной фурии редакции наворачиваются слезы.
– Они по голове тебя били, да? Или что-то отбили насмерть? Ты умираешь? О боже, Лекс! Мне так жаль!
М-да, обниматься было не лучшей идеей. Придется вытащить из загашника очередную луторовскую маску и впредь держать руки при себе. А то как бы на этот раз Лоис не слегла – от потрясения. Бедный Перри, этак-то он из-за Лекса совсем без толковых репортеров останется. Придется ему всякие «исключения возможности проявления» каждый день править.
– Я в порядке, Лоис. И совсем не заметил, как ты поджидала меня… сначала на стоянке… потом возле кофейного аппарата… а теперь вот совершенно случайно очутилась возле лифтовых дверей именно тогда, когда я должен был спуститься. Всё это совпадения и только. Забудем.
– Да я! Я… Мне в бухгалтерию надо было. Вот!
– Я же сказал: забудем.
Но Лоис вдруг хитро щурит кошачьи глаза.
– И не подумаю я ничего забывать. Ты меня только что смертельно оскорбил, Лутор. Заподозрить меня в сентиментальной ереси! Ты даже не представляешь чего тебе будет стоить загладить эту вину.
Лекс обреченно вздыхает.
– И чего же мне это будет стоить?
– У моего племянника в пятницу премьера в школьном театре.
– Рад за него.
– Тетка хочет фото на память. Много разных фото на память. А ты ж меня знаешь: я даже карандаш, лежащий на столе, в фокусе сфоткать не могу.
Вообще-то Лекс соображает быстро. Но в подобную наглость даже ему вериться с трудом.
– Ты шутишь, да?
– Да, господи, делов-то на пару часиков, не больше!
– Школьным фотографом? Мне?!
– Семейным, Лекс, семейным!
– Тоже мне, блин, монаршая династия!
– Ну Лекс! Ну солнышко!
– Ага! Теперь я солнышко!
– Десять! Десять фото. Всего десять фото. И тогда я признаю, что «постоянно» там было лучше.
– Статья вышла на прошлой неделе. И ты таки впихнула туда «всё время».
– Зато закончила вопросительным предложением. Прикинь на что я пошла ради тебя!
– Лоис, – обреченно тянет Лекс.
– Ну пожалуйста. И обеды за мной. Месяц. А еще лучше – я принесу тебе домашних колбас моей тетки. Поверь: это стоит любых фотографий. Лиза Джейн посчитала бы этой лучшей платой за свои работы.
– Не сравнивай документальное фото с иллюстрациями к фотошопу!
– Колбасы тетушки Амбер, – начинает напевать Лоис, отщелкивая ритм пальцами рук. – Домашние-домашние колбасы… Они такие вкусные, о да!
– Хватит. Десять фото. Не больше. И ты прикроешь меня перед Перри.
– А ты куда? – с Лоис тут же слетает вся дурашливость.
– Пробегусь по окрестностям. Я на улицах города больше месяца не был.
– Но… Может, стоит…
– Я здоров, мать вашу! И я иду искать материал. Заодно попрактикуюсь в фототехнике. Для тебя, между прочим, стараюсь.
– Но вот так сразу…
– Хватит, Лейн. Я не кисейная барышня. Просто прикрой меня, лады? Не хочу еще и от Перри выслушивать нотации о том, как важно и нужно беречь свое здоровье. – «И чтоб он тут же кинулся звонить Кларку – тоже не хочу».
На этот раз Лекс спускается по лестнице. Тело требует движения. Он залежался. Мышцам не хватало свободы передвижения. Черт, даже его фотоаппарату не хватало движения!
Уличный смог для журналистских легких слаще любого парфюма. Лучше – только запахи булочной.
Лекс улыбается. Снова. И решительно поворачивает к северной окраине. Его инстинкты шепчут: всё будет отлично.

[Juliya_Luthor]

09-2

Всё будет хреново. Если только он не сумеет быстренько смыться отсюда. Черт! Черт! Черт! На чем он прокололся? Или просто слишком давно не работал на улице? Нет, не о том ему сейчас думать надо. Сейчас стоит решить как половчее выбраться отсюда.
А ведь всё так хорошо начиналось. Это местечко он заприметил еще до своего «больничного». Миленькая такая автомастерская. Уютненькая даже. Пару работников. И целых три хозяина. При этом никаких тебе ссор, дела ведут дружно и слаженно. Вот только дела эти… В общем, были у Лекса подозрения, что дела не совсем законные. Самое банальное, что приходит на ум – угнанные тачки. А еще в тачках частенько перевозят контрабанду – этот вариант тоже стоит отработать. Вот Лекс и явился сегодня. Отрабатывать.
Поначалу всё было неплохо. В сумерках снимать, конечно, неудобно. Хуже всего, когда освещение в полутонах: со вспышкой снимать нельзя – засекут, и ночную оптику не включишь – рано еще. Но пару кадров сделать всё равно удалось. Да еще и хозяева очень кстати вышли покурить. В общем, Лекс почти поверил в удачу.
Сработал инстинкт. Чуйка – как бы Морган сказал. Луторовская чуйка, которая Лекса никогда не подводила.
К курильщикам подбежал какой-то паренек. Из местных. Из тех местных, которые обычно заместо пейджеров на районе. И троица заметно напряглась. А потом один из них кинул быстрый взгляд в сторону укрытия Лекса. Один-единственный взгляд. Очень быстрый. И очень злобный. Но инстинкт тут же запричитал Лексу, что пора им смываться отсюда.
Может, конечно, пацан им вести из булочной принес: хлеб, мол, свежий мамка напекла – заходите. И, может, тот мужик не на Лекса вовсе глядел… Может, у него косоглазие… Но в старом контейнере стало вдруг жарко. Самое противное, что выбраться отсюда, пока троица торчит перед входом – почти нереально. А оставаться – просто идиотизм. Черт! Черт! Черт! Хоть прогрызай заднюю стенку зубами! Точно, в следующий раз засаду будет устраивать только в картонных коробках.
А пока надо выбраться из этой.
Приподымая крышку контейнера, Лекс чувствует себя атлантом. Потому что чертова крышка давит на плечи как весь небесный свод. И так и норовит выскользнуть из вспотевших пальцев. Наружу Лутор практически просачивается. По сантиметру. Головой вперед. Не спуская глаз с курящей компании.
Блин, ну сколько можно тут торчать?! Между прочим, курение вредно для здоровья. В данном случае – для Лексового. А что вы думали, все болезни от нервов – а знаете, сколько нервов Лекс потерял из-за этих никотинозависимых придурков?
Лекс осторожно опускает на пол правую ногу. Мать твою, тут скоро из репортера в акробаты переквалифицируешься!
Или нет.
Потому что крышка соскальзывает с носка мокасины. И на секунду Лексу кажется, что от грохота, который она производит падая, он оглохнет.
А, может, это просто нервы. Не так уж она и громко упала. Вон парни даже не шелохнулись. Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Наверно, на этом месте Лексу стоило бы возблагодарить Господа и двинуть куда-нибудь от греха подальше. Да, определенно, ему бы стоило смыться. Не искушая судьбу.
Но Лекс – репортер. Чертова репортерская дотошность!
А, может, Лекс и не репортер. Может, он просто придурок. Но он хлопает крышкой еще раз. Он намеренно хлопает крышкой еще раз.
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Это ж как понимать?
От такого беспредела Лекс слегка прибалдел. Как тогда в колледже, когда сосед подсунул ему травку. С тех пор Лекс даже табак не курит. Но, может, курят эти ребята? А Лекс тут нанюхался сдури… И теперь у него глюки. Точно глюки. Застывшие глюки.
Бог любит троицу, да? Лекс хлопает крышкой снова.
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
– Блядь, да вы мне еще попозируйте!
Стоят, курят. В его сторону даже не смотрят.
Может, они оглохли? Вдруг. Вот так внезапно. Или издеваются. Или Лекс сошел с ума. Тоже немного незаметно…
Или это территория Эджа, – вдруг мелькает у него в голове.

У теории Лекса нет доказательств. В ней даже логики маловато. Одна сплошная чуйка. Но Лекс привык доверять интуиции. И не привык откладывать выяснения в долгий ящик. Поэтому и мечется сейчас по офису Эджа.
Вот только отношение охраны – лучшее доказательство его теории. Эти натасканные мастиффы смотрят на него – репортера и чужака – как на пустое место. А когда он внаглую интересуется, где здесь можно найти «старину Моргана», запросто, даже с какой-то ленцой, машут в нужном направлении.
Единственный, кто действительно пытается призвать оборзевшего Лутора к порядку – милая Петти Фелпс. Но и она вдруг застывает статуей, так и не решаясь даже дотронуться до незваного гостя. И испуг бедной женщины, когда пола Лексовой куртки таки задевает выставленную в защитном жесте руку – это последняя капля.
Грохот захлопнувшейся двери громовым эхо разносится по этажу.
– Это ж как понимать? Ты что вообще творишь?!
Эдж спокойно дописывает какой-то комментарий на очередном документе. Откладывает ручку. Отодвигает планшетку с бумагами. Щелкает языком, прикидывая что-то в уме. И только потом подымает на Лекса удивленный взгляд. Мол, кто это тут у нас?
– А что случилось?
– Ты запретил своим бандюкам меня трогать, так?
– Тебя беспокоит отсутствие интереса к тебе со стороны местной шантрапы?
– Меня беспокоит, что теперь, видимо, каждый бандит в городе знает меня в лицо, – злобно цедит Лекс.
– Ну, может, только в лысину, – усмехается Морган. – Парик носить не пробовал?
– Может, мне вообще бабой вырядиться?
– А что, я помню платье тебе шло. По той статье с проститутками. Ребята сбросили мне пару фоток.
– Хватит! – Лекс ударяет обеими руками по столешнице. – Хватит лезть в мою жизнь! Просто оставь меня в покое. Неужели это так сложно?
– Хочешь, чтобы я отменил свой приказ?
– Да, – шипит Лутор.
– Ну, не знаю. Столь быстрая смена приказов… Сегодня защищаю, завтра – не хочу. Как это отразится на моей репутации? Парни вообще-то привыкли, что я держу свое слово до конца.
– А ты придумай что-нибудь.
– Да придумать не проблема. Проблема в компенсации.
– Блядь! – Лекс раздраженно крутанулся от стола, замирая к Моргану спиной. – Опять двадцать пять.
– Не опять, а снова. Я ж говорю: я постоянен.
Лекс слышит, как скрипит кресло, и настороженно косится на хозяина кабинета, краем глаза подмечая как Морган вольготно развалился в кресле, словно ни в чем не бывало. Властитель мира, чтоб его!
– Но я дам тебе слово, что отзову своих ребят. Если ты дашь мне… слово…
От Лекса не ускользает намеренная заминка. Этакая двусмысленность в словах.
– И чего же ты хочешь? Помимо того, в чем я тебе уже отказывал, – Лутор не может удержаться от злорадной подколки.
– Я хочу… Чтоб сегодня вечером, приняв душ… ты бы стал в ванной. Перед зеркалом. У вас ведь есть в ванной зеркало? Чтоб ты смотрел на себя в зеркало. И подрочил на меня.
– Чего?! – от неожиданности Лекс снова оборачивается к Моргану. Натыкаясь на наглый взгляд серых глаз старого хищника.
– Чтоб ты облизал себе ладонь… и каждый палец… А потом опустил бы руку. Медленно. Подушечкой каждого пальца пройдясь по соску. А потом, оставляя влажный след, вниз. Сначала поиграл бы с волосками… Погладил яички, – у Лекса пересыхает горло. Он хочет крикнуть, чтоб Эдж заткнулся – хочет почти также сильно, как прямо сейчас запустить свою руку в штаны. Вот только язык почему-то не слушается. И остается только слушать. Смотреть в плавящиеся желанием глаза – и слушать. – Да, я хочу, чтоб ты погладил яички… А потом бы твоя рука легла на основание члена… Ты прикрыл бы глаза – и представил бы, что это моя рука. Моя рука скользит сейчас по стволу… Оттягивает верхнюю плоть… Играет с головкой… Моя рука заставляет тебя выгибаться в экстазе. Когда кажется, что вся кровь – там. Когда член набух и горит. И единственное спасение от этого жара – моя рука! Моя, Лекс, слышишь? Я хочу, чтоб ты это представил! Чтоб ты кончил с моим именем на губах!
– Заткнись! Замолчи! Перестань, мать твою!!!
– Я хочу, чтоб ты кончил – для меня, – медовый шепот обволакивает. Въедается в каждую клеточку тела.
– Прекрати, – хрипит Лутор.
– И я сделаю, что ты хочешь… Осталось только выяснить, а чего же ты хочешь. На самом деле.
Лекс тяжело дышит. Над верхней губой застыли капельки пота. А в зеленых глазах застыла неприкрытая боль.
– Я хочу, чтоб ты наконец услышал меня, Морган. Хоть раз услышал мою просьбу. Оставить. Меня. В покое!
На этот раз Лекс не хлопает дверью. И даже не замечает секретаршу. Он ничего не замечает. Он просто хочет домой. К Кларку.

[Juliya_Luthor]

09-3

Кларк тоже хочет домой. Забраться под одело. Укрыться с головой. И выкинуть дурацкие подозрения из головы.
А не зависать на высоте двухсот метров над землей напротив окон кабинета Эджа. Наблюдая как беснуется внутри его любовник. Выясняя отношения со своим любовником? Это так? Они любовники? Эдж спас его неспроста? Все эти интервью… задержки на работе… Секс-марафон, который Лекс устроил перед вынужденным «больничным»… Будто хотел доказать ему что-то… А, может, сравнивал?
Ну и кто победил в командном зачете, как думаешь, Кларк? На кого ставишь? Не, мы старались, конечно. Но у Эджа-то опыта больше. Мало ли чем он его взял. А вот, кстати, кто у них сверху, как считаешь?
Внутренний голос язвит. Но даже он уязвлен. Даже он хочет… разбить окно к черту… И запихать осколки Моргану в глотку! Чтоб не зарился на чужое.
На моё.
Да, Лекс – мой. Не сметь лапать его грязными лапами. Даже дышать на него не сметь!
Чертово суперзрение подмечает всё: не только ехидную усмешку и довольный прищур глаз Эджа. Кларк отчетливо видит каждую морщинку. Каждую лишнюю складку. Злорадно отмечает седые патлы. Он же старик, господи!
Как всякий двадцатилетний – Кларк свято уверен, что в возрасте Эджа не то что не трахаются – не живут уже. Так, разве что в бридж играют и матюкают молодежь за залетевший во двор футбольный мяч. Ну куда ему молодой любовник?
Тем более – наш Лекс. Да он же его в первую же ночь укатает до смерти. С его-то фантазией и темпераментом! Он правда уверен, что потянет нашего лысика? Самоуверенный болван! Наш Лекс его до инфаркта доведет, точно тебе говорю.
А вот Кларк молчит. Даже не пытается привычно спорить с внутренним голосом. Потому что если эта ходячая мумия таки добьется своего – точней, его – Кларк сам смертоубьет обоих. Одного – порвет на части голыми руками. А другого – затрахает вусмерть.

Это обычный прием. Просто очередное сборище снобов и шовинистов. Просто стадо… Просто Эдж. Нагло ухмыляется и протягивает Кларку руку для рукопожатия.
– Мистер Кент.
А на Лекса вроде как и не смотрит. И Лекс опустил очи долу – типа скромник нашелся. И Кларк им даже вроде как верит. Ровно до того момента, пока Эдж не поворачивается-таки к младшему Лутору.
– Мистер Лутор.
И этим голоском можно сладить Лексов чай.
– Мистер Эдж, – и Лекс пожимает протянутую руку, так и не глядя на Эджа.
Вот только Кларк подмечает всё. Всё, мать вашу! И как старик задерживает руку его любовника в своей. И как начинает дрожать жилка пульса на Лексовой шее. И как Эдж впивается в эту жилку взглядом. Сука! Кларк не уверен, кто из них… Но кто-то из них точно сука!
Кларк стискивает зубы и от злости даже дышать забывает. Наверно, он слишком напряжен. Потому что Лекс что-то чувствует. Смотрит удивленно. Взволнованно даже.
О да, тебе стоит волноваться! Стоит волноваться прямо сейчас. Пока я еще ничего не могу тебе предъявить. Потому что когда смогу – волноваться уже будет поздно…
В кои-то веки Кларк полностью солидарен с внутренним голосом.
– Вы уже видели нового Пикассо? – вежливо интересуется Эдж. – Только вчера доставили в галерею. Мне директор Гради говорил.
Искусствовед херов.
– Еще не видели, – выдавливает из себя Кларк. Страстно мечтая добавить, что в гробу он видал и Эджа, и его Пикассо.
– Как-нибудь в другой раз… – начинает было Лекс.
– Ну отчего же? – вклинивается в разговор юный Кент. – Я с удовольствием погляжу на Пикассо прямо сейчас. А ты пока можешь поздороваться с миссис Фейрфакс. Заодно передай ей привет от мамы.
Да, правильно, убирайся отсюда. Подальше от разъяренного меня. Пока не попал под горячую руку.
– Кларк…
– А вон, кстати, и миссис Фейрфакс, – неожиданно поддерживает Кларка Морган. – А мы с мистером Кентом полюбуемся шедеврами кубизма без вас, мистер Лутор.
Вот теперь это волнение в зеленых глазах сменяется откровенной тревогой.
– Кларк…
– Я потом тебя найду, Лекс, – и Кларк почти вытаскивает Эджа из залы.
Впрочем, Морган и не думает сопротивляться. Едва выбравшись из толпы он спокойно высвобождает локоть из рук Кларка, одергивает фрак и уверенно шагает вперед.
– Я всё ждал, когда ж до тебя дойдет, Кларк.
– Мы уже на «ты», Морган?
– Не чужие же люди.
– Правда? С каких пор?
– С тех самых, как положили глаз на одного парня. Ну что, подкинем монетку?
Старая крыса смеется над ним. Предлагает разыграть его Лекса в орлянку! Будто и вправду считает, что может выиграть.
Наверно, кубисты любили красный цвет. Слишком любили. Как Кларк любит Лекса. Потому что сейчас красные всполохи ослепляют Кларка. Просвечивают мозг насквозь. И кроваво-красными щупальцами впиваются Моргану в глотку.
– Не смей! Даже думать не смей! И прибери от него свои грязные лапы!
– Любишь насилие, Кларк? – хрипит старый волк, задыхаясь под тяжестью молодых ладоней. Чертов футболист, накачал себе мышцы по тонне и думает: теперь всё можно. – Его тоже собираешься… удер-живать… си… силой?
Из последних сил Кларк ослабляет хватку. Напоминает себе о необходимости дышать. И невозможности убить.
– Ты даже не представляешь на что я способен, Морган.
– Начинаю догадываться, – усмехается старый черт. – Так что? С ним тоже руки распускаешь? Когда он тебя на больничной койке звал, я думал: соскучился. А теперь вот думаю: может, перепутал?
– Да как ты… – Кларк невольно отступает. – Я никогда!..
И тут некстати воспоминание бьет его под дых.
Крыша. Лекс. Больничный коридор. По-усталому равнодушный Рафферти. Он сказал, что в темноте напоролся на стену. Но это вряд ли, мистер Кент. Разве что стена очень резво двинулась ему навстречу. У него сотрясение…
Кларк беспомощно давится воздухом.
На счет «никогда» ты, малыш, погорячился…
– Лекс со мной по своей воле.
– Так и со мной по своей будет. Вот увидишь.
Кларк чувствует, что снова начинает закипать.
– Я-то вижу, Морган. А вот тебе пора очки носить. Могу одолжит очки Лекса. Очки – но не его самого. Его – никогда.

[Juliya_Luthor]

09-4

Кларк был уверен, что времена, когда его могли взволновать газетные статейки, давно миновали. Он был уверен в этом ровно до того момента, пока ему на глаза не попался едкий заголовок «Инквизира»: «ИЗМЕНА ГОДА! У кого теперь Лутор будет брать интервью?» И фото с недавнего приема. Они втроем с Эджем на фоне какой-то дурацкой картины. Считай, Святая троица, чтоб вас.
– Мать твою!
А ведь обычно он не матерится. И не врывается к Лексу на работу, размахивая обрывками газеты.
– Это как понимать? Это что значит, а? Ты! Да ты!!! Да чтоб я! Как ты мог?
На этаже западает мертвая тишина. Лоис сверлит Кларка злобным взглядом: ее блузку уже ничего не спасет. Хороший кофе с шелка не отстирывается, не верьте рекламным вракам. Джимми незаметно придвигается поближе, вуайерист хренов. Стайка девиц испуганно переглядывается в уголке.
И только Лекс невозмутим, как удав. Спокойно отставляет чашку и тянется за газетой.
– Ты эту статью имеешь в виду, дорогой? – обманчиво спокойным голосом интересуется он. – Ты спрашиваешь у меня, как надо понимать вот эту статью, так?
– Так, мать твою!
– Это ты в том смысле: «Дорогая, ты ж у меня такая умная, ну придумай сама что-нибудь»**? Да?
– Ты еще издеваешься, Лутор?!
– Да это еще вопрос, кто тут над кем издевается, Кент, – и, опережая дальнейший поток праведного возмущения, начинает зачитывать статью вслух, щедро сдабривая ее кривляканьем: – «Гром в голубом раю! Самая известная гомосексуальная парочка Метрополиса на грани разрыва? На последнем благотворительном приеме в городском музее наш любимый и всеми обожаемый футболист Кларк Кент возбудил страстные чувства не только в сердцах своих фанатов. Похоже, что наш кандидат в мэры Морган Эдж, прославившийся в узких кругах своими бисексуальными похождениями, тоже не прочь выразить ему свои симпатии! Юный прелестник уединился со старым ловеласом в одной из темных галерей. Где парочка и предалась необузданным страстным объятиям! От страсти трещала даже одежда Кента и Эджа. А уж какие между ними мелькали искры!» Продолжение и фоторепортаж на странице семь, – Лекс откладывает газетный огрызок и впивается в Кларка уничижительным взглядом исподлобья: – Ты страницу семь захватил, Кларк? На фоторепортаж смотреть будем? Или дома продолжим?
Кларк взволнованно прикусывает большой палец. Губы он себе уже обкусал. До крови. Да что там губы? Он бы сейчас с огромным удовольствием побился головой об стену. Только это вряд ли поможет…
Ну, по крайне мере, он тебе не изменяет. Пока что…

Отец шумно глотает виски, в упор не замечая единственного сына. Мама косится на Кларка укоризненно. Джейсон уткнулся в свои бумажки. И только Лекс не сводит с Кларка ехидного взгляда. Ох, что-то ночью будет! Всё, всё припомнит, гадский Лутор! Судя по злорадному смешку, притаившемуся в уголке губ, как раз план карательной компании и составляет.
– Это очень плохая реклама, сенатор Кент.
– А то я сам не допетрал! Ты мне, Джей, чё путное лучше скажи. За что я тебе деньги плачу?
Джейсон обреченно вздыхает. Черт его дернул припереться за любовником в эту долбанутую Америку с ее распиздатой демократией. Сидел бы себе сейчас с своем Париже, для Саркози релизики катал. Советовал бы Карле какие чулки модны в этом сезоне.
А теперь вот возись с этими дикими ковбоями и их «необузданными страстными объятиями». Нашел где блуду предаваться – в открытой всем фотоветрам галерее! А подсобки вам для чего построили?
– Фото очень плохого качества. Аудио у них нет. Скажем, они там живописью любовались. Любовную связь…
– Будем отрицать?
– Ни в коем случае, Кларк. Никогда ничего не отрицай перед журналистами. Для них это первый признак вины. Причем степень вины тут напрямую зависит от степени горячности, с которой ты всё отрицаешь, – Джейсон небрежно махает рукой: – Просто скажешь, что ничего такого у вас Эджем не было и быть не может. Что он тебе как дядюшка родной. И вообще, вы дружите домами. Лекс пару раз пообедает с ним в людном месте…
– Лекс? С ним?!
– Поверь, дружеское отношение к Эджу со стороны твоего бой-френда – лучшее успокоительное для наших «акул пера»…
Лекс обреченно прикрывает глаза рукою, мысленно добавляя к своему списку Карательных Луторовских Епитимий Кларку на Сегодня пару новых пунктов.
Джонатан одним глотком приканчивает стакан. И тут же идет за новым. Видимо, его фамильная гордость сильнее желания «избавиться от чертова Лутора любыми способами».
Марта ободряюще поглаживает Лекса по плечу. Демонстративно игнорируя сына.
Кларк готов повеситься.
А Ол готов выбить табурет у него из-под ног. Чертов идиот! Ох, сукин придурок! Вместо того, чтоб отвадить – своими же руками… Сам, сука! Как его только Лекс терпит?!

___________
* Начало скаутского девиза: «Будьте готовы умереть за свою страну, если потребуется; так что когда настанет момент, выходите из дома с уверенностью и без раздумья о том, убьют вас или нет».
** Анекдот: Приходит муж домой весь в помаде, в каждом кармане – деталь женского нижнего белья. Жена спрашивает, где он был, а он в ответ: «Дорогая, ты ж у меня такая умная, ну придумай сама что-нибудь!»

URL записи

[Juliya_Luthor]

10-1

11.11.2010 в 00:15

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом – 10
Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: совсем мы об Олли забыли. А Лекс забыл?


Лекс скидывает кепку и устало прислоняется к двери.
– Ну, как прошло свидание? – угрюмо интересуется Кларк, настороженно зыркая на любовника из-под челки.
Зеленое чувство вины сливается на задворках сознания с красной мутью ревности – и жжет желтым ядом. Выжигает нутро дотла. Хочется проблеваться желтой желчью – и забыть всё, как страшный сон. И Эджа, и ревность, и эту усталость в любимых глазах.
Не от меня ли ты так устал, милый?
– Спасательная операция по вытаскиванию твоей задницы из дерьма прошла неплохо, – хмыкает Лекс. И тянется за чашкой. Чаю мне, чаю!
– Где были?
– А ты не следил? Ай-яй-ай! Как же так? Упущение, милый.
Кларк кривится, но перемалчивает.
Лекс споласкивает чашку кипятком, насыпает заварку. Осторожно косится на любовника. М-да, что-то бедняга совсем с лица спал. Такого пинать – не то что не интересно, даже стыдно как-то.
– Да ладно, выдохни. Что я, дурак, по-твоему – на реальное свидание с Эджем переться? Мы были на ипподроме. Людей до фига. Папарацци тоже хватает. Но самое главное: Эдж ведь у нас заядлый лошадник. Он о моем присутствии вспомнил, только когда я ему на прощание руку подал.
Кларк впивается в любимого взглядом, полным испуганной надежды.
– И наедине?.. Совсем?..
Лекс снова вздыхает.
– Горе ты мое. Ревнивое. Я ж сказал: выдохни. Это плохая реклама не только для твоего отца. Думаешь, Эджу накануне выборов нужны заголовки про L`amour de Trois?
– Чего?
– И чему тебя только в университете учат? L`amour de Trois – любовь втроем. Групповуха по-французски.
– Не, такого в универе не… Что ты! – отчаянно замотал головою Кларк.
Заметив в голосе любовника панические нотки, Лекс вдруг отставляет чашку, так и не залив чай кипятком.
– Нет, говоришь? – Лекс заинтересованно облизнулся. – А хотелось бы?
– Групповухой? Ах ты ж гад! Я знал! Я так и знал, что меня тебе мало… Пф… Хм… Фффф…
Поток возмущения был решительно заткнут. Угу, поцелуем. Лучший способ остановить Кларкову истерику. Лекс уже не раз проверял. Заткнуть рот. Втянуть губами протесты. Вместе с воздухом. Вместе с дыханием. Вместе с языком. Позволить ему похозяйничать во рту. Так, слегка. Немножко… И выпихнуть вон! Ворваться к нему в рот, как к себе домой. Хотя… Это ведь и есть твой дом, правда, Лекс?
К черту ужин! Дурацкие тарелки – прямо на пол. А на стол – Кларка. Распять своим телом. Отпечататься в нем. И выпустить коготки. Ртом вобрав в себя стон. Да, вот так, котенок! Нравятся мои метки? Мои узоры страсти – на твоей коже… Больно? А мы залижем раны… Вот только найдем в себе силы оторваться от губ… От твоих милых чудных губок… И раз уж рот свободен…
– Я не имел… в виду… кого-то третьего, Кларк… Можно и что-то…
Синие глаза затуманены страстью. Реснички недоуменно хлопают, пытаясь осознать… Не понимаешь, да?
Лекс нащупывает в опрокинутой «натюрмортной» вазочке Марты баклажан. Скажем спасибо маме. А если потом пожарить это Джонатану на завтрак… Лекс чуть не взвизгивает от восторга.
А вот у Кларка перехватывает дыхание. От страха? Да ладно, страх – это пикантная специя… Мы с тобой сейчас такое блюдо любви забацаем, Кларк…
– А точно… Может?.. Ле-е-екс!
Но заведенный Лутор уже сдергивает со своего мальчика домашние штаны.
– Да ладно тебе… Я, ты и баклажан… Это ж такой…
– Разврат!
– Вот! Точно! Развратный… разврат… на троих… Ну давай! Измена с Эджем – это ж банально… Вот с баклажаном…
Головка баклажана уперлась в промежность. Помассировала. Скользнула по ягодицам…
– Переста-ах! Ооо… Давай… бана… А-а-а! а-а-ально…
– Анально? Ну конечно!
– Не-е-е… Ай! Банально! Давай банально…
Лекс вдруг замирает:
– С Эджем, что ли? Хочешь ему позвонить? Пригласить на поздний ужин?
Угу, отделать на отбивную. И прикопать объедки в садочке… Да лучше мы сами весь сад поимеем! Давай, покажи на что мы способны! Там еще тыквочка продолговатая куда-то закатилась…
Чертов внутренний голос! Ну конечно, у него-то задницы нету…
А кто говорил, что я сам – одна большая задница? Да ладно тебе… Французская любовь – это так романтично, хи-хи-хи…
– Может?..
Лекс умильно складывает бровки домиком:
– Ну давай хоть попробуем, а? Ну, не сможешь – и ладно…
– И что… что мне за это… будет?
Лекс предвкушающее облизывается:
– А что хочешь?
– Губки – это ты сейчас хорошо… облизал… Вовремя, я бы сказал…
Лекс усмехается. И подносит к губам баклажан. Язычок очерчивает спираль… нежно и долго целует головку… не сводя маслянистого взгляда с задыхающегося Кларка… Губы обхватывают фиолетовую кожицу… пока ладонь обхватывает член Кларка…
И тут Лекс, дернувшись всем телом, отскакивает от Кларка на пару метров.
– Блядь! Я ж из-за тебя, скотина, импотентом стану!
Кларк недоуменно поворачивается к дверям… и всё-таки не сдерживает испуганного вскрика.
– Ол! Ты как?.. Ты зачем?.. А давно…
Судя по внушительной выпуклости в штанах – достаточно долго. Господи, а мама еще говорила, что собирается Олу на завтрак его любимые баклажанные оладушки готовить…
– Ол…
– А со мной вы так никогда не играете, – в голосе парня звенит детская обида.
И слава богу!
– Ну, понимаешь… Это не совсем игра…
– И еще у меня… Вот, – Ол с обидой ткнул пальцем на обтянутый тканью штанов стояк. – С чего это он?
В кухне запала мертвая тишина. Кларку хотелось удавиться – чтоб Лексу стало стыдно. Лексу хотелось придушить пацана – чтоб больше не выпрыгивал, как чертик из табакерки. Олу тоже хотелось – но чего, он и сам не понимает…
Лекс приходит в себя первым.
– Ну, я пойду… В сад. Чаю попью, – Лутор хватает со стола пустую чашку с сухой заваркой на дне. – А ты тут пока расскажи Олу о пестиках и тычинках. Только не перепутай с лекцией «откуда берутся дети» – это немного другой… ремикс одной и той же песни, скажем так. О, точно! Заодно о сексуальной ориентации малышу растолкуешь.
– Лекс! – испуганно дергается Кларк. И глаза у него сейчас в диаметре побольше баклажанов.
Лекс быстренько юркает за дверь.
– Давай, Кларк. Я в тебя верю.

Лекс мужественно торчит во дворе до самого прихода старших Кентов. Меряет веранду вдоль и поперек, закутавшись в плед, которым обычно застилают диван-качели. Время от времени, забывшись, подносит ко рту пустую чашку. После чего принимается матюкать Ола с новой силой. Ну что у пацана за манечка шпионить за ними? Лучше бы вон Discovery смотрел. Заодно умные дядьки б разъяснили парню об инстинкте размножения.
Лекс грустно вздыхает. Кларк при всех своих талантах на умного дядьку в этом вопросе ну никак не тянет. Он же при слове «минет» до сих пор краснеет. Ох, чувствует Лекс что он там сейчас пацану наобъясняет! Хорошо, если тот импотентом не останется…
В десятом часу наконец-то возвращается Марта с муженьком. Опять в какую-то оперу ходили. Что-то зачастили они туда в последнее время. И Джонатан по этому поводу совсем ворчать перестал. Лекс носом чует тут какой-то подвох. Но он замерз, устал и дико хочет чаю. Поэтому вместо того, чтоб нападать на родителей Кларка с каверзными вопросами, просто просачивается в дом, прикрываясь Мартой, как ширмой. И сразу кидается к чайнику.
А через минуту мимо него проносится Джонатан – к бутылке. И ворчит что-то о том, что вот так, мол, и становятся нормальные пацаны «гомиками». Лекс просто пропускает ворчанье мимо ушей. Он часто пропускает ворчанье Джонатана мимо ушей. Если бы еще мимо сердца…
Ну вот правда, как стал «гомиком» нормальный парень Оливер Квин? Опять тлетворное влияние Луторов? Или он всё же таким всегда был? Ну, в глубине души… У Квинов есть душа? В школе вроде была. До выпускного класса. До самых садовых ножниц…
Лекс мрачно хмыкает. Гейство – замена душе? Про Кларка, к примеру, такого не скажешь. А про него и Квина? Может, у них всё же есть что-то общее… Гейство вместо души.
Лутор раздраженно швыряет чашку в мойку. Не разбилась. Вот и хорошо. Марта б расстроилась. А Джонатан опять завел бы песнь о Нахлебнике.
Сегодня Лекс долго трет голову в душе. Будто стараясь вымыть из нее дурацкие мысли. Потом долго дрочит, чтоб снять напряжение тяжелого дня. Дрочит остервенело и зло. Будто это и вправду может помочь. И прямо так, не одеваясь, ныряет к Кларку под одеяло. Пролазит под горячую руку. Утыкается в подмышку, прислушиваясь к сонному стуку любимого сердца.
Потому что это единственное – что и вправду может помочь.

[Juliya_Luthor]

10-2

«Утро начинается с рассвета», – так в детстве мама говорила Лексу. Сегодняшнее утро Лекса началось с кошмара.
С Ола.
С Ола в их спальне.
С Ола в их спальне с утренним стояком.
Лекс бы прибил гада, но сбоку из-под одеяла как раз вынырнул заспанный Кларк, а убивать при свидетелях… Не по-луторовски, в общем. Пришлось изображать из себя миротворца.
– Что опять не так, Олли?
– Оно… опять…
– А что, разве дядя Кларк не объяснил тебе вчера, что с этим нужно делать?
– Он не успел. Оно само прошло. А сегодня… вот…
Лекс привычно стискивает зубы. Привычно покрывает Ола матом. Потом на всякий случай покрывает матом Джонатана: так, за компанию. Ну и чтоб потом не отвлекаться. И начинает объяснять пацану «про пестики и тычинки».
– Вот это, Ол – обычный утренний стояк. И переживать по этому поводу тебе абсолютно не стоит. Переживать стоило бы – если б стояка у тебя не было. Вот тогда мы б водили тебя к сексопатологам, тратили бы деньги на «виагру» и всё такое. А теперь мы потратим сэкономленные деньги на мороженое для тебя и, – быстрый уничижительный взгляд на Кларка, – новое масло для Кларка. Чувствую я, оно ему скоро пригодится.
– А…
– Стояк – это такая реакция организма, Ол. Нормальная, здоровая реакция. Как голод. Или желание справить нужду. Только немного иного свойства. Стояк появляется, когда ты возбужден. Но возбуждение это определенного свойства. То есть когда ты смотришь футбол, ты тоже возбужден, но стояка не возникает. А вот когда ты видишь красивых людей… голых… играющих в определенные игры… Это заводит тебя вот так.
– Но сегодня я не видел…
– Слава богу. Хоть сегодня не подглядывал, – бурчит Лекс себе под нос. И деланно оптимистично продолжает: – Поэтому это и называется «утренний стояк». Он бывает со сна. Во сне ты что-то увидел… этакое… сексуальное… Мозг, возможно, даже не обратил на это внимание, сразу всё забыл. Но тело отреагировать успело. И вот результат. Но это нормальная реакция, это у всех бывает, – Лекс ободряюще хлопает Ола… по локтю.
– Но сегодня оно… болит…
– Всё?
– Яички, – признается шепотом Ол.
– Это от неудовлетворения. Когда ты долго не ешь – желудок тоже болит от голода.
– И чем его кормить?
– В душ сходи. В холодный. Самое то для тебя сейчас. Заодно умоешься там, зубы почистишь. Давай-давай, пока дядя Джонатан не проснулся. А то потом займет ванную на полдня. Ему ж по фиг, что некоторым на работу надо к определенному часу.
Ол выскакивает из спальни почти бегом. Наверно, и впрямь яйца сильно болят. Или скорей непривычно. Лексу почти жаль пацана. Ну да ладно, холодный душ еще никого не подводил.
– Спасибо, – шепчет откуда-то из-под одеяла пурпурно красный Кларк.
– А с тобой, сексуальный воспитатель, мы вечером поговорим, – Лекс укоризненно качает головою. – Провалил ты миссию, провалил. А ведь я в тебя верил…

Вечером по дороге с работы Лекс покупает Олу сборник программ Discovery.

Но лучше б он купил ему аспирин.
– Ол заболел, – мрачно сообщает Кларк прямо с порога.
Лекс для начала всё же раздевается. Относит диск на полку у телевизора. Проходит на кухню. Наученный горьким опытом заранее заваривает чай. И только потом задает вопрос, которого так ждет от него Кларк.
– И что с нашим «золотым» ребенком?
– Простуда. Под холодным душем перекупался. У него теперь кашель, насморк, голова болит…
– Врача вызывали? – прерывает Лекс поток жалоб.
– Мамина знакомая заезжала.
– Что сказала? Жить будет?
– Сказала, через недельку пройдет.
– Так в чем проблема?
– Это всё ты со своими советами! – взрывается Кларк. – Холодный душ! Холодный душ! Ты б ему еще кастрацию предложил!
– Я бы предложил, – шипит в ответ Лутор. – Вот как раз я бы и предложил. Потому что в отличие от тебя – я никогда не был Квину другом! И я не собираюсь учить его как правильно дрочить, мать твою! Это ты должен был сделать. Еще вчера! Но ты в очередной раз сунул голову в песок… А теперь жалуешься, что в этот песок успела сходить по нужде соседская кошечка.
Кларк отшатывается, словно от удара. В какой-то мере так оно и есть. Словесные удары – дуэль по-луторовски. Именно так они валят врагов – Эдж был прав. Более сильных противников Луторы побеждают словами.
Потому что как никто знают, что слова – зачастую больнее ударов.
Лекс резко отворачивается. Черт! Он спустил своего зверя с поводка. И тот цапнул Кларка. До кости – судя по взгляду любимого. И теперь зверь довольно урчит. Пока сердце скулит от вины.
Но Лекс привык идти до конца.
– Кларк, я люблю тебя. Но я никогда не любил Оливера Квина. Тем не менее я согласился принять его в нашем доме… Может, я и не плачу за аренду – но это и мой дом тоже. Ты сделал его моим, введя меня в этот дом. Ты сказал: это мой дом и моя семья. И я тебе поверил. Я верил, что это место, где меня никогда не подставят. Но потом ты привел сюда Квина… Я не буду попрекать тебя этим. Я никогда никого не попрекал в том, на что сам соглашался. Я подписался на это, и это не твоя вина. Теперь уже поздно лить из пустого в порожнее, укоряя друг друга старыми решениями. Мы так решили и точка. Это тот случай, когда говорят сейчас или умолкают навеки. Я перемолчал – и теперь расхлебываю. С Квином вот сексуальное воспитание обсуждаю. Поверь, это достойная кара за мое малодушие. А еще это хороший урок. Не перемалчивать впредь. Поэтому я и скажу тебе… прямо сейчас… то, что, наверное, давно стоило бы сказать…
Лекс делает шумный глоток. Остывший чай горчит. Но жестокие слова еще горше:
– Когда мы брали Ола в наш дом, я предупреждал тебя, что это большая ответственность. Но ты вел себя, как маленький мальчик, который хочет щенка. Клялся и божился, что будешь выгуливать его дважды в день. Дерьмо за ним убирать. Блох вычесывать. И, наверно, ты искренне верил тогда в свои обещания, – Лекс поднимает голову и впивается в Кларка тяжелым взглядом: – Но ты не справляешься, Кларк. Его обучением занимается Марта. Хоть и закончила школу на тридцать лет раньше тебя. Из городских дыр его отлавливаю я. Хотя я б, наоборот, с большим удовольствием запихнул бы его в какую дыру поглубже. Кормит его Марта. О сексе рассказываю я. А где в этой схеме ты, Кларк? В чем твоя лепта? Почему ты пытаешься переложить на меня свои обязанности? Разве я заставляю тебя возиться с мистером Крайти, когда он болен? Я хоть раз отправил тебя за кошачьим кормом? Когда он заблевал полкухни, разве я просил тебя помочь мне с уборкой? Почему же тогда ты навязываешь мне Ола? А когда я пытаюсь помочь – упрекаешь, что помогаю не так. Тогда делай так, Кларк! Только делай, пожалуйста, сам!
С каждым новым обвинением Кларк пятится всё дальше и дальше. Пока не утыкается в стену.
– Я… Прости, я… – Кларк беспомощно закусывает губу. – Извини, мне надо пройтись. Да… Прости…
Лекс обреченно хватается за голову. У его вечернего чая соленый привкус беды.

Следующие четыре дня Кларк буквально не отходит от Ола. Он носится с ним так, как ни одна кошка не носится со своим котенком. Может, это чувство вины. Может, в нем проснулась ответственность.
А, может, он просто хочет доказать Лексу, что тот не прав.
На пятый день осунувшаяся от беспокойства Марта силком утаскивает сына спать. Будь ты хоть трижды суперчеловек, но долго без сна не может ни одно живое существо. Поэтому Марта настаивает. И Кларк сдается.
По иронии судьбы именно в эту ночь у Ола случается криз.

Лекс вовсе не собирался проверять, как там маленькая зараза. В буквальном смысле – зараза. С ним теперь и одним воздухом дышать-то опасно. Так что нет, он даже и не думал к нему заходить. Так, проходил просто мимо… Воды попить хотел. Да, точно. Ну и что, что кухня в другой стороне? Он хотел воды из-под крана! А тут эти всхлипы…
Олу было очень плохо. А еще страшно. Очень-очень. Он болел впервые в жизни. К тому же, выращенный в тепличных условиях, Ол плохо ориентировался в житейских мелочах. Для него эта болезнь совсем не была обычной простудой.
Наверно, всё дело в том, что простые дети сталкиваются с болячками с первых дней жизни. С молоком матери впитывают, можно сказать. Вместе с иммунитетом от кори и коклюша они получают иммунитет от страха.
У Ола не было детства. Ни кори, ни коклюша. Только телепередачи Джонатана и сериалы Марты. А в них даже банальный грипп сопровождался страшной агонией. Поэтому столкнувшись с болезнью в реальной жизни Ол испугался. И все заверения Кентов – что вот-вот и «тебе, малыш, станет лучше» – пока что никаких подтверждений не находили. Несмотря на всю умильность Мартиной улыбки легче Олу не становилось. Даже наоборот.
А тут еще и Кларк его бросил. Что, надоело играться в доброго дядюшку? Или просто в глаза смотреть стыдно стало? Или не стыдно… Не молиться ж – дрыхнуть пошел. Он там спит себе сейчас преспокойно, скотина, а бедный Ол тут умирает. Совсем-совсем умирает. Один одинешенек. Никто даже за руку не подержит. Не закроет глаза прощальным поцелуем…
Всхлипы сменились отчаянными рыданиями.

Больных людей тяжело ненавидеть. И чем тяжелей болезнь – тем тяжелей ненавидеть. Лекс это ясно осознал, когда разглядел в темноте спальни жалкий рыдающий комочек. Причем рыдал он ртом – из-за заложенного носа. Весь какой-то опухший, помятый. В этом Оле ничего не было от Квина. Зато было что-то от самого Лекса. Маленького Лекса, в очередной раз брошенного на экономку, потому что «мамочка с папочкой очень заняты, сынок».
Неправда, что у мужчин нет родительского инстинкта. Просто он просыпается позже. Часам этак к двум ночи. Зато уж когда проснется…
Лекс обреченно вздохнул и, запретив себе думать, мыслить даже, – просто нырнул под одеяло.
Поначалу, заполучив наконец-то благодарного зрителя, Ол разрыдался еще горше. Но видя как недовольно нахмурился Лекс – тут же закусил губу и приказал себе дышать ровнее. И заодно прижаться поближе. Жаль, что нос не дышит – можно было бы еще уткнуться носом в шею… Нет, носом в шею просто необходимо. И руками вцепиться покрепче – чтоб уйти не вздумал. И ногою, ногою обвить его ногу – чтоб уж наверняка.
– Придушишь.
Но в ответ лишь довольное сопение. «Черт с ним», – обреченно решает Лекс. Плевать, что руку отдавил. Что от горячего дыхания в шею – мурашки по коже. И нога его тоже немного не к месту. Зато молчит. Уже слава богу!

[Juliya_Luthor]

10-3

Дежавю. Красивое слово, обозначающее, как правило, ужасную гадость. Но гадость знакомую. Вот, например, утренний стояк у Ола – разве не знакомая гадость?
– Мне надо в душ, – хрипит Ол и стыдливо пытается отодвинуться подальше.
Лекс окидывает парня сонным взглядом из-под ресниц. Вроде, ему лучше. Может, Лексов иммунитет заразен? Тьфу ты, в смысле животворящ? Во всяком случае дышит он носом. И глаза не красные. Хоть он и пытается сейчас не встречаться взглядом с Лексом. Но Олу определенно лучше.
А вот после холодного душа станет определенно хуже. И тогда Кларк точно его прибьет. Тут уже ни один Лутор отмазку придумать не сможет.
Лекс хочет тяжело вздохнуть – но вместо этого протяжно зевает. Блин, он не выспался. Опять. Он не высыпается почти неделю. Потому что Кларк уже пятую ночь не приходит в их кровать. Дернул же черт Лекса на откровения! Вот, целибатничай теперь. Куда проще было покаяться и сделать вид, что стыдно. Ну, принес бы пацану пару раз горячего чаю. И получил бы от Кларка благодарственный поцелуй… Теперь поцелуя он дождется разве что от Ола.
Кстати, об Оле.
– Никаких душей. Ты еще не окреп для душа. Тем более холодного.
– Но… он… ну, опять…
– Есть другой способ.
И Лекс решительно запускает Олу руку в штаны. Совесть еще не проснулась, значит, можно делать «утреннюю гимнастику», не отвлекаясь на посторонних. Даже на Ола можно не отвлекаться. Потому что парень, кажется, онемел от потрясения. Молча давится воздухом и закатывает глаза в экстазе.
Лекс тоже прикрывает глаза. Да, так даже лучше. Когда не видишь. Можно представить, что это Кларк. Хотя у Кларка не такой… Побольше… Потолще… Но этот – какой-то… изящный. И так удобно ложится в руку. Кларка так сразу и не обхватишь. А этот…
Лекс отрывается от Олова члена и тянется к тумбочке. Масло шиповника – отличная штука. Скользкая главное. И прежде чем Ол умудряется выудить из мозга хоть одно слово протеста из-за расставания с рукою Лекса – рука уже снова ныряет в штаны.
На этот раз всё даже лучше. Легче. Проще. Глаже. Лекс снова прикрывает глаза. И понимает, что это он зря. Богатое профессиональное воображение тут же рисует ему всё, что скрыто одеялом. Зато ощущается рукой. И буквально отпечатывается в мозгу.
Вот здесь у него волоски. У самого основания. Мягкие. Щекочут.
Вот здесь член немного загибается вверх.
Вот тут набухшая венка. Одна из многих… Но самая толстая… Приятно дразнит ладошку. А еще эта вена очень уж уютно ложится в линию жизни на Лексовой ладони. Будто две эти линии на их телах – грани конструктора. Детского. Но на всю жизнь… Лекс невольно задерживается на венке дольше. Массирует ствол. И подымается выше.
Вот она – крайняя плоть. Как бархат. Как хренов бархат. Розовый? Или другого оттенка? Какого цвета член его школьного недруга? Лекс вдруг понимает, что ему просто необходимо это узнать. Вот прямо сейчас. Пока рука не дошла до головки. И в порыве какого-то отчаянного безумия он откидывает одеяло. Резко распахивает глаза…
Бежевый. Розовато-бежевый. С яркой кораллово-розовой головкой. Блестящей от смазки.
Лекс видит всё. Четко и ясно видит всё. От впадинки уретры до пресловутых волосков. Блондинистых волосков у самого основания. Лекс видит и чувствует. Как дрожит член в его руках… Как сочится смазкой головка… Как напрягаются бедра…
И как Ол кончает.

– Вот теперь можешь идти в душ. Только в теплый. И постель потом поменяешь. А то еще Марта увидит… Эй, ты чего? Онемел что ли от счастья?
Знал бы, что этим кончится – Лекс и на минет бы не поскупился.
– Ты… Ты сейчас…
– Это называется «дрочить». Все парни делают это.
– О боже!
– А вот Бог, если верить священникам, этого как раз не делает. И это очень странно, если уж мы сделаны по его образу и подобию… И если уж всё в природе имеет свое предназначение… То есть получается у Бога есть член. Член этот способен испытывать удовольствие. Но Бог им не пользуется. Хм, – Лекс поспешил заткнуться. Потому что Ол слушал с таким восторгом – с каким никогда не слушал Марту.
Господи, о чем он толкует пацану? А если он потом к маме-Кент за разъяснениями полезет? Или, не приведи Господь, к Кларку… Лекса аж передернуло от такой альтернативы.
– Так, хватит с тебя религиозных дискуссий. А ну марш в душ. И, Ол, – окликает Лекс парня уже в дверях, – не говори никому как именно я учил тебя дрочить.
– Это будет наша маленькая тайна? – Олли просто светится от счастья.
А вот Лекс вдруг мрачнеет, как туча. Из голоса разом пропадает вся легкость и беззаботность. Только шипящее предостережение змеи:
– Просто не говори.

Лекс успевает допить вторую чашку чая, когда Кларк наконец-то спускается к завтраку. Кент тоже светится от счастья. «Тоже подрочил с утра?» – цинично язвит про себя Лекс. Он немного ревнует. За всё то время, что они вместе, только он мог вызвать на губах любимого такую улыбку.
А теперь ее вызывает Ол.
– Ему уже лучше! Покашливает немного, но нос не заложен. И вообще! Ну ты прикинь!
– Рад за него, – бурчит Лутор, злобно вгрызаясь в яблоко.
– Да ладно тебе, – снисходительно усмехается Кларк. И хитро щурится: – Я знаю, что ты просидел с ним всю ночь.
«Пролежал», – хочет поправить Лекс, но кусок яблока вдруг встает ему поперек горла.
– Кхм… Гм… Хххы… Откуда?
– Он рассказал.
«Прибью заразу».
– Это так мило с твоей стороны.
«Ага, всё-таки про утро не знает», – Лекс позволяет себе выдохнуть.
– Я вообще… милый…
«Особенно, когда отосплюсь и соображать начинаю».
– Угу. Очень милый.
Кларк медленно перегибается через стол. Слизывает малюсенькую яблочную дольку с краешка Лексовых губ. И накрывает его рот своим.
«Ага, благодарственный поцелуй. Наконец-то».
Лекс ныряет в поцелуй, как в омут. И будто слюна – цунами. И его вдруг сносит. Накрывает. Штормит.
– Я соскучился, – шепчет Кларк.
– А я без тебя просто рехнулся.
«Вон, уже Олли дрочу по утрам. Что это, как не признак сумасшествия?»
– Сейчас родители спустятся…
– Мне на работу пора…
И снова – объятие губ. Смешение дыхание. Слияние сердец. В унисон. Вся жизнь – в унисон…
– Вечером, – наконец отодвигается Лекс. – Мне правда надо в редакцию.
– Не задерживайся сегодня.
– Да ни за что на свете.

Если разобраться школьные спектакли – неплохая вещь. Во всяком случае, здесь нет напряга. Фоткаешь счастливых родителей – и не ждешь удара в спину.
А еще сюда можно прийти всей семьей. То есть вместе с семейным клонированным довеском. Это идея Лоис. И Лекс ей это еще припомнит.
– Парню нужно общение. Социально-культурная адаптация. Нельзя всё время держать его взаперти. Вспомните, что с ним было, когда он случайно выбрался на улицу. Просто на улицу! Тут же умудрился влезть в неприятности! – «И Лекса в них втянуть». – Ему необходимы элементарные социальные навыки.
– Ну, я даже не знаю, – тянет Кларк. – А вдруг его кто-то узнает? Он слишком вырос… Уже не ребенок…
– Вот-вот, уже не ребенок. А ведет себя как дитя. Такое поведение кидается в глаза. Нужно с этим что-то делать. А на счет внешности… Пфф, Кларк, это же средняя школа. Да еще на окраине. Вряд ли кто-то из местных школьников был знаком с миллиардером Оливером Квином.
– Они могли видеть его в газетах…
– Газеты и телик – это не то же, что и живое общение. Ты даже не представляешь как камера изменяет людей. Я тебе это как журналист говорю! Давай соглашайся. Это твой последний шанс. Или будишь выводить его в свет сам. Без моей и Лексовой поддержки.
Лексовой поддержки?! Да с какой это радости? То есть гадости? То есть… Не согласен он, в общем. Лекс уже открыл было рот, чтобы высказать зарвавшейся нахалке всё, что он о ней думает – и наткнулся на взгляд Кларка. Ути, мой щеночек! Какие у нас глазки! Как они на нас смотрят… И Лекс понял, что «поддерживать» всё-таки придется.
Хотя особо напрягаться не пришлось. Ол вел себя образцово. Этакий пай-мальчик. Не крутился. Не лез с вопросами. А главное – фотографировать не мешал. Так что Лекс спокойно занимался любимым делом, Лоис щебетала с теткой, Ол ел попкорн, а Кларк улыбался горделивой улыбкой отца семейства. Семейная идиллия, мать вашу.
И всё-таки Лекс был рад. Потому что всё и впрямь было по-семейному. Тихо. Благочинно. Уютно так. Лекс даже как-то размяк.
И после школьного спектакля позволил затащить себя на аттракционы.

В этом разговоре тоже виновата была Лоис. Она вообще весь этот вечер была виноватая. Во всем. Но в этом – особенно. Плевать, что разговор о семейном психологе завел Кларк. Виновата всё равно была Лоис.
– Ну ты пойми, Кларк, в детстве мы сознательно культивируем некоторые дисфункции, потому что считаем их необходимыми для нашего выживания. Все наши «взрослые» предпочтения формируются в пубертатный период. И вообще…
– То есть я пошел в футболисты, потому что в детстве родители не купили мне настольный футбол, и теперь я стремлюсь это компенсировать?
– Ну, что-то вроде…
– А Лекс живет со мной, потому что в школе был влюблен в капитана футбольной команды? – хитро улыбается Кент.
Лоис становится в боевую стойку… Но тут вдруг вмешивается Лекс.
– По-моему, пора вытащить Ола с этой карусели, пока он не проблевался.
Кларк тут же кидается к аттракциону. А Лоис впивается в Лекса испытывающим взглядом. Рентгеновским просто.
– Не понравился вопрос, Лекс? Или… ответ…
– Хочешь газировки, Лоис? Я принесу, – и Лутор стремительно ныряет в толпу.
Возвращается он уже спокойным и собранным. Чертовски спокойным и дьявольски собранным. Он снова в маске. Он нечитаем. Непроницаем. Никто никогда не догадается…
– Капитаном школьной футбольной команды был Оливер, да? – задумчиво интересуется Лоис, разглядывая носки своих туфель.

URL записи

[Juliya_Luthor]

11-1

04.12.2010 в 01:10

Пишет  dora_night_ru:

Работа на дом – 11
Ох, наконец-то я закончила эту часть. Знаю, что долго тянула, но «институт, экзамены, сессия». Плюс новая работа. Однако вот - домучала. Господи, как же я рада!

Название: Работа на дом
Сиквел к «Да это ж сенсация, мать вашу!»
Автор: dora_night_ru
Фэндом: Тайны Смолвилля
Пейринг: Лекс/Кларк
Дисклеймер: Все права на персонажей сериала принадлежат не мне. Кому – не помню. Но точно не мне.
Рейтинг: NC-21 (за упоминание событий предыдущей части)
Жанр: AU, ангст, экшен
Warning: будет нецензурная лексика – впрочем, как всегда.
Саммари: хотеть и получать - совершенно разные вещи...


Сейчас ноябрь, но все каналы уже твердят, что «праздник приближается». Вот только Ол не знает – что такое «праздник». В его жизни не было праздников. Как всякий ребенок, взращенный на телевизоре и дочери его Рекламе, Ол отлично разбирается в подарках. Знает, что девушки любят, чтоб было «волшебно» и «гламурно», а парням необходимо дарить подарки «для настоящих мужчин», которые почему-то «не потеют ни при каких обстоятельствах». Всё это Ол знает. Не знает только, что такое «праздник»… Не было праздников в его убогой ускоренной жизни.
Но сегодня, в этом занюханном стареньком парке аттракционов, среди отвязных пацанов с пивом и разбитных девиц с окраины, среди скрипящих старых каруселей и прогорклого попкорна, среди разбитых фонарей и попахивающих биотуалетов – Олу почему-то кажется, что он понял наконец, что же такое праздник. Просто праздник. Без наигранного рекламного пафоса. Без дешевой мишуры и лживых улыбок.
Праздник – это свобода. Без стен и гардин на окнах. Без миссис Кент, умильно следящей за каждым шагом. Без мистера Кента, со лживой улыбочкой указывающего что и когда делать. Без Кларка…
Впрочем нет, без Кларка пока не получается. Но Ол что-нибудь придумает. Обязательно. Только попозже. А пока можно и с Кларком. Пока Лекс рядом – можно и с Кларком.
А Лекс рядом. Спокойно идет рядом. И от него пахнет, как от настоящего мужчины. Ол понятия не имеет – как пахнет от настоящего мужчины, но точно знает, что именно так. Лексом. Лекс хвойный и цитрусовый. Лекс пахнет солнцем. И человеческой кожей. Нагретой солнцем человеческой кожей. Сейчас, накануне зимы, этот запах манит Ола особо. Затягивает буквально. И не желает отпускать…
Ну, разве что в Королевство кривых зеркал.
– Господи, Кларк, да не попрусь я туда! Мне что, пять лет? Ол хочет – пусть Ол и идет! А меня подобная хрень не вставляет! Ну, и ты иди… Да-да, вперед! А я для своих двух долларов найду применение получше…
Но с Кларком всё не так. С Кларком Королевство – это просто комната. С грудой кривых жестянок, отполированных до блеска. Обоссанная по углам. С Кларком всё совсем не весело. И Ол ныряет в первую же щель в стене. Сейчас он выберется назад и скажет Лексу, что Кларк попросил их не ждать. А потом затащит его на колесо обозрения. И целых три минуты – только вдвоем! Просто надо поторопиться…
– Мистер Квин.
Ол испуганно охает и отшатывается к стене. Мозг выдает информацию кусками. Выталкивает ее толчками. Будто прибой – пустые бутылки к берегу прибивает. Такие же пустые, как мысли Ола.
Незнакомец. Бледный. Длинный. Щетина. Круги под глазами. Пальто. Зеленое. Пальцы. Тянутся.
– А-а-а…
Чужая рука успевает зажать Олу рот. «Пахнет лабораторией», – всплывает в мозгу. Не той, где он был. Другой. Но именно лабораторией, Ол в этом уверен.
– Мистер Квин, пожалуйста. Это я, Гарднер…

Ол засыпает прямо в машине – не потому что устал. И жмется к горячему телу рядом – не потому что замерз. Ол засыпает – чтобы не помнить. И жмется в поисках защиты. Жмется к Лексу.
Всё-таки Кларк – счастливая сука: как же классно засыпать рядом с Лексом! Как тепло и уютно засыпать рядом с Лексом. Спокойно. Надежно. Солнечно… Моё ночное солнышко! У тебя такая гладкая шелковистая кожа. Мягкая. Горячая. Родная… Ол с удовольствием попробовал бы ее на вкус, но… За рулем сидит Лоис, а рядом примостился Кларк. Поэтому Ол просто проводит носом по кадыку и сильнее вжимается в Лексову руку. Да, вот так. Теперь бы заснуть. Чтобы не помнить.
«Вы – Оливер Квин… Вы обязаны вспомнить… Квин… Ваша компания… Отец оставил Вам… Всё! Оливер Квин…»
Лекс. Лекс Лутор. Пахнет солнцем и мандарином с рождественской елки (Ол видел такое в рекламе). Лекс – рядом. Остальное – не в счет. Просто надо забыть. А кусочек бумажки с номером телефона, сунутый незнакомцем в его карман – сжечь и развеять пепел. И просто не помнить. Когда рядом Лекс, это действительно просто – не помнить всё, что не касается Лекса.
Жаль только, что всё так быстро кончается. Даже дорога домой.
– Осторожно, не разбуди.
– И что ж мне его теперь – на руках как новобрачную тащить?
– Лекс, ты неисправим.
– Скорей не всесилен.
– Хорошо, я понесу, ты – открывай двери.
Ол пытается удержаться от недовольной гримасы. Нет, нельзя, Лекс заметит. Но эти руки… Ол не хочет, чтоб его касались эти руки. Впрочем, те руки тоже рядом. И даже время от времени придерживают голову. А потом…
– Я его нес, значит, тебе раздевать…
– Вот еще!
– Тшш! Раздеть, а не разбудить. Да ладно тебе, Лекс, чего ты там не видел? Я в душ.
Тишина. И запах Лекса. Рядом. Потому что Лекс рядом. Потому что его руки скользят сейчас по твоему телу. Соскальзывая на кожу. Стягивают рубашку… джинсы… И при этом обхватывают запястья и лодыжки – также как сегодня утром обхватывали член. Нежно, но властно. Уверенно. Твердо. До дрожи в животе.
Ол хочет вдохнуть. Но кислород вдруг куда-то делся из этой Вселенной. Интересно, а во рту Лекса хоть что-нибудь осталось? Если вжаться в его рот губами – им хватит дыхания? Одного на двоих…
Ол инстинктивно тянется вперед – и натыкается на воздух. Лекса в комнате уже нет. Смылся втихомолку, оставив вещи валяться комками на полу.
Ушел.
Нет! Ол решительно спрыгивает с кровати. Сон как рукой сняло. А возбуждение осталось. И Ол идет… в душ. Да, в душ. Туда ведь надо ходить, когда член пульсирует и готов плеваться жидким огнем? Поэтому он идет в душ. В душ Лекса…
Одна дверь из коридора. Другая – в спальню. Очень удобно, когда надо подслушать. Или даже подсмотреть. Увидеть. Всё. Каждую капельку пота. Каждую мышцу, по которой эти капли бегут. Каждый толчок, который заставляет сжиматься эти самые мышцы… Всё. Даже розовое колечко сфинктера между Лексовых ягодиц.
У Ола, наверно, такое же. И у Кларка, наверно, такое же. Наверно, в такое вот колечко Лекс сейчас и вгоняет свой член. Со стонами и вскриками. До седьмого пота. Блестящего в лунном свете. Раз за разом. Туда и обратно. Впившись пальцами в ягодицы. Почти падая Кларку на спину. Раз за разом. Туда и обратно.
И, толкаясь в собственный кулак, Ол не знает, чего бы он хотел больше: чтоб Лекс толкался в него… раз за разом… туда и обратно…
Или чтоб он сам… владел Лексом…

Прискорбно, конечно, признавать такое, но материальное зачастую всё же превыше духовного. Проще говоря: хороший (нет, даже отличный) материальный секс зачастую всё же перевешивает духовные моральные принципы. И хоть принципы луторовские – но секс-то с Кларком!
Так что после чудной ночи Лекс пребывает в благостном настроении, несмотря – а вернее плюя с высоты «Дэйли-Плэнет» – на Джонатана с его подколками и Ола с его нытьем. Пусть себе нудят, сколько угодно, а Лекс и дальше будет попивать свой чаек с улыбочкой чеширского кота. И можете завидовать, придурки!
Марта, кстати, тоже улыбается как-то слишком уж благостно. Что-то странно на нее опера действует. Не может нормального человека так вставлять от «Севильского цирюльника». Или может? Интересно, а это наследственное? Может, стоит и Кларка в оперу сводить? Не то чтобы Лекс был чем-то недоволен… Но ведь нет предела совершенству, правда?
Лекс пьет чай и улыбается собственным мыслям. А Ол давится кашей и левой рукой массирует затылок, пытаясь унять непонятную головную боль. Может, стоит попросить у Марты таблетку? Или просто надо выспаться? Он отвратительно спал этой ночью. Да, считай, и не спал вовсе. Скорей, сам себя изводил… Причем, Ол сам не понимает – как и отчего так вышло. Зато точно знает, что повторения такой ночки не желает ни за какие коврижки. У него даже желудок с ночи ноет. Тупой противной болью. Поэтому он и давится склизкой кашей. Но овсянка тут не поможет. Потому что Ол откуда-то точно знает, что это всё от нервов. А нервы отчего?
Ол раздраженно швыряет ложку на стол и сжимает виски обеими руками. А Лекс продолжает пить чай как ни в чем не бывало. Ну что тебе стоит, скотина?! Просто подойти… приобнять… чтоб я окунулся в твой запах… чтоб все болезненные мысли растворились в стуке твоего сердца… Чтоб я успокоился наконец. Хотя бы на день. Хотя бы на час… Так нет же! Сидит и делает вид, что не замечает, как мне плохо. Лыбится, как мартовский кот. Точно, кота б своего ты пожалел. Кот тебе дороже меня. Вот бы его…
Великие планы спугивает появление Кларка. Этот тоже здоров и весел. И даже напевает что-то себе под нос.
Мельком заглядывает в отцовскую газету.
– Северный штат из шести букв – это Аляска, пап.
Играючись достает Марте какую-то банку с верхней полки.
– А можно и мне овсяночки, мам?
Как-то по-особенному переглядывается с Лексом.
– Подбросить тебя на работу?
И зачем-то лезет обниматься с Олом.
– Как спалось, дружище?
Ол вдруг отшатывается, зажимает рот рукой и кидается к раковине. Его тошнит. Буквально тошнит. От Кларка.
Краем сознания Ол слышит, как за спиной испуганно гомонят Кенты. Что-то о последствиях его простуды. А боковым зрением подмечает, как Лекс возится с заварником. Кажется, готовит ему чай. Угу, с имбирем.
А Ол врубает воду на всю и сует под нее голову. Чтоб скрыть злые слезы.
Сегодня, в это солнечное приветливое утро, он ненавидит Кларка Кента. До слез и рвоты ненавидит Кларка Кента.
Потому что сегодня Кларк пахнет Лексом. Этот Кларк пахнет его Лексом…